Версия для печати

Интервью c директором РФФИ: О новых конкурсах РФФИ

«Нам хочется видеть некую фундаментальность и в этих проектах»: о новых конкурсах РФФИ

Интервью c директором Российского фонда фундаментальных исследований Олегом Белявским

Какие вопросы ставят перед юристами достижения современной науки, как нужно регулировать международные научные проекты, соотносятся ли исследования генома человека с законом о защите персональных данных, а также чем новые грантовые конкурсы Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) по правовому регулированию отличаются от других, в интервью Indicator.Ru рассказал директор РФФИ Олег Белявский.

— РФФИ объявил новые конкурсы по тематике правового регулирования. Расскажите о них подробнее.

— Эти конкурсы объявлены в нашем фонде в порядке реализации первой программы гуманитарных исследований, которая целиком посвящена праву применительно к высоким технологиям. Она так и называется — «Правовое обеспечение развития науки и технологий». Она призвана устранить несоответствие уровня и содержания исследований в области права уровню, достигнутому современными технологиями. Такие новые сущности, как криптовалюта, технологии распределенного реестра, комплексы метаданных, требуют проведения исследований, касающихся гражданского, налогового права, регулирования финансового и валютного рынков.

Последние достижения генетиков и биотехнологов, в частности в изучении генома человека, настоятельно требуют пересмотра устоявшихся взглядов на взаимоотношения личности и общества, а достижения в области беспилотных технологий, искусственного интеллекта и робототехники — применения совершенно новых подходов к традиционным юридическим «догматам», например, о правосубъектности или об ответственности за причинение вреда, существующим уже лет 150 практически в неизменном виде.

По существу, нам нужно решить принципиальный вопрос: будет право идти на поводу у творцов новых технологий, следовать за тенью технологических решений или же оно должно выполнять прогностическую функцию и заранее определять пределы, в которых будут существовать и развиваться новые технологии? Во втором случае мы говорим о заблаговременном создании или расширении правового поля, на котором наука и технологии смогут развиваться без ущерба для общества.

Как видие, проблем накопилось много, и сразу их охватить было бы невозможно. Поэтому РФФИ сосредоточился на выявлении наиболее актуальных из них. С этой целью руководители фонда встречались с правоведами, представляющими наиболее авторитетные научные школы нашей страны. В ходе этих встреч мы выяснили, что наибольшее количество вопросов связано с так называемой цифровизацией права, необходимостью его трансформации в современных условиях. Не менее важным представляется и блок вопросов, связанных с правовым обеспечением наших ученых международной деятельностью.

— А именно?

— Российские ученые участвуют во многих международных проектах как в нашей стране с участием иностранных специалистов, так и за рубежом. Эти проекты часто связаны с использованием уникального оборудования, в том числе класса мегасайенс. Здесь накопилось достаточно проблем, которые связаны с неурегулированностью отношений между отдельными странами, международными и национальными научными организациями — как в сфере создания таких установок, режима их использования, так и в сфере защиты полученных на этих установках результатов интеллектуальной деятельности.

Мы откликнулись на этот, по сути, социальный заказ, обусловленный интересом, который проявляет к этой теме общество и государство, и необходимостью защищать интересы нашей страны, наших научных организаций и учреждений и в конечном счете наших ученых, работающих в международных коллаборациях.

— Проводилась ли в нашей стране подобная работа?

— В советское время существовали нормативные акты, которые регламентировали международное научное, техническое и военное сотрудничество. Функционировали специальные государственные учреждения и международные организации. К сожалению, в 90-е годы этот правовой опыт был фактически похоронен, в том числе за ненадобностью: изменение реалий привело к исчезновению соответствующих правоотношений институтов.

Поэтому сейчас приходится все создавать заново, и этим должны заниматься наши ученые-правоведы.

— В качестве примера области, где требуется новое регулирование, вы упомянули геномные исследования. Почему к ним нужен особый подход?

— Геном — своего рода генетический паспорт человека, обладающего, если так можно сказать, исключительным «суверенитетом» в отношении содержащейся в этом паспорте генетической информации. Как известно, в нашей стране действует закон «О защите персональных данных», к которому мы можем и должны обратить ряд вопросов. Следует ли относить к персональным данным генетические характеристики личности? Допустимо ли использовать результаты геномных исследований индивида в сферах жизни, к нему не относящихся? Можно ли вообще проводить такие исследования без согласия лица, геном которого стал объектом внимания ученых?

