http://93.174.130.82/news/shownews.aspx?id=d75b91d6-209a-4979-a187-772714c64362&print=1
© 2024 Российская академия наук
25.12.2018
Андрей
Ваганов
Под конец года вполне естественно хочется систематизировать
главные – нет, даже не события – впечатления от событий,
происходивших в научно-технологической сфере страны. Собрать их в некий
обобщенный образ. По-крупному таких событий было три: ликвидация ФАНО и
воссоздание Министерства науки; канализация административных и материальных
ресурсов на национальные проекты «Наука» и «Образование»; окончательное
изменение, что называется, на онтологическом уровне сущности и функций
Российской академии наук (РАН).
Бизнес
на науке
Как отмечается в указе президента РФ от 7 мая «О национальных
целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024
года», кабинету министров при разработке национального проекта в сфере науки
требуется исходить из того, что в 2024 году необходимо обеспечить присутствие
России в числе пяти ведущих стран мира, осуществляющих научные исследования и
разработки в областях, определяемых приоритетами научно-технологического
развития.
Еще через неделю Минобрнауки было разделено на Министерство
просвещения и Министерство науки и высшего образования. «Я считаю, что принятое
решение полностью соответствует задачам по научно-технологическому развитию
нашего государства, поставленным в указе президента от 7 мая. Реализация этого
указа (в части, относящейся к науке) возможна только в рамках одного ведомства»,
– заявил вице-президент РАН Алексей Хохлов.
Алексей Ремович еще не знал тогда, что министром науки будет
назначен бывший руководитель Федерального агентства научных организаций (ФАНО)
Михаил Котюков. Ожидания у академического сообщества были совсем другие. В
предварительных экспертных раскладках Котюкову отводилась роль в лучшем случае
заместителя министра. Но, видимо, руководство страны оценило его
бюрократические и организационные таланты – прежде всего административное
укрощение Российской академии наук.
Как бы там ни было, Министерству науки, очевидно, отводится чуть
ли не ведущее место в обеспечении того научно-технологического рывка, о котором
так много говорили весь год. Наука и образование – важнейшие инструменты
достижения практически всех национальных целей верхнего уровня. Это, по крайней
мере декларативно, признают на всех уровнях власти.
Но рывок – дело рискованное, особенно когда не очень точно
представляешь себе, куда прыгнешь и где приземлишься. Скажем, в 1980 году
расходы на науку из госбюджета СССР в процентах от национального дохода
составляли 4,8%; в 1988 году СССР вкладывал в аналогичный заявленный рывок 6%
ВВП. А результат? Распад СССР? Впрочем, сегодня даже не ставится задача довести
хотя бы до среднестатистического по ОЭСР показателя расходов на науку 3–4% от
ВВП.
Всю сложность ситуации, конечно, понимает и министр. На
5-м Международном форуме Финансового университета при правительстве РФ,
проходившем в ноябре, Михаил Котюков заявил: «Хочу сказать, что задач попадания
в пятерку у нас на самом деле две. Есть пятерка по объему экономики, а есть
топ-5 стран по исследованиям и разработкам. В фокусе внимания здесь находится
несколько параметров: научная результативность, публикации, патентные заявки,
возможности проводить исследования и количество самих исследователей... И
безусловно, один из важнейших элементов, который перекликается с наукоемкостью
всей экономики, это валовые затраты российской экономики на исследования и
разработки. Здесь мы пока имеем довольно скромные показатели. Но тем не менее
наука – это сфера, достаточно сложно устроенная. И в ней могут быть как
долгосрочные эффекты, если мы говорим о фундаментальных исследованиях, так и
вполне близкие результаты, когда научные заделы должны дать ответы и
возможности для создания новых технологических решений».
То есть «долгосрочные эффекты» фундаментальной науки – это как
бы красивый стеклянный шарик на новогодней елке «новых технологических
решений». И это типичное отношение к науке (и понимание ее) людей, определяющих
государственную научно-техническую политику (ГНТП). Пять лет реформы, с 2013
года, академической науки в стране прошли именно с таким целеполаганием.
Однако не проще ли было не низводить академическую науку до
уровня заводской или совхозной лаборатории, а попытаться восстановить
эффективную систему прикладных (фирменных) исследований? В том-то и дело, что
не проще. С 2000 по 2015 год вклад бизнеса как источника финансирования научных
исследований уменьшился с 33 до 27%.
Мало того, более 60% всех средств в науку поступает из
госбюджета, а их основные потребители – либо бюджетные структуры, либо
компании, самым тесным образом ассоциированные с государством. Круг замкнулся.
Заставить такой бизнес инвестировать в науку нереально. Но если бизнес не идет
в науку, то превратить науку в бизнес – это, наверное, куда проще, по мысли
чиновников от науки.
