«Сегодня
по долгу службы опять держал в руках книгу XVIII века – это бонус моей работы.
В ИНИОН я вообще столкнулся с очень многими вещами, которые были немыслимы в
ИМЭМО». Член-корреспондент РАН Алексей Кузнецов
руководит Институтом научной информации по общественным наукам уже два с
половиной года, из них год – в статусе избранного коллективом директора. За это
время успело вырасти новое здание института на Нахимовском проспекте, и скоро туда
вернутся книги, каталоги и сами ученые. Об изменениях в современной
библиографии, цифровизации каталогов и проблемах, которые приходится решать
руководителю института , директор ИНИОН рассказал в интервью сайту РАН (см. также
первую
часть беседы).
— Алексей Владимирович, часто
пользуетесь служебным положением?
— К сожалению, читать старинные
книги мне просто некогда, только иногда держу, фотографирую и так далее. Книжка,
конечно, потрепанная, 1755 года, но она в абсолютно нормальном состоянии.
Столетиями работает этот носитель. А теперь вспомните, сколько принципиально разных
типов хранения электронной информации было только за последние 30 лет. Каждое десятилетие
вы были вынуждены свою цифровую библиотеку переписывать на новый носитель.
Плюс, книги горят плохо по сравнению с угрозами повреждения электронных
носителей. Это, конечно, тяжело слышать от директора ИНИОНа, но книгохранилища
библиотек имеют низкий класс пожароопасности.
— Какими объемами библиотечных фондов реально располагает ИНИОН, и их
какая часть доступна читателям?
— У Фундаментальной библиотеки
ИНИОНа было и есть почти два десятка филиалов, они работают все эти годы. Если
в момент пожара у нас насчитывалось в общей сложности около 14 млн единиц
хранения, то сразу после него читателям в филиалах было доступно 3,5 млн
(сейчас уже больше). Еще свыше 1 млн. единиц хранения из основного здания не
пострадало и пока хранится на складе, потому что «рассовать» их по филиалам невозможно.
Соответственно, очень грубо, около 5 млн. единиц хранения потенциально доступно
читателям либо сейчас, либо после появления нормальных площадей. Нельзя
забывать и о более чем 1,5 млн. пострадавших книг и журналов, которые можно
будет восстановить в течение нескольких лет – пока их у себя в морозильных
камерах разместил Росрезерв, обеспечивая оптимальные условия сохранности
печатных изданий.
Для
сравнения, Государственная историческая публичная библиотека России располагает
около 6 млн. единиц хранения. То есть ИНИОН даже после пожара обладает одной из
крупнейших библиотек страны. Нас часто пытаются сравнивать с БЕНом (Библиотекой
по естественным наукам РАН – прим.ред.), имеющей отделы в полусотне
академических институтов. Но хочу подчеркнуть, что в случае с ИНИОН юридически
книги всегда – кроме Института Африки, Института Латинской Америки и еще одного
института, который сейчас от этого отказался – принадлежали нам. У нас,
наверное, лучшая в стране археологическая библиотека, синологическая,
социологическая и т.д. Эти подразделения были созданы для удобства сотрудников соответствующих
академических институтов, но с таким же успехом эти фонды могут быть хотя бы
частично переведены в основное здание.
— Некоторые высказывают мнение, что реферативные журналы – один из продуктов
ИНИОНа – это уже давно реликт. Какую роль продолжают выполнять в современных
обстоятельствах традиционные инструменты навигации в научной информации?