Когда мы идем в поликлинику или сдаем анализы, мы фактически соглашаемся с тем, что наши органы, продукты жизнедеятельности будут исследоваться с целью установления текущего статуса нашего здоровья. В том, что касается генома, все гораздо сложнее. Известно, что человек везде оставляет следы, чаще всего потожировые. По этим следам в недалеком будущем можно не только установить личность человека, но и определить некоторые, совсем неочевидные в обычной жизни характеристики, относительно которых человек, может быть, не хотел бы распространяться. Если речь идет о какой-то криминальной ситуации, в которой замешан этот человек, то вопрос о защите его личных данных, очевидно, не будет иметь той остроты, которая может иметь место в случае, когда человек не совершал ничего противозаконного. Ведь в геноме человека может быть зашифрована информация о наследственных заболеваниях, патологических склонностях или гендерных особенностях. Все это в совокупности составляет личное пространство человека, и мы должны определить, где заканчивается это пространство и где начинается общественное, где находится граница между ними и существует ли она вообще.

Генетические исследования и их результаты имеют особое значение в таком важном вопросе, как продолжение рода. Все слышали про экстракорпоральное оплодотворение, про участие в зачатии и вынашивании генетически «чужих» детей суррогатных матерей... Эта сфера жизни также нуждается в более тонкой организации и регламентации, чтобы минимизировать возможные негативные последствия для участников этих процедур и в первую очередь детей. В каждой стране эти вопросы решаются по-разному, какой-то единой политики, к сожалению, еще не выработано.

— Вы могли бы назвать еще какие-то практические области, где могут применяться результаты исследований, которые будут получены в рамках конкурсов?

— Например, искусственный интеллект. Классические пример: беспилотные машины, которые ездят по улице, сбивают пешеходов или причиняют другой вред.

Возникает вопрос: кто будет отвечать? Кто является субъектом этого правонарушения? Разработчик программы или владелец машины? Оператор, контролировавший в это время транспортные потоки, или городская власть, которая разрешила эксплуатацию этой машины без водителя? Это один маленький пример, но и он свидетельствует о глубоком правовом вакууме, царящем в этой сфере деятельности.

— Есть ли какие-то аналоги этого конкурса? Насколько я понимаю, в России подобных конкурсов никто не проводил?

— В России это действительно первая программа. Что касается других стран, то могу сказать, что мы сотрудничаем с 40 крупнейшими иностранными фондами и имеем с ними совместные конкурсные программы, конечно, главным образом в области естественных наук. Но информации о том, что подобные конкурсы проводятся и в других странах, у нас нет.

Программа была инициирована и представлена на заседании бюро совета фонда. Она охватывает три проекта, но ими не исчерпывается, поскольку не является закрытой: проекты, которые сегодня объявлены на конкурс, дальше будут заменяться другими. Используя такой «револьверный» принцип (отработали один проект, приступили к другому), мы хотим в ближайшие три-пять лет пройтись по всем правовым институтам, нуждающимся в совершенствовании или модернизации.

Я думаю, нашим ученым по плечу выполнение такой серьезной задачи. В итоге могут появиться не только новые направления исследований, не только новые отрасли права, но и новые научные правовые дисциплины, которые будут преподавать в наших вузах и которые позволят нашим специалистам стать достойными конкурентами иностранных юристов, работающих в этих направлениях.

— Каков будет размер грантов, кто сможет участвовать в конкурсе?

— От четырех до шести миллионов рублей. Подавать заявки смогут практически все наши ученые и научные коллективы. Как правило, заключается трехсторонний договор с участием фонда, научного коллектива и организации, которая будет оказывать содействие и поддержку этому коллективу. Как мы полагаем, конкуренция будет достаточно высокая. Мы планируем, что сможем поддержать около 50 проектов.

— А есть какие-то ограничения по возрасту участников?

— Таких ограничений в этих конкурсах нет.

— Как будет проходить отбор и экспертиза?

— Поскольку конкурс новый, нам придется заниматься и формированием нового экспертного совета, куда будут включены не только ученые-правоведы, но и представители прикладных юридических профессий, которые в будущем должны применять результаты проведенных исследований на практике. Я говорю о юристах-практиках: судьях, следователях, криминалистах, юрисконсультах, адвокатах. И с учетом того, что каждый из конкурсов, по сути, носит междисциплинарный характер, будет целесообразным включить в состав нового экспертного совета и представителей естественных наук: биологов, физиков, химиков.

— Какой совет вы могли бы дать тем, кто будет подавать заявки, и каких ошибок им следует избегать?

— Поскольку мы все-таки фонд фундаментальных исследований, нам хочется видеть некую фундаментальность и в этих проектах: они не должны ограничиваться решением отдельных прикладных задач. Вообще, мы ставим задачу о разработке новой концепции права.

Что касается советов… Я думаю, не нужно стремиться к тому, чтобы представители какого-то института жестко конкурировали с учеными из другого.

Мне кажется, здесь важен элемент так называемого перекрестного опыления, когда представители одной научной школы кооперируются с представителями другой. Как раз здесь и возможен настоящий прорыв, ведь результаты такой синергии могут превзойти наши самые смелые ожидания.

Марина Киселева, Индикатор