Версия для печати

Что такое - социальная база модернизации?

Более двадцати лет Центр изучения социокультурных изменений Института философии РАН (ЦИСИ ИФРАН) ведет Всероссийский мониторинг «Ценности и интересы населения России». Опросы проводятся раз в четыре года. По итогам шестого опроса подготовлен Аналитический доклад «От стабилизации к интегрированной модернизации России», где рассмотрены результаты трансформаций российского общества с момента, как не стало СССР. Показано, что об этих трансформациях думают люди, относящиеся к разным слоям населения, выявлены актуальные проблемы, проведено сопоставление с состоянием социальных явлений в 24-х странах Европы и в 130 странах мира.

член-корреспондент РАН Лапин Н.И.          доктор социологических наук Беляева Л.А.

Открывшаяся картина заставляет по-новому взглянуть на ресурсы и перспективы модернизации, которая декларирована как стратегический курс нашей страны. Редакция попросила прокомментировать результаты руководителя Мониторинга члена-корреспондента РАН Н.И.Лапина, руководителя ЦИСИ ИФРАН, а также доктора социологических наук Л.А.Беляеву, ведущего научного сотрудника Центра. Мы предложили сделать это в простом разговорном формате, т.е. без тех таблиц и диаграмм, которыми изобилует Доклад (заинтересовавшихся отсылаем к его полному тексту).

- Расскажите о задачах исследования.

- Мониторинг был начат еще в советское время, когда Россия была в составе Советского Союза и мы - единственный центр в России, который имеет информацию по состоянию на 1990-й год, другие социологические центры стартовали позже. Поэтому мы имеем возможность сравнивать состояние основной массы населения, ее отношения к социальным проблемам, отслеживать процессы материального расслоения, то, как формируется средний класс и иные социальные слои. Особенно это важно в посткризисной фазе, т.е. после глобального финансово-экономического кризиса, когда, по нашей оценке, возникла новая развилка -стагнация или модернизация.

Наша задача - не отслеживать всплески текущих ситуаций, а выявить устойчивые тенденции трансформации российского общества, их восприятие населением, а также обратить внимание на возможные пути решения основных проблем в интересах населения.

Мы опираемся не только на наши собственные исследования, но и на другие источники. Это, например, мониторинг - Европейские социальные исследования (ESS), которые проходят каждые два года, в них с 2006 года участвуют от 20 до 30 европейских стран, в том числе и Россия, в частности, активным участником является ЦИСИ ИФРАН. Богатый материал поступил от специалистов Китайской академии наук, которые свыше 10 лет проводят исследования модернизации в 131 стране мира. Информационной базой для нас являются также статистические данные.

- Как же российская модернизация выглядит на фоне других стран?

- За последние 20 лет завершены два этапа трансформации российского общества - радикальные реформы (90-е годы ХХ века) и стабилизация новых структур и процессов (первое десятилетие XXI века). Российское общество, таким образом, входит в третий этап: модернизация возникших структур и процессов в ответ на внутренние и внешние вызовы-риски, вызванные глобальной конкуренцией стран-обществ (второе десятилетие нынешнего века и позднее). Как известно, политическое руководство России провозгласило модернизацию как основной способ качественного улучшения условий жизнедеятельности населения и обеспечения безопасности страны в условиях глобализации.

- Следует учитывать, что классический смысл модернизации, прежде понимавшейся лишь как переход от традиционного общества к современному, изменился, когда интенсифицировались процессы глобализации, – теперь модернизацию проводит каждая или почти каждая страна. Как это видно из «Обзорного доклада о модернизации в мире и Китае» (2001- 2010, подготовленного Центром исследований модернизации Академии наук Китая (в 2011 г вышел его русский перевод), первоначальная, индустриальная стадия модернизации дополнилась второй, постиндустриальной стадией - информационной, означающей переход к обществу, основанному на знаниях.

В рейтинге 131 страны по уровню первой, индустриальной стадии модернизации Россия находилась в 2010 г. на 41-м месте. Нашими соседями по рейтингу были такие страны как Венгрия, Чехия, Чили. Уровень второй, информационной стадии модернизации России несколько поднялся в 2000-2010 гг., что позволило опередить некоторые среднеразвитые восточно-европейские страны, но еще не войти в число 20 развитых стран мира из-за недостаточной продолжительности жизни населения, сравнительно высокой занятости населения в сельском хозяйстве, которая обусловлена низкой производительностью аграрного труда, и ряда других показателей. Словом, по уровню информационной модернизации Россия относилась в 2010 г. к среднеразвитым странам и занимала 30-е место в рейтинге 131 страны (США занимали первое место, Швеция – второе, Китай – 70-е, Индия – 97-е). Важна координация развития обеих стадий модернизации как комплексного цивилизационного процесса, который включает социокультурную, индустриальную и информационную составляющие.

Если сосредоточить все внимание на постиндустриальной модернизации, то следует учитывать, что она возможна только при достаточно высоком уровне индустриальной модернизации, когда есть кадры и техника, которые могут создавать постиндустриальную технику и технологию.

Увы, с течением времени все сильнее сказывается «цунами» деиндустриализации нашей обрабатывающей промышленности – с ее остановкой предприятий, разворовыванием станков, оборудования, кабелей. До сих пор еще не все высоковольтные линии восстановили, их провода, как известно, ушли через Прибалтику в качестве металлолома. Т.е. нам необходима повторная если не индустриализация, то индустриальная модернизация.