Наукообразный
футбол
Вообще надо отметить, что управлять наукой, как и футболом, в
России любят все, но умеют немногие. За 17 лет, если отсчитывать с декабря 1991
года, ведомство, которое должно было бы отвечать за формирование и реализацию
государственной научно-технической политики (ГНТП), реформировалось… семь раз!
То есть каждые 2,4 года. Во главе этого ведомства побывало 10 человек, включая
ныне действующего министра науки и высшей школы Михаила Котюкова (см. таблицу).
Кажется, это рекордная скорость мутации среди всех министерств и ведомств в
российском правительстве. В том же футболе тренеров обычно критикуют за такую
интенсивную ротацию игрового состава. Впрочем, тренеров в современном футболе
ротируют еще чаще…
Наука превращается в такую же народную игру, как и футбол.
Играют все!
На совместном заседании президиума РАН и Совета Федерации РФ 8
ноября 2018 года председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко призвала
президиум РАН задуматься о поддержке женщин в науке. По словам политика, нужно
создать равные условия для женщин-ученых. На данный момент, по ее мнению,
гендерный состав РАН, в частности ее президиума, не соответствует современным
стандартам. «Глядя на сугубо мужскую аудиторию президиума РАН, я могу сказать,
что вы как-то отстаете от цивилизованного мира, – заявила Матвиенко. – Нужно
задуматься, какие нужны механизмы для поддержки женщин в науке. Они не менее
умные, чем мужчины, более образованные (в процентном соотношении больше женщин
имеют высшее образование). Женщины конкурентоспособны в науке. Мы ведь не
просим каких-то особых условий, эксклюзива, мы просим равных условий».
Отбирать людей в науку по гендерному принципу – это что-то
новенькое! Следующий шаг – требование обеспечить интеллектуальное равенство в
науке. Можно, например, выбрать определенный средний уровень IQ и отсеивать
обладателей коэффициента выше и ниже этого уровня.
Валентине Ивановне простительно нести принципы гендерного
равенства в науку. Для решения этой проблемы председатель Совета Федерации
предложила, в частности, учреждать премии для женщин в науке. Но поразительно,
каким покладистым оказался мускулиный Президиум РАН. Президент РАН Александр
Сергеев тут же заверил Валентину Матвиенко, что подобные меры уже обсуждаются.
По словам Сергеева, в ближайшее время академия учредит новые премии для
поощрения женщин-ученых.
Впрочем, председатель СФ идет по задам. В 2006 году вынудили
уйти в отставку Лоуренса Саммерса, 27-го президента Гарварда, самого
знаменитого и богатого американского университета. Вынудили
впечатлительные феминистки. Он, видите ли, не исключил, что у представителей
разных полов просто могут быть разные врожденные способности. Отсюда –
сравнительно низкая представленность женщин-профессоров в таких областях, как
физика, астрономия или математика. Комментаторы приводили тогда реакцию
профессора биологии Массачусетского технологического института Нэнси Хокинс,
которая при этих словах Саммерса вылетела из зала, ибо боялась, что иначе
потеряет сознание или ее вырвет. Ну и, конечно, «профессорско-преподавательский
состав самого большого гарвардского факультета – искусств и наук – обвинил его
(Саммерса) в дефиците политкорректности».
Дурная политкорректность добивает науку. Так размывается сама
структура рационального научного знания. Хороший пример – выступление 25
октября на общем собрании Российской академии образования (РАО) телеведущего,
гендиректора агентства «Россия сегодня» Дмитрия Киселева. Он обратился к
академикам с просьбой «определить границы невозможного и границы допустимого в
свободе самовыражения, в свободе слова». Но мало того – и это самое интересное,
– Дмитрий Киселев подчеркнул, что свобода слова должна быть ограничена «не
административным методом, а в результате общественной, научной дискуссии».
Если вдуматься, звучит как оксюморон: «…в результате
общественной, научной дискуссии». Единственный позитивный момент от вовлечения
общественного мнения в решение научных проблем – это факт неявного признания
когнитивной мощи науки. Ведь никто не предлагает, например, помощь публики в
организации тренировочного процесса в сборной России по футболу. Хотя каждый,
как известно, специалист в этой игре.
Надо понять и принять, что наука по самой своей сути –
недемократическая (вернее – неполиткорректная) сфера человеческой деятельности.
Никакого равенства, но, наоборот, – принципиальное, неустранимое и специально
культивируемое неравенство интеллектуальных способностей; никакого
«демократического централизма» в организации научных исследований не может
быть…
Впрочем, педагогические академики не нашли возможным возражать
(или не нашли что возразить) телеведущему. Но и действительные члены «большой»
РАН, той самой, которая позиционирует себя как оплот научной истины и
рациональности, не избавлены от вируса политкорректности.