— Выпуск библиографических
указателей – как новых поступлений, так и по тематикам – продолжается. Например,
в прошлом году мы выпустили библиографический указатель русскоязычной
литературы за 1941-2020 годы, посвященной Холокосту, в этом году – к 80-летию
начала Великой Отечественной войны, ежегодно выпускается ретроспективный
указатель по мировой славистике и так далее. Этими книгами пользуются, их
покупают в России и за рубежом. Что касается реферирования, то это самая
трансформировавшаяся форма навигации. Сейчас бывшие реферативные журналы стали
информационно-аналитическими изданиями, а реферативные обзоры по тематикам – аналитическими
обзорами. Например, недавно наш молодой сотрудник Отдела глобальных проблем
Никита Леонидович Туров подготовил очень сильный обзор по сепаратизму в современном
мире. Было обработано больше сотни научных источников. Понятно, что по объему это
брошюра в 4,5 печатных листа, но, честно говоря, некоторые монографии выглядят слабее.
— В эти сложные годы в
нескольких филиалах ИНИОН РАН тем не менее шла цифровизация каталогов.
Насколько технологии проникли в библиотечное дело и изменили работу с научной
информацией?
— У нас любят говорить неопределенно-личными
предложениями. Технологии никогда никуда сами не «проникают». Они создаются одними
людьми и воспринимаются другими. Став руководителем организации, имеющей серьезную
библиотеку, я сам впервые узнал некоторые вещи. Например, зачем ставится
двоеточие в выходных данных книги, отделенные пробелами с двух сторон (чтобы компьютер
«споткнулся» и понял, где имя города отделяется от названия издательства).
У нас
в госзадании есть только два параметра – посещаемость и карточки для новых
поступлений (в основном по системе обязательного экземпляра). Институту
ежегодно выделяется 320 млн рублей, из них – очень грубо – 200 млн на науку и
120 млн. на библиотеку, где работают более 250 человек. Поэтому средств, чтобы
сделать быстро электронные имидж-каталоги для всех 18 филиалов (а это минимум 36
каталогов, с учетом алфавитных и систематических) у нас нет. Но мы,
действительно, сделали за это время первые три «пилота»: в Институте археологии,
Институте философии и в Институте США и Канады РАН. Это, конечно, была ускоренная
оцифровка. Два месяца работы на сканере, и есть имидж-каталог – в каждом около
100 тысяч карточек. Археологи первыми стали приходить к нам с распечатками этих
фотографий. Человеку из другого города удобнее из дома полистать имитацию
бумажного каталога и не тратить время на поиск источника в библиотеке.
— То есть имидж-каталог – это
просто фотокопии бумажных карточек, jpg-файлы?
— Да, это «жпеги», но поиск по
ним все равно возможен. Есть функция распознавания, хотя она и не дает 100%-ное
качество, потому что карточки старые. Поиск не по полю, а просто любое упоминание
слова. Гарантированно больше 90% находится, но надо включать мозги. Социологию
мы попробовали переносить вручную, т.к. там в основном новые книжки. Решили,
если уж делать, то делать по-настоящему. Вводить нормальные записи и к ним
прикреплять pdf-ки с несколькими страницами книг, фото обложки, титул-оборот и
оглавление. Как в Amazon.
Оцифровать
все каталоги можно было бы за полтора года, но для этого надо этой работой
заниматься в приоритетном порядке. А в связи с переездом в новое здание приоритет
сейчас совершенно другой – сделать каталог книг, которые сейчас лежат упакованные
на складе на Кантемировской. В том числе 90 тысяч единиц бывшего спецхрана, не
пострадавшие во время пожара, которые поедут в новое здание в первую очередь.
— Если не считать обязательных экземпляров, пополняются ли фонды
российскими и зарубежными книгами? Как вы оцениваете ситуацию с закупками
научной литературы в целом?
— С закупкой книг доходит до
абсурда. Академик Алексей Михайлович Васильев выпустил книгу «От Ленина до Путина.
Россия на Ближнем и Среднем Востоке» (издание 2018 года – прим. ред.),
ее перевели на английский, арабский и сейчас заканчивается перевод на
китайский. Недавно я вручал ему премию Elsevier/ИНИОН за лучшее международное
продвижение книги. Но в самой библиотеке при Институте Африки РАН, где Алексей
Михайлович является почетным президентом, за стеклом стоит ее единственный экземпляр,
потому что тираж на русском Васильев делал за свои деньги на выигранный грант
Российского научного фонда.