Вместе с тем, известно, что один из самых фундаментальных показателей модернизации - доля инновационных товаров в общем объеме продукции, отгруженной с предприятий, которая ушла на рынок или по заказам. Так вот, устойчивой является тенденция – снижение в России этой доли в последние годы на 3-5% ежегодно. Даже Москва снизила за последние десять лет удельный вес этих товаров с 15% до 4,5%. Т.е. 95% продукции Москвы - это результат рутинного труда, а сколько здесь институтов, какие возможности! И Московская область лишь чуть-чуть стала повышать данный показатель (где-то до 5-5,5%), хотя на ее территории расположены половина инноградов страны. Правда, к 2005 г. наметился небольшой рост доли инновационной продукции, но в 2009 г. он исчез под влиянием финансово-экономического кризиса. В итоге, по результирующему показателю инновационности экономика Россия отстает от развитых стран в 2-2,5 раза. Необходимость модернизации очевидна. Но как ее осуществлять, на какую социально-профессиональную базу опираться?

В постиндустриальных обществах Запада (Великобритания, Германия) до 84 % взрослого населения получили профессиональное образование, тогда как в России только 63 %. В постиндустриальной модели доля социально- профессиональных позиций расширилась за счет экономики услуг, повышена доли работников науки и образования, выросло влияние профессиональных менеджеров и квалифицированных специалистов на экономическое развитие. Однако в России профессиональная структура населения соответствует индустриальному этапу развития экономики. У нас значительно меньше «белых воротничков», работников сферы обслуживания, мелкой буржуазии, но на 20-25 % больше рабочих.

Но дело еще сложнее. Исследования регионов (субъектов РФ) показали, что их население обладает значительным культурным потенциалом, который лишь в небольшой части реализуется, становится культурным капиталом. Негативные характеристики регионов устойчиво воспроизводятся и консервируются, обусловливают депрессивное состояние их застойных сфер и регионов в целом.

Состояние социально-профессиональной структуры населения России может быть охарактеризовано как застой и деградация: для многих оказались закрыты каналы восходящей и выросло давление по каналам нисходящей мобильности. Лишь небольшая часть населения захотела и смогла изменить (повысить) свой социальный статус, став частными предпринимателями. Значительная же часть переместилась в сектор услуг, утратив свою профессиональную идентичность. Нет возможности форсировать постиндустриальную модернизацию, очевидна необходимость одновременного осуществления двух стадий модернизации, координации их проведения как интегрированной модернизацции. Кстати, именно это отражено в названии нашего Доклада: «От стабилизации к интегрированной модернизации России».

Мировой финансово-экономический кризис показал, что в последнее время такая координация осуществлялась далеко не во всех странах, в том числе развитых. Повидимому, в ряде стран информационная модернизация в финансовой сфере происходила автономно, независимо от индустриальной - в реальном секторе экономики. В такой ситуации некоторые страны стали жить не по средствам. Это стало возможно за счет новых финансовых инструментов. Появились мировые финансовые пирамиды, - типа пирамиды Мавроди и постсоветской государственной пирамиды, которая рухнула в 1998 году (дефолт), - пузыри, которые лопнули. Оказалось, что целые страны жили в долг за счет будущего, - не только фирмы, но и значительная часть населения неплохо жила в кредит;

В России существуют свои, специфические несоответствия.

У нас большая доля людей находится в плохом материальном положении. В этих условиях ставить задачи модернизации возможно, если она будет проходить не по расхожим рецептам, что, мол, модернизация – это прежде всего выход на высокие технологии. Для тех людей в России, которых вытолкнули из индустриального производства в связи с закрытием предприятий, модернизация– это прежде всего реиндустриализация экономики, восстановление предприятий на современной технологической основе. Только так возможно преодолеть бедность, которая стала застойной, наследуется целыми поколениями, воспроизводится через каналы нисходящей социальной мобильности, все больше опускающими человека, но не поднимающими его. В том числе и через систему образования, которая тоже реформируется таким образом, что не поддерживает молодых людей из материально неблагополучных слоев.

Словом, резко повысилась роль социокультурной составляющей модернизации, ключевые моменты которой – условия труда, быта и отдыха широких слоев населения, их знания и умения, демократическое участие в принятии решений о развитии страны, взаимное доверие граждан и власти. При наличии интернета и других средств массовой коммуникации население стран мира начинает сравнивать - как оно живет в своей стране и как живут люди в других странах. Мы видим это по протестным движениям в Северной Африке: идут глубокие процессы осознания значительными слоями населения приниженных условий, в которых они живут, они стремятся от этих условий избавиться - сначала, просто переезжая в более развитые страны, а затем они хотят изменить положение у себя. Интересно также сопоставить эту ситуацию с ответами россиян на вопрос – довольны ли вы тем, что живете в своем регионе и вообще в России? Довольных оказалось 82%, хотели бы уехать в другие регионы – всего 2,6%, а покинуть Россию – 1,5%.

Этот вызов в большинстве стран мира, в том числе и в развитых европейских, да и в нашей стране – недооценен властью. И это свидетельствует об отрыве элит, принимающих решения, от реальных условий жизни населения, от сознания и настроений масс, о недоверии этих элит населению, всем, кто оказался на более низких ступенях управленческой иерархии, - недоверии, за которое со временем приходится жестоко расплачиваться.

Вместе с тем, судя по самооценкам самого населения России, широкие его слои - по уровню демократизации, политической культуры и гражданского поведения - оказываются очень далеки даже от среднеразвитых западноевропейских стран, а если сопоставлять со скандинавскими странами, то отставание от них еще больше.

- А по регионам есть отличия?

