Версия для печати

Мечта отца и выбор сына. На Урале и в Апатитах воздают по заслугам династии Аврориных

Они - одногодки-ровесники, но место их в науке, поиск своего предназначения и пути к нынешним вершинам оказались в разных, на первый взгляд, не пересекающихся плоскостях.

Созданный 85 лет назад в предгории Хибин самый северный на нашей планете Полярно-альпийский ботанический сад, с 2002 года носит имя своего основателя и первого директора Николая Александровича Аврорина - доктора биологических наук, советского геоботаника и большого энтузиаста, чей подвижнический труд в Заполярье был замечен и деятельно поддержан академиками Ферсманом, Комаровым, Вавиловым и Вернадским.

В 1932 году в газете "Хибиногорский рабочий", которая издавалась управлением только строящегося тогда большого промышленного комбината, Николай Аврорин опубликовал статью, где на примерах показал: ботанический сад за Полярным кругом, "в бесплодной тундре, где еле уживается человек" - не химера и не "детская забава на серьезной и трудной новостройке", а "северный аванпост советской ботаники".

Как виделось автору, через Ботанический институт Академии наук, который связан со всем миром, можно и нужно "широко развернуть работы по акклиматизации декоративных растений". Причем базой полярного озеленения должны стать не только и не столько "чужестранцы", а местный материал. В Хибинах, уверял биолог Аврорин, очень много красивых растений, которые для этого годятся.

Первоначально под сад отвели около 500 га вблизи горной станции "Тиэтта" Академии наук СССР на берегу озера Малый Вудъявр. Однако затем было выбрано более удобное и презентативное для Хибин место в долине Умптэк и на склонах гор Вудъяврчорр и Тахтарвумчорр. К нашим дням территория сада выросла до 1670 га, из которых 80 занимает парковая часть с питомниками и оранжереями.

В 1932 году Николай Аврорин при участии таких же, как сам, выпускников Ленинградского университета Ларисы Бобровой, Михаила Качурина и Авенира Коровкина высадил первые опытные растения, а на территории сада был построен первый дом - материалы выделил трест "Апатит", деньгами помог Хибиногорский горсовет.

Тем же летом, 11 июля, в семье Аврориных родился сын, которого назвали Евгением. Закончивший школу сразу после войны, сын биолога предпочел ботанике физику. Причем физику ядерную. И сегодня академика РАН, Героя Социалистического труда, лауреата Ленинской и государственных премий Евгения Николаевича Аврорина с почтенным юбилеем поздравят очень многие - коллеги, друзья, ученики, преемники.

Вспомнят именитого ровесника и в Апатитах - теперь тут квартирует научный штаб Полярно-альпийского ботанического сада-института. А вот в городе Снежинск на Урале, где находится Российский федеральный ядерный центр ВНИИ технической физики, который стал выбором для младшего Аврорина и его судьбой на 60 с лишним лет, юбилейных церемоний не будет.

Так решил сам Евгений Николаевич. И просил друзей не обижаться, взяв время для того, чтобы провести его с семьей и близкими.

Этому ничуть не удивились те, кто давно знает Аврорина. Кто учился с ним на физфаке МГУ, вместе или вслед за ним входил в Атомный проект еще в "хозяйстве академика Харитонова", а в середине 50-х с первым десантом физиков-теоретиков перебрался на Урал и с нуля создавал новый ядерно-оружейный центр: изначально - НИИ-1011, потом - ВНИИП, а с середины 90-х, уже в реалиях российской государственности - РФЯЦ-ВНИИТФ.

Сформированный здесь научно-теоретический, конструкторский и производственный комплекс стал вторым для нашей страны по времени создания. А по реальному вкладу, по количеству и номенклатуре переданных на вооружение ядерных зарядов и боеприпасов, он ничуть не уступает коллективу, от которого отпочковался - КБ-11 под тогдашним руководством Юлия Харитона, а ныне - РФЯЦ-ВНИИЭФ в городе Саров Нижегородской области.

- Мы познакомились с Аврориным в феврале 1956-го уже на Урале, - рассказывает Борис Мордвинов, его ровесник и сосед по "дому теоретиков" на улице 40-летия Октября - самой первой улице Снежинска. - Женя старше меня на 88 дней, закончил тот же физфак МГУ, но на год раньше. Однако в отличие от меня Аврорин прошел плодотворную трудовую школу в КБ-11 (это нынешний Саров), удачно вписавшись в завершающую стадию разработки и испытаний первого советского термоядерного бинарного устройства...

