Версия для печати

РАНо радоваться

На днях Дмитрий Медведев выразил удовлетворение ходом реформы, призванной «отделить управление имуществом от управления собственно научными процессами». Петербургское научное сообщество восторгов премьер-министра не разделяет

Журналы под честное слово

Итоги года реформы Российской академии наук, подведенные в Эрмитаже на декабрьском заседании президентского Совета по науке и образованию, удивили. В том числе и приятно: президент еще на год продлил мораторий на сделки с академическим имуществом. А ведь после того как в сентябре 2013 года закон № 253-ФЗ (в народе – «О реформе науки») забрал у РАН ее имущество и передал его в ведение управленцев из Федерального агентства научных организаций (ФАНО), хозяйственный вопрос оставался одним из самых болезненных.

Образцово-показательный пример неловкости такого разделения в Петербурге – Библиотека академии наук, недавнее 300-летие которой отметили чрезвычайно скромно. «Как научно-исследовательский институт библиотека отошла в ФАНО, – говорит директор БАН Валерий Леонов. – Прежде мы были при Президиуме РАН, а теперь оказались в неопределенном состоянии».

Мораторий на передачу имущества в ведение ФАНО эту «неопределенность» пока только усугублял: у библиотеки «заморожена» стройка нового книгохранилища. Кроме того, теперь и комплектование фондов зависит от управленцев.

– Раньше информационно-библиотечный совет РАН распределял средства, – говорит Валерий Леонов. – И мы могли ориентироваться, сколько выделим на книгообмен, на покупку периодики, на реставрацию (о пострадавших в пожаре 1988 года фондах уже все забыли). Теперь все деньги – у ФАНО, и мы должны доказывать агентству потребность в тех или иных книгах, журналах, электронных ресурсах.

Деньги на 2014 год библиотека от ФАНО получила – но только в сентябре. А до того заграница высылала библиотеке научные журналы и электронные базы под честное слово.

Директор Пулковской обсерватории Владимир Степанов сетовал на вандализм (парк при обсерватории общедоступен) – учреждение заждалось обещанных от ФАНО трех миллионов рублей на охрану территории. Приходящую от ФАНО документацию, которую требуется заполнить «вчера», директора НИИ измеряли в килограммах.

Митингов «в защиту науки», подобных прошлогодним, не было, но научное сообщество не скучало. Из последнего:ФАНО затеяло было создавать комиссию, которая определяла бы эффективность работы институтов, и объявило интернет-голосование по кандидатам – «в целях изучения мнения».

Совет по науке при Минобрнауки назвал голосование «профанацией», а в Сети разошлось письмо одного из кандидатов, академика А.А. Саркисова, лауреата премии «Глобальная энергия», руководителю ФАНО М.М. Котюкову: «Прошу исключить меня из объявленного по Интернету голосования /…/ Посоветовал бы Вам приостановить этот бессмысленный процесс». Процедуру сетевого голосования в сообществе охарактеризовали как дурацкую (она допускала банальную накрутку голосов), а Совет по науке укорил чиновников: мол, таких глупостей не было бы, если бы при агентстве был сформирован Научно-координационный совет, как сказано в постановлении Правительства РФ.

Правда, почти впритык к заседанию президентского Совета ФАНО издало-таки приказ о создании Научно-координационного совета. Но и этот НКС ученые сочли «декоративным». В большинстве там академики да директора НИИ, они будут осторожничать, опасаясь за свои коллективы.

Реформа РАН теперь проходит еще и на фоне западных санкций, и российским ученым постоянно напоминают: «Давайте инновации, страна на вас смотрит!». Поэтому продление моратория одни сочли поблажкой, а другие – хорошей миной при плохой игре: дескать, за год ФАНО попросту не разобралось с имущественными вопросами.

Назад к здравому смыслу?

Евгений Александров, доктор физико-математических наук, действительный член РАН, председатель Комиссии по борьбе с лженаукой, считает пролонгацию моратория «достижением со стороны ученых»:

– Ко всему, что происходит сейчас с Академией наук, я отношусь крайне настороженно, и потому считаю любое промедление в этих реформах попыткой вернуться к здравому смыслу.

Евгений Александров был на прошлогодних петербургских митингах против реформы РАН и за год мнения своего не изменил:

– Дело науки перешло в руки бюрократов, чиновников, ничего не понимающих в науке и пытающихся в меру этого своего понимания, а точнее, непонимания, рулить. Главная беда в том, что на этой волне вверх поднимутся самые шустрые, хитрые и ловкие, а не самые умные и умелые. Бюрократия плодит бумаги, чиновники мыслят отчетами и цифрами, а наука живет интуицией и озарениями.