Если
говорить о зарубежной литературе, то у нас нет не только нормального
международного книгообмена – нет закупочной деятельности. А учеными книги востребованы.
В отличие от технарей и медиков, для обществоведов главное – не журналы, а именно
книжные издания. И книги, особенно
новые, вы не можете получить онлайн в свободном доступе, даже через «пиратские»
ресурсы. Когда мы отправили в десять РАНовских организаций запрос составить списки
20 книг, которые они хотели бы купить в первую очередь, из 10 организаций
ответили 6. При этом 20-ю книгами никто не ограничился – думали, вдруг повезет
и мы купим им 30, 50, 80 книг...
В
этом году мы впервые, потратив меньше 2 млн рублей, приобрели свежие
иностранные книжки. Например, реализовали предложение Института российской
истории РАН – купили за 90 тысяч рублей многотомное издание на английском, 250
авторов, посвященное участию России в Первой мировой войне и нашей революции (Russia’s
Great War and Revolution Series). Мы проверяли – у нас в стране даже в РГБ
есть только отдельные тома.
К
сожалению, в России не работает и вторичный рынок научной литературы, как в
американских или европейских университетах. Но в нашей стране, как обычно, это
компенсируется подвижническим трудом – завсектором комплектования иностранной
литературы Елена Борисовна Мисаилова на постоянной основе принимает у
родственников или новых собственников квартир дары, сохраняя для читателей
коллекции известных профессоров, ушедших в мир иной. В качестве примеров
недавно поступивших в ИНИОН РАН собраний книг отмечу библиотеку известного
историка-германиста, участника Великой отечественной войны И.М. Кривогуза
и библиотеку ведущего отечественного англоведа, специалиста по экономике
Евросоюза Е.С. Хесина.
— Как институту удалось не растерять коллектив за прошедшие шесть лет?
— Как погорельцы, мы сейчас являемся научной
организацией второй категории и получаем от государства на две трети меньше средств,
чем коллеги. И поскольку мы не технари, как вы понимаете, эти две трети нам
взять негде. Средняя зарплата научного сотрудника в 2020 году у нас была 60
тысяч рублей (и это не оклад, а общий заработок). Поэтому очень многие мои
коллеги преподают. Например, мой зам по науке, один из ведущих в стране специалистов по биоэтике Елена Георгиевна Гребенщикова
параллельно руководит соответствующей кафедрой во Втором меде, РНИМУ имени Н.И.
Пирогова. Моя собственная зарплата полставочника-профессора МГИМО выше, чем
зарплата директора ИНИОН. Тем не менее, на конкурсах на должность научного
сотрудника с кандидатской у нас – каждый раз 2-6 претендентов. Когда есть
творческая свобода, вы трудитесь в слаженном коллективе и вас уважают коллеги –
понятно, что в этой ситуации для многих «реализация майских указов» отходит на
второй план.
Мотивация
у всех очень разная. Молодежь приходит делать карьеру: привлекает наша атмосфера
и возможности для взаимодействия на междисциплинарных полях. У старшего
поколения мотив оставаться здесь порой более печальный – многие просто не
верят, что зарплата где-то может быть больше. Есть люди, которые, видимо,
рассчитывают, что у института большие перспективы, и они работают «вдолгую».
Кто-то приходит в рамках исследовательских проектов, и их просто затягивает в
орбиту ИНИОНа. Когда видят, что за год-два в материальном плане мало что
изменилось, некоторые покидают институт. Текучка кадров, к сожалению, есть, но я
спокойно смотрю на это.
— ИНИОН ведет издательскую деятельность и оказывает коммерческие услуги,
удается ли частично закрывать финансовую «дыру» из этих поступлений?