Именно тогда, по словам коллег, проявились его незаурядные творческие способности. Имя молодого физика можно увидеть в теоретическом отчете по изделию 1955 года. Причем, фамилия вчерашнего студента Аврорина находится как в длинном списке участников разработки изделия (Сахаров, Зельдович, Забабахин, Аврорин и многие другие), так и в более коротком списке исполнителей отчета (Сахаров, Зельдович, Аврорин и другие)…

- Евгению Николаевичу повезло с первых шагов, - подтверждает слова Мордвинова заместитель научного руководителя РФЯЦ-ВНИИТФ Вадим Симоненко. - В Сарове он попал в теоретический сектор Андрея Дмитриевича Сахарова. А его непосредственным руководителем был Юрий Александрович Романов, который занимал должность заместителя начальника сектора.

Вовлечение Аврорина в работу совпало с одним из наиболее важных периодов в истории ядерно-оружейной программы СССР. В это время в центре разворачивались работы по первому советскому бинарному термоядерному заряду РДС-37, и теоретическое руководство, еще не вполне представляя масштаб проблем, поручило молодому специалисту весьма важный участок работы. Так Евгений Аврорин не по летам рано оказался в главной команде разработчиков первой бинарной системы. За успех этого испытания он получил и первую высокую награду - орден Трудового Красного Знамени.

- Сначала я увидела фотографию Аврорина с этим орденом на Доске почета, а потом познакомилась с ним самим. И замуж выходила уже за орденоносца, - с искрометным юмором вспоминает первые годы на "Объекте" Вера Алексеевна Аврорина.

В октябре 1957 года, буквально вслед за первым спутником, в семье Аврориных родился сын Николай. И в том же году на Новой Земле, где уже действовал полигон для ядерных испытаний, под научным руководством Евгения Аврорина был проведён первый в Советском Союзе физический опыт, который дал теоретикам и ученым-экспериментаторам много важной информации о том, какие и как протекают процессы в экстремальных условиях ядерного взрыва. Полученные тогда результаты легли в основу кандидатской диссертации - ее Аврорин защитил 1961-м. Отец, без малого тридцать лет возглавлявший ботанический сад на Кольском полуострове, за год до этого возглавил Ботанический институт в Ленинграде.

Главный сад своей жизни Евгений Николаевич Авронин заложил и возделывает на Урале

В 1963 году за достигнутые результаты в создании термоядерного оружия сын геоботаника был удостоен Ленинской премии, а в 1966-м - в 34 года! - стал Героем Социалистического труда.

В 1985 году, после неожиданной смерти академика Евгения Ивановича Забабахина, заместить его в должности научного руководителя ВНИИП, как тогда назывался ядерный центр на Урале, было поручено Евгению Аврорину. Эту существенно расширило круг проблем, которыми он стал заниматься.

Уже при нем был подготовлен и проведен сначала на Невадском, а затем на Семипалатинском полигонах уникальный в своем роде советско-американский эксперимент по контролю за подземными ядерными взрывами.

В 1987 году Евгения Аврорина избрали в членкоры Академии наук СССР, а в 1992-м он стал академиком. Но биолог Аврорин об этом уже не узнал: годом раньше Николая Александровича не стало. Похоронили его на Комаровском кладбище в Ленинграде.

А на плечи сына-ядерщика легла новая задача - перестраивать работу и нацеливать коллектив на решение прежних и новых задач в условиях полного запрещения натурных испытаний. Пик проблем пришелся на середину 90-х, когда обвально сократилось финансирование, специалисты ядерного центра по полгода не получали зарплату, а директор РФЯЦ-ВНИИТФ Владимир Нечай, отчаявшись что-либо изменить, свел счеты с жизнью прямо в рабочем кабинете.

В этот тяжелейший для коллектива период Евгений Николаевич Аврорин принял мужественное решение совместить в одном лице обязанности директора и научного руководителя института, заранее оговорив, что ограничивает этот форс-мажорный срок двумя годами. И слово свое сдержал. Причем, сумел не только выправить экономическую ситуацию, но и в своем же коллективе нашел, выпестовал приемника на должность директора. В 1998 году передал эти полномочия Георгию Рыкованову и в тандеме с ним плодотворно работал еще, как минимум, две пятилетки…

Сейчас академик Аврорин - почетный научный руководитель в коллективе уральского ядерного центра. Его участие в заседаниях НТС, прямое общение с коллегами и, особенно, с молодыми сотрудниками, по мнению нынешнего директора РФЯЦ-ВНИИТФ Михаила Железнова, привносит в работу так необходимый всем деловой оптимизм, обусловленный глубокими знаниями, богатейшим жизненным опытом и ясным пониманием актуальных на эту минуту задач.