К ученым не прислушаются?

Содержание заседания президентского Совета в Эрмитаже обобщил Давид Эпштейн, доктор экономических наук, главный научный сотрудник Северо-Западного НИИ экономики сельского хозяйства РАСХН (согласно реформе Академию сельхознаук, как и Российскую академию медицинских наук, сливают с РАН):

– Прозвучало три позиции. Первую высказал Андрей Фурсенко: реформа прекрасная, за исключением мелких шероховатостей идем семимильными шагами, вот проведем реструктуризацию институтов РАН – и будет замечательно. Это чиновничья позиция, советник президента и должен примерно так высказываться. Вторая позиция – противоположная, ее высказал президент РАН Владимир Фортов. Он сказал, что если главное достоинство реформы лишь в том, что никто не пострадал (озвучивались такие «плюсы»), то стоило ли ее затевать? И стоит ли проводить реструктуризацию и объединение научных учреждений, если до сих пор непонятно, с какой целью и как. Кроме того, президент РАН обратил внимание на колоссальный ляп в законе о реформе РАН: академию обещали не отстранять от управления наукой, но в законе это сформулировано: «с учетом мнения РАН», а к этому мнению можно и не прислушиваться. Потому Фортов предложил принцип двух ключей, как к ячейке в банке: одним ключом не открыть; решение должно быть принято при согласии ФАНО и РАН. Третью позицию высказал на совете руководитель ФАНО – в стиле «будем выполнять, что велят».

Оптимизация под корень

Как считают сотрудники академических институтов, мораторий мораторием, а «пушки наготове»: «реструктуризацию и оптимизацию» они переводят, как «экономию». И не радуются обещанному научным сотрудникам удвоению зарплат – при «оптимизации затрат» повысить зарплаты можно только за счет сокращения коллективов.

– В государстве есть органы, за что только не ответственные, – продолжает Давид Эпштейн. – Вплоть, наверное, до выдирания и лечения зубов у членов правительства. Но нет единого органа, отвечающего за инновационную политику в стране. У министерств по три десятка приоритетных направлений, но направления «инновационное развитие» нет. Нет того, что в советское время называлось Государственным комитетом по науке и технике. А раз нет – виноватой за слабость инновационного развития сделали науку, причем фундаментальную. Хотя она-то менее всего в этом виновата, ибо инновационное развитие – это в первую очередь задача бизнеса и государственных органов управления экономикой, а потом – прикладной науки и учреждений инновационной инфраструктуры. Фундаментальную науку и РАН нагружают все больше, а штаты сокращают и финансирование не увеличивают.

Глава ФАНО М.М. Котюков сам же и озвучил цифры: из 860 млрд рублей, выделенных на российскую науку, в систему РАН ушло чуть больше 10%, тогда как публикационная активность, то есть научная продуктивность академических институтов, – больше 50% из объема достижений во всех научных учреждениях страны.

Научная спецоперация

Конечно, и в научном мире у реформы имеются свои сторонники. Директор «Курчатовского института» Михаил Ковальчук (сейчас он возглавляет и физфак СПбГУ) объясняет свою позицию стратегическими задачами:

– Вся система организации науки и образования в мире – против междисциплинарности. Возьмем РАН: в ней есть все – химия, биология, физика и т. д. Десять отделений. Но между ними – барьер, китайская стена. У каждого свои деньги, журналы, институты, семинары и конференции.

По мнению Ковальчука, Россия – «первая страна в мире, которая провела глубокое реформирование своей научно-образовательной системы с нацеливанием на междисциплинарность», а реструктуризация академических институтов как раз в русле этой идеи. Но вот коллеги в этот дальновидный подход не очень верят.

– Реформа затевалась как спецоперация, все решалось в течение недели – даже президент РАН о ней ничего не знал, – обращает внимание Евгений Александров. – А науку в режиме спецоперации не реформируют. Тут надо действовать осторожно и вдумчиво.

– Я пока на примере своего учреждения вижу, как разрушается преемственность, – комментирует директор БАН Валерий Леонов. – В свое время академик Л.А. Арцимович говорил, что в России есть две структуры, которые невозможно реформировать: Церковь и Академия наук.

Что до моратория, то относительно его смысла есть еще одно интересное соображение:

– С января 2015 года вступают в силу изменения в Трудовом законодательстве, в разделе о науке, – напоминает Давид Эпштейн. – Предельный возраст директора НИИ будет 65 лет. Есть возможности пролонгации, но очевидно, что начнется массовая смена руководства институтов. На руководящие должности придут молодые, они спорить не будут – и тогда провести можно будет многие изменения, которые сейчас вызвали бы протест.

Экстаблог.рф, Александр Шеремет