- Да, можно выделить несколько модернизационных типов регионов России. Наглядно они представлены на подготовленной ЦИСИ карте модернизации регионов России (прилагается).

Преобладают регионы, находящиеся на первой, индустриальной стадии модернизации (темно-синий и оливковый цвета): их 64, т.е. более 75% всех субъектов Российской Федерации. Из них 10 регионов находятся на начальных фазах и низких уровнях этой стадии, а около трети субъектов (27) – в зрелой ее фазе, на средних уровнях. 19 регионов (23%) вступили во вторую, информационную стадию модернизации, а 4 из них (Москва и Московская область, Санкт-Петербург, Нижегородская, Новосибирская,Свердловская, Томская области) находятся на достаточно высоких ее фазах и уровнях (прежде всего Москва и Московская область). Немало соседних регионов образуют кластеры, обладающие немалым модернизационным потенциалом; как правило, он не используется из-за отсутствия целенаправленных горизонтальных взаимодействий между ними. Высвобождение позитивной синергии таких взаимодействий – один из важнейших источников успеха интегрированной модернизации России.

- Обнадеживает рост (пусть небольшой) доли инновационных товаров и услуг в 39 субъектах РФ – в Мордовии и Татарстане, Брянской, Липецкой и Свердловской областях и др. В 26 субъектах Федерации эта доля снизилась, т.е. инновационно застойные регионы стали еще более застойными - Алтай, Бурятия, Дагестан, Тыва, Хакасия, Чечня и др.

В сознании россиян есть ожидания жить по возможности не ниже среднего уровня населения стран своего мегарегиона (а в сознании элит – значительно выше, на уровне элит этого мегарегиона). Каков наш мегарегион? Для России это европейско-российский мегарегион: от Атлантики до Тихого океана. И хотя жители некоторых наших территорий ориентируются на восточных соседей – Китай и Монголию – все же основная ориентация населения страны – на условия жизни в Европе.

А каков уровень жизни, уровень социокультурного развития в Европе? По пятибалльной шкале, средний балл для нашего мегарегиона (включая Англию, Францию, Германию) - 3,8, это не самый высокий показатель, у ряда скандинавских и протестантских стран он достиг 4,4. Российский же показатель – 1,6. Таково соотношение наших условий жизни с европейскими.

Поскольку доход в абсолютных данных очень трудно сопоставлять, в рамках европейского исследования у респондентов спрашивали: как вы относитесь к своему доходу: – он достаточен вам для жизни или нет? Так вот, лучшее положение в скандинавских странах, в которых до 90% населения сказали, что им дохода для жизни хватает. В том числе 60-70% вообще никаких материальных затруднений в жизни не испытывают. Из 28 стран, которые обследовались, Россия оказалась внизу списка: достаточный доход в нашей стране имеют только 38%, у остальных 62% он недостаточный. Хуже, чем у нас, положение только на Украине и в Болгарии.

Россия входит в число тех восточно-европейских стран, где в классовой структуре преобладает рабочий класс, или «синие воротнички». Они составляют примерно 50 % занятого населения. «Белые воротнички» занимают в этих странах в среднем четверть населения. При этом в России доля мелкой буржуазии (мелких собственников и самозанятых) одна из самых низких – только 2,5 %. «Серые воротнички» - работники сектора услуг - составляют довольно внушительную часть российского населения – 20 %. И это результат перемещения сюда в период кризиса работников из других отраслей, с утратой, как правило, прежней профессиональной идентификации.

- Может, все это - следствие того, что россияне исповедуют фатально несовременные ценностные ориентации?

- Такая позиция и в самом деле нередко встречается у многих экспертов и власть предержащих: все свалить на ценности, на менталитет, на историю – мол, виноваты варяги, татары с монголами, Иван Грозный, Петр I, ничего сделать не можем, модернизация невозможна, демократия невозможна, у нас такая судьба. Неожиданно, в пику подобным представлениям, европейские исследования выявили, что по ценностным ориентациям население многих европейских стран, включая Англию, Германию, Францию, по ценностным ориентациям довольно близко к населению России - даже больше, нежели Польша.

Как показывают наши и многие другие исследования, первостепенным препятствием развитию инновационных процессов в России служат отнюдь не сами по себе ценностные ориентации народа, а институциональные барьеры между интересами субъектов этих процессов (авторов изобретений, открытий, инвесторов, собственников фирм, предприятий, которые должны производить инновации), отсутствие юридически закрепленной возможности согласовать их интересы. Т.е. в первую очередь нужен федеральный закон об инновационной деятельности, открывающий простор для инновационного предпринимательства, и других институтов массовых инноваций. Без этого инновационный застой будет углубляться.

- Вместе с тем, надо указать и на двойственную иерархию ценностных позиций населения как предпосылку гражданского конфликта. Ценностное пространство российского общества структурировано базовыми ценностями населения. В течение двух десятилетий (с 1990 г.) мы в рамках Мониторинга изучали ее структуру и динамику. И выявили четыре слоя, или кластера ценностных позиций, которые устойчиво сохраняются и воспроизводятся.

Эти четыре кластера разделяются на две альтернативные пары, каждая из которых имеет свою отличительную характеристику. Характеристику одной пары составляет гуманизм (ценности жизни человека, семейных и дружеских отношений), а другой - авторитарность (ценность властности как значимой черты поведения человека). Ценности гуманизма поддерживают около 90% населения, а авторитарность – 23%. Каждая из этих характеристик тесно связана еще с двумя-тремя ценностями, которые близки между собой по смыслу и вместе с ключевой характеристикой образуют ценностную позицию.

