жизненного пути которого был определен докладом Павлова «Естествознание и мозг» (1909), отмечает своеобразный стиль руководства Павлова. «Хотя Павлов никого из сотрудников как будто и не учил, никому не давал программы и плана подготовки, вся обстановка лаборатории была такова, что нельзя было не работать с напряжением всех сил. За три года работы в лаборатории Павлова я настолько стал понимать физиологию всех отделов, что чувствовал себя подготовленным к любой работе. В этой системе притягательно действовал пример стиля работы самого Павлова, и редкая научная школа могла похвалиться таким количеством учеников, как павловская.
Спорить с Павловым было трудно. Если он твердо был убежден в правоте какой-либо мысли, то всякое возражение считал недомыслием. В своих нападках на противника он использовал весь арсенал ораторского искусства – логику, насмешку, сарказм, презрение – все что угодно, чтобы разбить противника… Это создавало впечатление односторонней нетерпимости. Но такая оценка Павлова была бы совершенно неверна» [43].
Н.К. Кольцов лично убедился в неверности слухов о нетерпимости Павлова к критике. Под влиянием встреч и бесед с Кольцовым Павлов публично признал ошибочность своего вывода относительно наследования условных рефлексов. «Эта история с наследованием условных рефлексов, – писал Кольцов, – послужила толчком для Ивана Петровича обратить внимание на