Прямая речь

Борис Мордвинов, научный сотрудник НТО-1, Снежинск:

- Помимо основной производственной тематики Аврорин вместе с Забабахиным и другими теоретиками занимался разработкой так называемых "мирных зарядов", где энергия ядерного взрыва используется для перемещения больших масс горной породы. При этом требовались заряды, образующие при взрыве минимально возможное количество осколков ядерного деления, что заметно усложняло теоретические разработки. Женя Аврорин, с которым у нас сразу же установились хорошие товарищеские отношения, предложил и мне подключиться к "мирной" тематике. Я охотно согласился…

Мы с Аврориным довольно быстро разработали D-каскад - термоядерное изделие, имеющее в принципе неограниченную мощность и осколочную чистоту. Успешное испытание этого изделия было проведено в 1966 году. При разработке D-каскада роль Аврорина, как старшего, более опытного товарища была, разумеется, определяющей. Добавив к результатам опыта свои теоретические разработки, он мог бы с чистой совестью написать и легко защитить докторскую диссертацию. Аврорин же уступил свои несомненные права на блестящие результаты опыта 1966 года мне, своему младшему другу. Поэтому и, возможно, только поэтому я в 1968 году смог защитить кандидатскую диссертацию. А Женя Аврорин отложил свою докторскую на долгие шесть лет…

Позднее на основе уже испытанного D-каскада в соавторстве с коллегами из Сарова удалось разработать промышленное изделие предельной чистоты. Даже Эдвард Теллер, известный мэтр по термоядерным зарядам, посетив в период политической "оттепели" Снежинск и макетный зал ВНИИТФ с образцами наших изделий, выразил восхищение достигнутыми в России техническими параметрами. "У нас такого нет", - c сожалением констатировал отец американской водородной бомбы, остановившись у промышленного заряда.

Дословно

"Надо уметь видеть и находить свой местный материал для парков. Большинство хибиногорцев не представляет, что в Хибинах в сущности очень много красивых растений.

В августе "вульгарный" иван-чай заливает розовой краской склоны Юкспора. Много его и в других местах. Если присмотреться к его зарослям, можно различить целую гамму тонов от темно-малинового до почти белого, разной величины цветы, высокие и совсем низкие растения. Это говорит о том, что можно выделить низкорослые красиво окрашенные экземпляры для бордюров, и крупные обильно цветущие - для кустовидных куртин.

Вереск - небольшой красивый кустарничек с лиловыми, реже белыми мелкими цветами, густо сидящими на его ветвях - превосходное окаймление для дорожек и площадок. Синие и желтые фиалки, желтый, иногда белый полярный мак, красный пион, снежно-белые кассиопеи - разве плохой ассортимент цветов дает полярная природа!

Наконец, наш хибинский свидетель далеких доледниковых времен - папоротник с жесткими, как будто из железа сделанными ваями (листьями). Он похож скорее на тропические папоротники, чем на наши. Этот "железный папоротник" будет гордостью наших парков, если мы сумеем овладеть его культурой.

Когда в Хибиногорских парках появятся фонтаны, то для обсадки их горок растениями, нам не придется "занимать" издалека. Железный папоротник, четырехгранная кассиопея, бело-розовый ледниковый лютик и другие растения наших горных лощин с талой водой - вот материал для обсадки фонтанов.

А наши разнообразные, как нигде, мхи и лишайники! Ярко-красные, желтые, белые сфагны, седоватые гриммии, бледно-зеленые страусовые перья птилиум, темно-зеленые пальмы климациум, плюшевые коврики дикранум, мучнистые кустики ягелей - разве при умелом сочетании, это плохой декоративный материал?

Овладеть этим многообразием, поставить его на службу культурного отдыха полярных трудящихся - одна из задач Хибиногорского сада.

Не только Хибиногорск строится в полярной полосе. На Кольском полуострове вырастет ряд городов. Растет Мурманск, Нивастрой и Кандалакша. Создаются рудничные города в Монча и Волчьей Тундрах. А сколько небольших поселений, горняцких и железнодорожных, рыбацких и лесных властно потребуют озеленения в ближайшие годы, разве для них не нужна работа Полярного ботанического сада?

Изучение полярной и горной растительности, чем будет заниматься наш сад, преследует не только цели озеленения. Медленно и трудно советская ботаника становится с головы на ноги. От изучения флоры самой по себе, она переходит на инвентаризацию флоры, как необъятного сырьевого резерва для легкой и пищевкусовой промышленности".

Из статьи Н.А. Аврорина в газете "Хибиногорский рабочий", 1932 год.

Александр Емельяненков, Российская газета