- Самая распространенная пара таких позиций имеет своей основой – гуманизм, в двух его видах: повседневный и инициативный. Основу повседневного гуманизма составляют ценности жизни человека и хорошие отношения в семье и с друзьями. Это также и ориентация на то, что безопасность жизни человека должна обеспечиваться законом и правоохранительными органами. Позицию повседневного гуманизма разделяют более 75% населения России, что характеризует ее как самую массовую, наполняющую повседневную жизнь людей.

Инициативный гуманизм отличается от повседневного ориентацией на то, что человеческая жизнь обретает более высокий смысл, когда главное в ней - инициатива, предприимчивость, поиск нового в работе и жизни, даже если индивид оказывается в меньшинстве. Мониторинг 2010 г. показал, что внутренне, в глубине своего сознания такую позицию разделяют свыше 60% «гуманистов», а среди всего населения России - почти 55%. Это не противовес повседневному гуманизму, а дополняющий его акцент на активную деятельность человека, которая возвышает его достоинство.

- Вторая пара ценностных позиций вырастает на почве двух видов авторитарности: нравственной и вседозволенной. Нравственная авторитарность сочетает властность с нравственным критерием: «в любых условиях красота делает человека лучше и чище». Казалось бы, вряд ли наберется статистически значимое число респондентов, придерживающихся столь сложной позиции. Действительно, в 2002 и 2006 годах их оказалось лишь 5-6% от всех ответивших. Но в 2010 г. их доля увеличилась до 16% от всех ответивших и до 68% среди тех, кто разделяет властность как ценность. Эта позиция сопряжена с самостоятельностью человека («я стал таким, какой я есть, главным образом благодаря собственным усилиям»), приоритетом содержательной работы как основного дела жизни, неприятием возможности по своей воле посягнуть на жизнь другого человека.

Вседозволенная авторитарность - это такая властность, которая приемлет возможность самому, по своей воле посягнуть на жизнь другого человека; это, как минимум, авторитарная властность. Такую позицию разделяют 38% «авторитаристов», а среди всего населения – 9%, что тоже немало. В сознании многих из них вседозволенность сочетается со свободой, т.е. они понимают свободу как своеволие.

Эти ценностные позиции конфликтны между собой, а различные позиции поддерживают численно разные массы населения. Отсюда следуют неоднозначные выводы относительно места данных позиций в осуществлении основных функций ценностей в обществе: интегрирующих и регулирующих.

Повседневный гуманизм поддерживают более 75% населения, поэтому он служит интегрирующим ядром ценностного пространства России, а инициативный гуманизм имеет поддержку 54% населения и выступает интегрирующим резервом. Напротив, нравственная властность образует своего рода оппонирующий дифференциал ценностного пространства (поддержка = 16%), а вседозволенная авторитарность выступает как его конфликтогенная периферия (поддержка = 9%).

Приверженцы авторитарности, составляя менее четверти населения (23%), стремятся войти в структуры власти (политические, экономические, культурные; формальные и неформальные), а при решении управленческих задач противостоят гуманно ориентированному большинству, доминируют над ним. Следовательно, нормальная иерархия базовых ценностей, когда преобладают терминальные ценности, превращается в обратную: дифференцирующие инструментальные ценности доминируют над терминальными интегрирующими.

Две авторитарные позиции по-своему также альтернативны друг другу: в одном случае речь идет о доминировании, которое основано на нравственности и отрицает своевольность, а в другом – о своевольном доминировании, отрицающем нравственность. Тем не менее, в практике управления их сторонники обнаруживают общие интересы, на почве которых они могут достичь взаимопонимания, служить «крышей» друг другу, сотрудничать как партнеры; при этом «нравственные авторитаристы» со временем утрачивают свои благородные принципы и практически оттесняют нормы конституционной демократии на периферию общественной жизни.

Предпосылка гражданского конфликта - между гуманистичным большинством населения и авторитаристским меньшинством. В последнее десятилетие российской истории этот конфликт проявляется в том, что вседозволенный авторитаризм наступает, а конституционная демократия, к которой склонно гуманистичное большинство, оттесняется на периферию общественной жизни. Это происходит при малом противодействии, даже при попустительстве сторонников инициативного гуманизма.

Здесь заложен мощный тормоз процессов модернизации в нашей стране. Вседозволенный авторитаризм, поддерживаемый явным меньшинством (всего 9 %) - стремится к власти и идет во власть, чтобы повысить свои возможности действовать вседозволенно, а не для того, чтобы было лучше населению. Главная цель – действовать так, как хочу. Для этого мне нужны властные ресурсы – административные и прочие. А гуманистическое большинство не готово противодействовать циничному вседозволенному авторитаризму меньшинства и это - фундаментальное препятствие для модернизации. Вследствие гражданского конфликта между вседозволенностью и гуманизмом уже сформировались несколько застойных сфер жизнедеятельности в обществе. Это, прежде всего, незащищенность населения от острых социальных опасностей (в том числе опасности бедности) и от преступности, в которой вседозволенность материализуется в самом диком виде. Известны действия, которые предпринял экс-Президент страны в отношении правоохранительных структур, но о позитивных результатах судить пока трудно.

Словом, сопоставление того, как идет модернизация в нашей стране, с другими странами делает по-настоящему актуальной демократизацию властных отношений, максимальное вовлечение в процессы модернизации ее социальной базы.

- Что это значит – социальная база модернизации?

Нас всегда интересует: что такое основная масса населения - это просто электорат, или это люди самостоятельные, есть ли среди них те, кто заинтересован и имеет возможность участвовать в модернизации? Этот вопрос в нашем Докладе – самый главный.