7 ноября, выступая на Всероссийском съезде учителей русской
словесности в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова,
ректор МГУ академик Виктор Садовничий предложил изучать в школах
церковнославянский язык, возрождая русские традиции словесности. «Почему бы нам
не начать в школах изучение церковнославянского языка?» – отметил он,
рассказывая об исторических традициях образования в России. Но тут же
поправился, как будто вспомнил, что он – математик по своей научной
специальности: «Речь идет о факультативе». И опять – молчание РАН.
Штабные
эксперты
Замена фундаментального европейского концепта «истинности» на
концепт «политкорректности» приводит и к изменению статуса научного знания.
Сегодня явная или скрытая абсолютизация политкорректности ведет к
маргинализации самого института науки. Если так пойдет и дальше, то в лучшем
случае мы скоро будем иметь политкорректных экспертов и публицистические
произведения, пересыпанные научной терминологией.
Опять же хороший наглядный пример из реальной практики,
подтверждающий сказанное, дает нам процесс реформирования академической науки в
России. После пяти лет этой «мутации» РАН президент России Владимир Путин
заявил, что хочет, «чтобы Академия наук была именно штабом исследований и
определения перспектив развития науки». То есть сделать РАН сугубо экспертной
организацией.
Возможно, людям в руководстве страны, отвечающим за ГНТП и
готовящим материалы для президента, просто не хватает иронии просвещенного
человека, понимающего, что в качестве клуба, штаба, экспертного сообщества и
пр., и пр. академия бесполезна.
Понятно, что любой хозяйствующий орган по природе своей устроен
так, что ищет применения подведомственному хозяйству. Применения, приносящего
маржу. Что остается в этой ситуации делать собственно Академии наук? И на это
мы найдем ответ в федеральном законе: «Российская академия наук осуществляет
свою деятельность в целях… экспертного научного обеспечения деятельности
органов государственной власти, научно-методического руководства научной и
научно-технической деятельностью научных организаций и образовательных
организаций высшего образования».
И РАН, как может, осуществляет эту свою экспертную деятельность.
Вот выдержка из решения Президиума РАН (март-апрель 2018 года):
«Утвердить результаты экспертизы научно-технических программ и
проектов, проведенной РАН в 2017 г. по запросу органов государственной власти
Российской Федерации: <...>
3. Объект экспертизы – проект Концепции научно-технической
программы Союзного государства «Разработка инновационных энергосберегающих
технологий и оборудования для производства и эффективного использования
биобезопасных комбикормов для ценных пород рыб, пушных зверей и отдельных видов
животных... Экспертиза проведена по запросу Минсельхоза России. Рекомендован к
принятию с учетом замечаний и предложений...
5. Объект экспертизы – проект постановления Правительства РФ «О
внесении изменений в федеральную целевую программу «Культура России
(2012–2018)». Экспертиза проведена по запросу Минкультуры России. Рекомендован
к принятию...
7. Объект экспертизы – проект постановления Правительства РФ «О
внесении изменений в федеральную целевую программу «Развитие мелиорации земель
сельскохозяйственного назначения России на 2014–2020 гг.». Экспертиза проведена
по запросу Минсельхоза России. Рекомендован к принятию.
8. Объект экспертизы – Стратегия безопасности дорожного движения
в Российской Федерации на среднесрочный период. Экспертиза проведена по запросу
МВД России. Рекомендован к доработке.
9. Объект экспертизы – проект постановления Правительства РФ «О
внесении изменений в федеральную целевую программу «Повышение безопасности
дорожного движения в 2013–2020 гг.». Экспертиза проведена по запросу МВД
России. Рекомендован к принятию...
12. Объект экспертизы – проект Федерального закона «О системе
обеспечения вызова экстренных оперативных служб по единому номеру в Российской
Федерации». Экспертиза проведена по запросу МЧС России. Рекомендован к
существенной доработке».
После этого списка совсем по-другому воспринимается заявление
президента РАН Александра Сергеева, сказанное все на том же совместном
заседании Президиума РАН и Совета Федерации: «Я думаю, что такого размаха
проекты – именно то, что должна инициировать и продвигать РАН. Есть проекты
более простые и очевидные, которые двигаются проще. Но это не то, где мы нужны.
Мы нужны под крупные проекты, которые спорные, которые требуют доказать их
важность и постепенно сделать так, чтобы они были реализованы».
Содержать РАН, даже лишенную всех своих организаций, библиотек,
архивов, исследовательских институтов, в качестве сообщества экспертов просто
экономически неэффективно. А вот добавление чуть большей степени свободы
научных исследований как раз могло бы привести и к экономическим, и к
репутационным дивидендам для страны.
Но
то, что фундаментальная наука – это культурный феномен, и очень редкий феномен,
требующий поддержки и продвижения, это даже после всех пятилетних коллизий
вокруг РАН государство, похоже, так и не осознало. И это – основной итог
впечатлений от событий уходящего года.