— Да, наши библиографические
базы данных до сих пор используют в мире. Ежегодно чуть более 1 млн рублей за
пользование 4 млн записей нам платит EBSCO (американский агрегатор
научно-образовательных и информационных ресурсов ведущих издательств – прим
ред.). Их, конечно, больше интересует ретро-период 1980-90-х годов, когда
этих баз данных ни у кого еще не было, а у нас там постатейная роспись.
ИНИОН
является одним из крупнейших издательских центров, но сейчас издать книжку –
это практически нерентабельное действие. У нас издается пять журналов ВАК,
больше десятка не-ВАКовских научных и аналитических журналов, несколько
десятков книг (ежегодно). Но нормальной сети распространения академических книг
нет, она практически разрушена. Можно выигрывать гранты РНФ. Мы по ним – один
из передовиков среди гуманитариев, у нас три действующих проекта РНФ. Но что
такое 15-16 млн рублей на коллектив? Международное признание тоже есть, но
такая оценка только тешит наше самолюбие, и на доходах никак не отражается. Мы
сейчас подготовили доклад для Евразийского банка
развития о
взаимных прямых инвестициях на постсоветском пространстве, который уже вызвал
большой резонанс в СМИ, но для бюджета ИНИОН РАН этот международный контракт –
небольшой ручеек.
— В одном из крупнейших книжных сетевых магазинов представлена выпущенная
издательством ИНИОН книга «Феномен Трампа». Это научно-популярное издание, попытка
заработать?
— Это
как раз серьезное научное исследование, мы работали над ним полтора года, в том
числе с привлечением специалистов из других научных организаций. По большому
счету, это первый в мире научный труд, подытоживший четырехлетие Дональда
Трампа на посту президента США. Мы не смогли охватить только последние три
месяца – хотели успеть с книгой до выборов.
Причем
это междисциплинарный продукт, что традиционно является сильной стороной ИНИОНа.
Где вы еще можете представить себе реализацию такого проекта в современной
системе Академии наук или вуза? Мы рассмотрели фигуру Трампа в рамках общего
тренда нарастания популизма в мире. То есть там есть и истоки популизма, и
анализ личности Трампа, его речевой портрет, прообразы Трампа в американской
литературе и так далее. Книга в твердом переплете продается в «Лабиринте» по
цене плюс-минус 1 тыс. рублей, нам достается себестоимость печати плюс 10-20
рублей, так что про «заработать» речь не идет. Сейчас собираемся выпустить
второе издание уже под требования наукометрии, чтобы индексировать эту работу в
Web Of Science.
— Как вы относитесь к наукометрическим оценкам в целом?
— В гуманитарной сфере это в
какой-то степени стремление подменить качественную оценку цифрами. Ну, что
такое Q1? Технарь вам скажет, что это прекрасная иллюстрация качества. Но у
меня есть примеры, когда человек делает три публикации в Q1 в течение года.
Рецензия на книжку в соавторстве с иностранцем, журнал не мусорный. И возникает
вопрос: что лучше – написать одну исследовательскую статью в журнале Q3 или
написать три рецензии в соавторстве в журналах Q1?
— Вы говорили, что
рассчитываете переехать в здание на Нахимовском до весны и что там появится Музей становления общественной науки.
Какие планы в целом связываете с новой инфраструктурой, которую заложили в
проект архитекторы – конференц-залами и прочими дополнительными площадями,
станут ли они вашим ресурсом?
— Проводить коммерческие
конференции – это не профиль института. ИНИОН – это фундаментальная наука, мы
проводим серьезные научные конференции и не торгуем местами. ИНИОН и так один из
передовиков в плане мероприятий. Наш бренд международный и уж точно всероссийский,
для нас нет проблем организовать совместную конференцию на чужой площадке, можно
сказать, и так стоит очередь. После переезда мероприятия просто будут
проводиться на нашей территории. Но ведь встает вопрос содержания здания. Он пока
не урегулирован, и мы не понимаем, получим ли мы на это адекватные деньги. Я надеюсь,
что к моменту переезда этот вопрос прояснится.
Подготовила
Ольга Калантарова, редакция сайта РАН