В стране сложилась социальная стратификация занятого населения, которая отражает экономическое развитие страны, индустриальный этап ее развития. Самый большой социальный слой составляют работники, адаптированные к экономическим условиям, обладающие востребованной сегодня квалификацией, но в своем большинстве - небольшими ресурсами для участия в модернизации. Однако есть три социальных слоя, обладающие культурным капиталом, профессионализмом и адаптированные к переменам: «высокостатусные», «специалисты», «руководители», а также часть «реалистов» – которые могут рассматриваться как социальная база экономической модернизации.

- Так что это за люди - основная масса населения?

- Собственную отдельную квартиру имеют 62%, свой дом – 26%, снимают квартиру – 6,3%, живут в коммунальной квартире – 2,3%. Качеством жилья не удовлетворены 26%.

Около 40% респондентов состоят в официальном браке, почти 20% не состоят ни в официальном, ни в гражданском браке, более 11% разведены или разошлись неофициально, 15% - вдовы и вдовцы. Почти каждый третий имеет одного ребенка, еще каждый третий – двух детей, почти каждый десятый – трех, но каждый четвертый не имеет детей.

Почти 60% респондентов работают, 16% работающих имеют дополнительную работу или приработок. Около 70% работающих имеют письменный трудовой договор на основной работе, но более 22% не имеют такого договора; 8% затруднились или отказались ответить. 25% опрошенных - неработающие студенты, пенсионеры, инвалиды.

40% респондентов считают себя больными. Много претензий к государственному медицинскому обслуживанию: трудно попасть к врачу, очереди отметили 36%, недостает квалифицированных врачей – 20%, выписывают дорогие лекарства – 20%, приходится платить за оказание помощи – 20%.

Радикальная реформа 90-х - к удовлетворению большинства населения - вылилась в стабилизацию «нулевых» годов, но стабилизацию тревожную: стабилизировались также и очень острые противоречия, которые начинают воспроизводиться (или даже расширенно воспроизводиться).

В частности, сформировались три наиболее материально ущербных слоя – «самые бедные», «бедные» и «необеспеченные» - примерно 50% населения, и их социальные ресурсы таковы, что преодолеть свое материальное положение люди не могут - так работает рынок труда: люди не имеют достойной работы и достойной зарплаты. Сложилась и страта «новых бедных» – смешанная группа: в ней 80 % относятся к нижнему материальному слою, но представлены все образовательные группы, в том числе 30% специалистов с высшим и незаконченным высшим, 42 % со средним специальным образованием.

В ряде районов, например, в Чувашии и Смоленской области, по данным региональных исследований, даже более 60 % населения могут быть отнесены к бедному населению.

О динамике: в 1994-2010 гг. росла доля двух нижних слоев - «бедных» и «самых бедных». В 1998-м был пройден пик бедности (по самооценкам, к нему относились более 50% населения). Далее - резкое снижение доли бедных к 2002 г. и относительная ее стабилизация во второй половине «нулевых» годов. Государственные меры по поддержке бедного населения имели успех, они сократили бедность - и по статистическим данным, и по самооценкам - бедными считали себя около 1/3 населения.

Основное достижение реформ, если говорить об уровне жизни – это неуклонный рост численности «обеспеченных». Он начался с 1998 г. и сейчас около 1/3 населения могут быть отнесены к «обеспеченным». Число «зажиточных» и «богатых» в пяти опросах колеблется в диапазоне 8 - 14 %, а, учитывая трудную доступность этих слоев для опросов, они могут быть сегодня оценены в 15-16 %. Эта материальная страта численно стабилизировалась, начиная с 1998 г.

Процентное соотношение [бедные + необеспеченные] : [обеспеченные + богатые] - может быть представлено сейчас как [30:20] : [30:15]. Т.е. сформировано устойчивое материальное расслоение общества с неблагоприятными пропорциями верхних и нижних страт - это результат отсутствия позитивных сдвигов в экономике.

- А есть ли отличие: человек действительно необеспеченный или он субъективно считает себя необеспеченным?

- То есть, Вы спрашиваете: надо ли соотносить исследователям статистическую картину с субъективными оценками населения, или эти субъективные оценки – также важная часть объективной картины?

Власть, между прочим, ориентируется на данные статистики, у нас же, социологов, главная задача - соотносить эти данные статистики с субъективными оценками населения.

- А власть проявляет интерес к вашим результатам?

- Мы их всегда рассылаем всем властным структурам, но официальных ответов не получаем никогда, власть, наверное, считает, что ей недостойно нам отвечать. Но с запаздыванием в два-три года следы влияния посланных нами материалов можно обнаружить в некоторых докладах и прогнозах, которые делаются внутри правительства – то одно министерство, то другое докладывает и иногда позже свой доклад публикует. Но порой они, наоборот, с нашими результатами не согласны.

Модернизированным можно считать такое состояние страны, когда величины этих измерений - статистических данных об условиях жизнедеятельности населения и оценкой этих условий самим населением - сбалансированы, а уровень каждого из них не ниже среднего для стран соответствующего мегарегиона человеческого сообщества.

- В опросах вы, среди прочего, исследовали – как отразились социально-экономические реформы в памяти населения. – Так?

- Начиная с 90-го года мы спрашивали респондентов – надо ли было начинать реформу? В самом начале немногим более половины населения подтверждали необходимость реформ. Затем, на первом этапе приватизации (94-й год) пошел резкий рост - почти 70% говорили, что реформы нужны. Видимо, сильно действовала массированная пропаганда – все станут собственниками, тогда в ходу были ваучеры. А материальное положение большинства населения в этот момент уже очень сильно ухудшалось.

