- Нынешняя ситуация в науке более всего напоминает мне не самую светлую страницу российской истории - Брестский мир, - говорит Александр Леонидович. - Помните озадачившее немцев предложение Троцкого: “Ни войны, ни мира, а армию распустить”? Сегодня то же самое можно сказать про академию: “войны”, то есть катастрофы в науке, не произошло, ФАНО старается исполнять основные положения ФЗ №253, бюджетное финансирование идет. Конечно, это уже достижение, поскольку первый вариант закона о реформе носил название “О ликвидации РАН”.
В том, что удалось избежать “войны”, - заслуга, в том числе, и наших партнеров из ФАНО. Однако “мира” - согласия и развития - тоже нет. ФАНО погружено в инвентаризацию имущества и составление регламентов работы институтов. Но в развитых странах идет бурный технологический прогресс, появляются новые лидеры, такие как Китай, Израиль и другие страны из “второго эшелона”. Ситуация обострилась из-за событий этого года, проблемы обороноспособности и импортозамещения выходят на первый план, ставка преимущественно на ресурсы делает нашу страну уязвимой. У СО РАН, кстати, была прекрасно работающая программа импортозамещения, почему бы ее не растиражировать? Нет, об этом даже не говорят.
Потери очевидны: все наши централизованные программы и проекты последних лет - по переоснащению оборудования, по взаимодействию с отечественными корпорациями и предприятиями высокотехнологичной промышленности, ведущими университетами России, интеграционные проекты, международные соглашения, в том числе со странами СНГ, Таможенного союза, и уникальное соглашение нового типа о сотрудничестве с Национальным центром научных исследований Франции и французскими университетами находятся в подвешенном состоянии, более того, отошли на второй план. Затормозилось продвижение двух мегапроектов - строительство супер-чарм-тау-фабрики в Институте ядерной физики и создание Национального гелиогеофизического центра в Институте солнечно-земной физики. Последний особенно значим - он необходим для контроля околоземного пространства, солнечной активности, явлений в атмосфере. Но ФАНО считает такой проект рискованным вложением денег, поскольку отдача от него будет далеко не сразу.
К сожалению, наиболее сильный удар нанесен по регионам. Насколько трудно идет их развитие без хорошей научной составляющей, показывает пример с конкуренцией сибирских субъектов РФ за федеральную поддержку университетов. Тут преуспели Новосибирск, Томск, Иркутск, Красноярск и Якутск. А вот Омск, Кемерово, Барнаул, где научные центры СО РАН были созданы недавно или еще не работают на полную мощность, остались в стороне, несмотря на то что это регионы с большим экономическим потенциалом - достаточно упомянуть агропромышленный комплекс Алтайского края, и с довольно успешными университетами, хотя эти вузы, надо признать, проигрывают в академической репутации: количестве “остепененных” высококвалифицированных кадров, числе высокорейтинговых публикаций и т.д.
Сегодня заторможены многие из наших региональных проектов: мы не успели создать Алтайский научный центр, хотя там все для этого готово, местные власти очень заинтересованы. В Бурятии, где среди институтов преобладала гуманитарная составляющая, организовать Институт физических проблем успели, а запустить на полную мощность - уже нет.
Регионы без науки проигрывают и в плане инновационного развития. Мы всегда гордились консолидированной системой решения сложных проблем. Классический пример связан со смещением добычи нефти и газа на восток Сибири, где нет соответствующих научных школ. В этой ситуации профильные институты Новосибирска и других научных центров СО РАН переориентировались на решение задач Иркутской области, Красноярского края, Республики Саха (Якутия), потому что наши научные центры всегда были максимально интегрированными. Но сейчас уже набирают силу процессы разобщения, дезинтеграции и фрагментации.
А если говорить о потерях утилитарно, то я объяснил депутатам Госдумы и членам Совета Федерации от Новосибирской области, за что они проголосовали, одобрив закон о реформировании РАН: территория лишилась бюджета Новосибирского научного центра - около 10 миллиардов рублей. Да еще и зарабатывали институты примерно 5 миллиардов. Теперь все эти деньги в Москве, и решения принимаются там, причем не специалистами. Так, у нас уже подписано соглашение по созданию Ямало-Ненецкого научного центра с “Газпромом” и администрацией ЯНАО, но представители ФАНО недоумевают, зачем надо развивать науку в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком автономных округах, и поддерживать такие начинания не спешат, хотя в этих регионах есть задачи, которые нужно срочно решать. При этом региональные власти роль науки на территории отлично понимают: в марте мы подписали первое “постреформенное” соглашение о сотрудничестве Сибирского отделения РАН с Межрегиональной ассоциацией “Сибирское соглашение”, на церемонии присутствовали практически все главы регионов Сибирского федерального округа.
Что касается “роспуска армии” в терминологии Брестского мира: основной удар нанесен по молодежи. Кому захочется работать в реформируемой организации с неясными перспективами? К тому же, когда молодые люди размышляют о будущем, основной акцент делается на решение жилищной проблемы. Благодаря принятым энергичным мерам в СО РАН за последние четыре года более тысячи сотрудников, в том числе молодых ученых, получили жилье. Строятся служебные дома - на днях сдаем очередной дом в Новосибирском академгородке, начали строительство коттеджного поселка.
Но финансирование этих проектов было заложено еще в прошлом году, а теперь вопросы о жилищной программе для молодых не ставятся ни на уровне ФАНО, ни на уровне территориального органа ФАНО. Как будто нет этой важнейшей задачи, о необходимости решения которой по образцу Новосибирского академгородка с трибуны Общего собрания РАН говорил президент Путин.
В начале реформы речь шла о том, что, согласно ФЗ №253, научно-организационное и научно-методическое управление институтами будет осуществляться РАН, а ФАНО возьмет на себя управление финансами и имуществом. Сегодня с реализацией этого постулата возникают сложности: фактически проводится мысль о сосредоточении всего руководства в одних руках. Например, в Положении о Сибирском территориальном управлении ФАНО Сибирское отделение РАН не упоминается, а положение с нами даже не обсудили. Правда, сейчас организуется Научно-координационный совет (который следовало создать изначально), готовится проект Соглашения о сотрудничестве между ФАНО и РАН. Но все идет трудно, с потерей времени и темпов развития.
Эмблемой Сибирского отделения, как известно, является сигма (Σ) - знак суммы усилий, интеграции. Мы уже привыкли к этой эмблеме, но сегодня ее надо вновь отстаивать - преодолевать ведомственную и территориальную разобщенность, объединять ресурсы, усиливать роль региональных отделений в интеграции научно-технической, образовательной и инновационной деятельности.