98-й год – пик разочарований, за четыре года люди увидели, что они не станут собственниками, экономика не пойдет в рост, бушевала инфляция, расцвели финансовые пирамиды, обманы, коррупция, преступность.

Однако примерно 50% населения продолжали быть заинтересованными в продолжении реформ - это люди более молодые, более образованные и, как правило, городские жители. Это - три характеристики тех людей, которых можно рассматривать как социальную базу модернизации.

Смена руководства страны вновь вызвала подъем поддержки рыночных реформ: в 2002 году до 65% выросло число тех, кто сказал «да» реформам, но затем - опять откат. С середины нулевых число тех, кто поддерживает реформы, стабилизировалось на уровне 50%. Соответственно, 25% не знают, как определиться с ответом, 25% - против.

В сельской местности противников реформ 40%, тогда как в городе только 24%. Для двух последних волн Мониторинга характерно, что доля сторонников реформ в средних городах стала даже больше, чем в крупных городах и в Москве.

- Но субъективность оценок сказывается?

- Начиная с 1998 г. мы стали задавать вопрос: выиграли или проиграли респонденты от реформ, которые начались в 90-е годы в России? Опросы показали стабильно низкие доли тех, кто, по их мнению, выиграл от реформ: 7 – 13 %. Число проигравших составляет 33-54%. Не выиграли и не проиграли: от 28 до 42 %. Удивительно, но свои успехи в улучшении материального положения респонденты не связывают с реформами.

Т.е. либо у наших респондентов короткая социальная память, либо отсутствует способность находить причинно-следственную связь, поскольку, по меньшей мере, для 40% респондентов, по их же собственным оценкам, теперь доступны такие уровень жизни и стандарт потребления, которые стали возможны только в результате общественных преобразований. Т.е. в стране сложилась значительно большая доля населения, которое оценивает свой уровень жизни достаточно высоко, чем доля тех, кто считает, что выиграл от реформ в России. Вот такой парадокс.

- Это вы говорили про социальную память, а каковы субъективные оценки нынешнего состояния?

- Здесь сказываются последствия кризиса. В 2010 году 25% сказали, что стали жить хуже по сравнению с прошлым годом, и их было почти в два раза больше, чем в 2006 году.

В то же время удивляет оптимизм относительно близкого и отдаленного будущего. Те респонденты, которые работают на частных предприятиях, более оптимистично настроены, чем работающие в государственных, они надеются, что жить будут лучше, чем в прошлом году, хотя для значительной части этих людей тоже существует неопределенность, неизвестность.

Но когда говорят о более отдаленном будущем, то имеет место какой-то неизбывный оптимизм. 30% людей верят в лучшее, 41% надеются на стабильность. Оптимизм растет от села к крупным городам. В Москве оптимистов в 7 раз больше пессимистов, на селе их примерно поровну. Видимо, этим надо специально заниматься еще и психологам.

- В названии вашего Доклада есть термин «интегрированная модернизация». Что имеется в виду?

Речь идет о сбалансированном соотношении двух стадий модернизации –индустриальной и постиндустриальной, информационной, на основе развития инновационной инфраструктуры для обеих стадий. Как показал советский опыт, эта инфрастрктура может быть эффективной, если не является чисто государственной. Она должна быть либо частно-государственной (не наоборот, не государственно-частной), либо полностью частной. Но пока у нас в России инновации не имеют спроса у бизнеса, и мало кто понимает, что такое частный венчурный фонд, этих фондов практически нет, они почти все государственные. И занимаются они только тем, что, получая значительные средства, проводят «посевы» инноваций, которые почти не дают урожая. Самый гигантский «посев» - это проект Сколково, куда выделены огромные средства, и тут нас ждет очередной провал, потому что деньги освоят, но инноваций в реальном секторе российской экономики не будет. Их не будет, поскольку в России их никто использовать не сможет, у нас их просто некуда будет деть, следовательно, они будут созданы за российские средства и по дешевке их скупят на Западе.

Итак, задача в том, чтобы обеспечить конкурентоспособную координацию двух модернизаций. Возможно ли это? Китайское исследование тенденций в 131 стране показывает, что наиболее благоприятная возможность такой эволюции будет наблюдаться в ближайшие 10 лет – до 2020 года. В эти годы примерно 20-24 страны смогут относительно завершить первичную, т.е. индустриальную модернизацию. После 2020 года прогноз снижается до уровня 5-6 стран. В это же десятилетие 4-8 стран могут начать вторичную, т.е. информационную модернизацию. Россия уже начала, Китай начал, но есть десятки стран, которые еще и не приступили. Вывод китайских специалистов таков, что предстоящее десятилетие - максимально благоприятный период, в том числе для России, для формирования интегрированной модернизации. После 20-го года некоторые развитые страны могут перейти в разряд среднеразвитых, а часть среднеразвитых - опуститься в разряд развивающихся. Сам Китай рассчитывает, что к 20-му году он в основном завершит первую стадию модернизацию, к 2040 году выйдет на среднемировой уровень второй стадии.

- Итак, названо уже много тормозов модернизации. Это и стабилизация, в некоторой своей части превратившаяся в стабилизацию негативных процессов. Это и половина населения, опущенная в нищету и бедность, которая объективно не может реализовать свой культурный и профессиональный потенциал. Это и трудности модернизации индустрии, которая перед этим была остановлена, разрушена, разворована. Но, может, те, кто управляют, вникнут во все эти проблемы и эффективно их разрешат?

- Сомнительно, т.к. налицо низкая управляемость, отсутствие институтов саморазвития региональных сообществ и российского общества в целом – еще одна застойная российская сфера. В особенности деградировало, несмотря на три реформы за 20 лет, местное самоуправление: оно оказалось неспособно выполнять свою историческую миссию - помогать саморазвитию каждого человека. Это наглядно демонстрируют социокультурные портреты регионов.

В 2001 г. Президент России В.В.Путин утвердил «Основы политики Российской Федерации в области развития науки и технологии на период до 2010 года и дальнейшую перспективу», поставив задачу: к 2010 г. создать в России национальную инновационную систему. С тех пор немало людей с энтузиазмом пытались помочь решению этой задачи. Но решение увязло в заботах о неэффективном освоении выделяемых средств. Губит дело и низкое качество административного управления во многих федеральных и региональных структурах, которое обусловлено некомпетентностью и коррумпированностью многих чиновников, особенно среднего и высшего уровней. Это тормозит осуществление модернизационных программ и вообще выполнение многих решений Правительства и других органов исполнительной власти РФ. Согласно международному индексу трансформации Фонда Бертельсмана, Россия представляет собой один из примеров слабого управления трансформационными процессами: и без того низкий рейтинг России по эффективности управления за два года (по с 2007 по 2009) понизился с 98-го места до 107-го среди 128 стран. К тому же, «модернизация сверху» без активного включения заинтересованных в ней массовых субъектов не может быть успешной. А это значит, что модернизационный проект требует знания не только тех настроений, ожиданий, оценок, заблуждений, которые разделяет все общество, но и дифференцированных оценок разных материальных и социальных слоев, возрастных и поселенческих групп.

Скажем, может ли модернизация изменить положение людей, не имеющих достаточных средств для жизни? Если она будет ориентирована только на развитие информационных технологий, постиндустриальных отраслей, на которые нередко делается упор при обсуждении проблем модернизации, то вне ее влияния останется большинство работающего населения, которое ныне занято в полуразрушенных индустриальных отраслях экономики.

Думается, что модернизация вообще сложна для восприятия и оценок большинства населения, если она объясняется в основном как поле для внедрения информационных технологий: с ними многие люди в лучшем случае сталкиваются как пассивные потребители интернета или услуг мобильной связи и никак - в своей трудовой деятельности. Можно предположить, что это следствие хаотичности самих реформ, декларируемых без разъяснения целей и этапов, без анализа и выводов из тех преобразований, которые стихийно осуществляются.

- Даже неспециалист по Китаю знает, что там население воодушевлено экономическим подъемом, перспективами страны. А каков уровень доверия нашего населения к планам модернизации?

- Да, в настоящее время в России нет энтузиазма граждан времен перестройки; напротив, налицо пассивность и недоверие к любым реформам. Но без доверия не может быть эффективного действия. Можно ли возобновить доверие к реформам? Как показывают социологические опросы, ныне политическое доверие россиян фокусируется лишь на персоне Президента Российской Федерации

Материалы мониторинга позволяют увидеть, как менялось за период реформ отношение населения к государству. Доверие к государству – это доверие к нему, в первую очередь, как гаранту безопасности, и свободы личности. В обществе в целом идет увеличение численности сторонников свободы, достигнув в 2010 году 32 %, а в среднем классе этот рост хотя и более медленный, но численность сторонников государства, обеспечивающего свободу, составляет уже 38 %.

Запрос к государству на обеспечение личной безопасности выдвигают около 50 % населения. Сомнительно усматривать в этих данных стремление к «твердой руке» - скорее, это надежда на то, что можно совместить свободу и безопасность, если государство будет эффективно исполнять свои функции.

Социологические опросы показывают, что уже два десятилетия самой острой для населения страны остается опасность преступности (дикой вседозволенности), незащищенность от нее. Уже в конце перестройки незащищенность от преступности превысила критический уровень (50%), а в «лихие 90-е» стала почти тотальной (около 80-90%). С 2000 г. началось медленное снижение ее показателей, но и в настоящее время они лишь приблизились к состоянию накануне распада СССР. Иначе и быть не может, поскольку многие чиновники и работники правоохранительных органов не столько защищают население от криминальных элементов, сколько сами служат источником опасностей.

-Интересно, что в отношении краеугольных политических предпосылок модернизации – требований законности, свободы, равенства прав - все социальные слои показали поразительное единодушие. Различия в признании их важности составляют несколько процентов, а поддержка - на уровне 80-90 %. Такое единодушие отнюдь не означает, что в реальном поведении все респонденты следуют этим идеалам, наоборот, оно показывает остроту этих проблем и неудовлетворенность их состоянием.

- Вы говорили про развилку: стагнация или модернизация. Так что именно произойдет?

- Стагнация уже осуществляется с середины предыдущего десятилетия. Она закрепилась в условиях кризиса, имеет поддержку со стороны многих из тех, кто находится у власти или близок к ней. Приостановилось повышение социального самочувствия населения, растет недовольство тех, кто хочет и готов осуществлять модернизацию.

В обществе вызревает понимание необходимости стратегии модернизации как основного способа саморазвития России в XXI веке. Что входит в эту стратегию? Модернизация есть комплексный способ решения политических и экономических, социальных и культурных задач, которые в полный рост стоят перед российским государством и обществом в контексте внутренних, мегарегиональных и глобальных угроз и рисков. Это совокупность интенсивных процессов технического, экономического, политического, в целом социокультурного развития общества (страны и ее регионов); целевыми функциями этого развития являются: безопасность государства и общества, эффективное функционирование всех их структур.

Назовем несколько важных особенностей этой стратегии в российских условиях.

- Модернизации, как уже говорилось, предшествовал не подъем, а глубокий спад обрабатывающей промышленности в 90-е годы, поэтому необходима модернизация, обеспечивающая современный уровень индустриального этапа российской экономики.

- Кроме того, модернизация будет развертываться в условиях продолжающегося выбора нового, постсоветского типа социально-экономических институтов, включая институты саморазвития. Необходимо быстрее определить желательную концепцию (модель) этого выбора.

- Фактически российская экономика является разноукладной. К числу эффективных видов подобной экономики исследователи относят корпоративистскую, плюралистическую, а также, по-скандинавски, «переговорную». Мы писали об этом еще в 1994 году в книге «Смешанная экономика». Такая экономика наиболее близка интересам трудящихся и предполагает действенное участие профсоюзов в трехсторонних переговорах на всех уровнях – от федерального до муниципального; это, в свою очередь, требует активности независимых профсоюзов на всех предприятиях и фирмах.

- Как и в других странах, в России модернизация будет происходить в контексте глобальной конкуренции не только между экономиками стран, но и между их политическими институтами и условиями жизни.

- Для решения названных задач руководство страны должно создать новые экономические институты, которые бы побуждали собственников предприятий к конкуренции и инновациям.

- При отсутствии таких институтов собственники в условиях кризиса участили нарушения прав наемных работников, чему благоприятствуют отсутствие или слабость профсоюзов на предприятиях и фирмах. Поэтому в наших опросах право на труд вышло в 2010 г. на первое место по важности.

- Наконец, высшие эшелоны власти, в самом деле, должны вернуть доверие населения реформам.

- Для этого властям необходимо проявлять больше доверия населению – не только как электорату, но и как субъекту, который имеет свое мнение по всем вопросам, затрагивающим его жизнь.

- Поэтому, прежде всего, надо показать – чем, как и когда станет полезна модернизация (индустриальная и информационная) различным слоям населения. Какая модернизация, чем и когда будет полезна бедным слоям? Какая - малообеспеченным, какая - высокостатусным и т.д. Все слои должны видеть такие перспективы. И, как минимум, для начала должны увидеть перспективу и люди с высшим образованием, сохраняющие ценностный потенциал и готовность участвовать в реформах – они, в принципе, готовы, но им нужно программное подтверждение сверху. Им нужно показать - чем это будет им полезно и когда. Не через десять лет, а в ближайшие два-три года. Тогда можно вернуть доверие, а если будет возвращено доверие, тогда и дело может пойти.

- Главное же сейчас в России – начать модернизацию, уже сегодня демонстрировать доверие населению, различным его слоям.

- Прошу вас не обидеться – а каковы критерии достоверности полученных вами результатов? Им можно верить?

- Наш Центр изучения социокультурных изменений Института философии РАН в 1990 году - еще в пору перестройки, перед катастрофой СССР - инициировал этот Всероссийский мониторинг. При участии как опытных, так и молодых специалистов была разработана программа и методика исследования. Наши методики, кстати, за эти годы широко распространились среди других исследователей. Сопоставляя данные, полученные по разным методикам, мы постоянно убеждаемся в устойчивости результатов.

ЦИСИ каждые четыре года проводит опросы населения, репрезентативные в масштабе страны, состоялся уже шестой опрос.

Большинство данных, используемых в Докладе, получены методом интервью: в рамках шестого опроса высококвалифицированные интервьюеры встретились и побеседовали с 1163 респондентами по месту их жительства. Именно интервью обеспечивает высокое качество данных социологического опроса, воспроизводит и сохраняет голоса населения. Эти голова представляют все население России: около 35% респондентов проживают в деревнях, селах и поселках городского типа. 62% всех респондентов проживают в своем поселении больше 25 лет, а менее 5 лет – лишь 6%. Родились по месту жительства 55%, приехали из другой области – 11%, из другой республики бывшего СССР – 5%. Переселенцев оказалось 5%, временно проживающих - 8%.

Как обычно, вне такого рода опросов остаются элитная часть общества и «социальное дно».

ЦИСИ, вместе с коллегами из других научных организаций, стал участником Европейского социального исследования; содержание методики этого исследования достаточно хорошо согласуется с содержанием методики нашего Мониторинга, что позволяет сопоставлять значимую часть общероссийских результатов с европейскими, т.е. с внешней средой российского общества.

В 2005 г. ЦИСИ разработал Типовую программу и методику «Социокультурный портрет региона», которая хорошо совместима с методикой Мониторинга и позволяет сопоставлять его общероссийские результаты с региональными (с внутренней средой российского общества). Подготовлены портреты 15 регионов, готовятся еще более 10.

Вместе с ними всего в опросах участвуют уже свыше 35 тысяч респондентов! Информация от регионов нам важна, так как она убеждает, что получаемые нами данные в целом для России отражают и конкретную ситуацию в регионах.

Хотелось бы еще высказать слова благодарности: Всероссийский мониторинг осуществлялся при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда. Авторы также благодарят независимый Институт сравнительных социальных исследований за проведение репрезентативных опросов населения России и начальную обработку данных. Авторы благодарны за сотрудничество коллегам по программе «Социокультурные портреты регионов России» и российской части «Европейского социального исследования». Мы также признательны руководителю Центра исследования модернизации (Китайская академия наук), профессору Чуанци ХЭ за возможность оперативно познакомиться с результатами исследований модернизации в мире и Китае.

Беседовал Сергей Шаракшанэ