Кто сдал «Карту российской науки»

СМИ поторопились заявить, что бюджетные деньги были разворованы

Коррупция и неэффективность настолько давно и прочно связаны с системой госзакупок в России, что любые новые сообщения на эту тему уже давно воспринимаются некритически. «Мол, что происходит?» — «Воруют». Однако и журналисты, и тем более следователи должны проверять факты. Поэтому когда в СМИ появились сообщения о том, что выделенные на создание информационной системы «Карта российской науки» треть миллиарда рублей оказались то ли украдены, то ли растрачены, — мы не удивились, но и не поверили на слово. А решили провести собственное расследование, поговорив с теми, кто создавал «Карту российской науки» и был ее активным пользователем.

Фабула дела, по данным анонимного источника, сводится к неисполнению госконтрактов, связанных с созданием и развитием «Карты российской науки», которое обошлось бюджету в 357,4 миллиона рублей. Было это еще в 2012–2015 годах, до разделения Министерства образования и науки на Миннауки и Минпросвещения, когда ведомством руководил Дмитрий Ливанов. Источники в медиа не забывают и про модный тренд на разоблачение шпионов вокруг нас: якобы в результате победы на конкурсе глобального игрока, компании PricewaterhouseCoopers, была возможна утечка на Запад данных о новейших разработках российских ученых, в том числе связанных с интересами ОПК.

С этого, наиболее абсурдного предположения и начнем. Почему абсурдного? Да потому что «Карта российской науки» не содержала информации из закрытых источников, касалась ли она вопросов обороноспособности или нет.

— Я не могу согласиться с тем, что система создавала риск разглашения каких-то секретов. Ведь она просто осуществляла группировку тех открытых данных, которые есть в международных базах данных. Если кому-то очень надо, то это гораздо проще и эффективнее сделать своими силами применительно к конкретной поставленной задаче, — говорит Алексей Хохлов, вице-президент Российской академии наук (РАН). — «Карта российской науки» работала, ею пользовались. В целом системы такого типа очень нужны. В настоящий момент подобные системы действуют. Например, система ИСТИНА, которую разработали в МГУ, применяется и во многих академических институтах.

А вот что ответили на вопросы «Новой» в компании PricewaterhouseCoopers: «По состоянию на 2012 год в России отсутствовала система, обеспечивающая сбор и мониторинг данных о результативности научной деятельности ученых и исследовательских организаций в масштабах всей страны. В рамках нашего проекта был проанализирован международный и российский опыт и разработана не имеющая аналогов в мире система, оперирующая данными из разных открытых источников, как глобальных, так и локальных. Был решен целый ряд проблем интеграции данных из разных источников, сформированы алгоритмы объединения данных, построены справочники и система показателей оценки научной деятельности. Прототип системы был запущен в открытое тестирование пользователей начиная с лета 2013 года».

Возможно, победа иностранной консалтинговой компании в конкурсе, где, кстати, принимали участие ведущие научные организации России, и затронула чье-то самолюбие.

— Был период в общем научном сообществе, когда все инициативы министерства воспринимались в штыки. Поскольку вскоре после начала разработки «Карты российской науки» прошла реформа Российской академии наук, которую связывали с министерством, — предполагает Алексей Хохлов.

Однако мы говорим о фактах, и факт в том, что система была создана и начала работать. В соответствии с поручением Министерства образования и науки оператором «Карты российской науки» стала Государственная публичная научно-техническая библиотека России (ГПНТБ). Организация закупала данные у специализированных поставщиков, таких как Web of Science, SCOPUS, Роспатент, eLIBRARY и ряда других, а затем загружала их в систему.

— «Карта» позволяла на основании сбора и непротиворечивой обработки различного вида данных — таких как публикации в отечественных журналах, публикации в международных журналах, патентов, книг — создавать картину вне зависимости от того, являлась ли организация известной на международной арене или нет, — объясняет Олег Уткин, управляющий директор по России и странам СНГ компании Clarivate Analytics. — Эффективность — это критерий, который был связан не только с количеством научных работ, но и с их цитируемостью, а следовательно, востребованностью этих научных работ. И для нас, международной компании, было большой честью, что наши данные были востребованы в России. Для нас это был эффективный проект, в котором мы участвовали и продолжаем участвовать до сих пор. Польза этой системы в том, что она позволяла непротиворечиво сводить отчеты российских научных, научно-образовательных организаций, сопоставлять их между собой и проверять, верифицировать те данные, которые организации поставляли сами.

По мнению Анны Щербины, проректора по науке РХТУ им. Д.И. Менделеева, эта система была весьма рабочей: «Могу сказать, что для ее пользователей она [система] была весьма и весьма полезной и сейчас могла бы пригодиться. Наверное, можно сказать, что «Карта российской науки» несколько опередила свое время».

С этой точкой зрения согласен и Геннадий Еременко, генеральный директор «Научной электронной библиотеки» eLIBRARY.RU (проект Российский индекс научного цитирования (РИНЦ)): «Думаю, что основная идея проекта была правильной. Собрать из разных источников максимально полную и достоверную информацию обо всех научных публикациях и достижениях российских ученых, систематизировать ее и предоставить в открытом доступе в рамках единой информационно-аналитической системы — вполне себе достойная задача. Этакая CRIS-система на национальном уровне. Так что идеи проекта «Карта российской науки» в любом случае не пропадут и будут реинкарнированы в других проектах».

По мнению Олега Уткина, «Карта» значительно затрудняла «приписки» в академической системе, и, возможно, этот факт тоже усиливал сопротивление среды.

Так или иначе, после смены министра работа данной системы перестала быть приоритетом для ведомства.

— В январе 2017 года собрался Совет по науке при министерстве и рекомендовал не использовать систему при оценке научных проектов, а в феврале 2017 года нашим профильным департаментом система была закрыта. Нам перестали включать эту работу в госзадание и в отдельные поручения, — вспоминает Яков Шрайберг, генеральный директор Государственной публичной научно-технической библиотеки России. — Но система была создана и до сих пор существует, с момента ее отключения она осталась на серверах, а рабочие массивы, естественно, были у нас, поскольку мы их используем для статистики. Мы несколько раз на разных уровнях предлагали: давайте возобновим работу системы, дайте нам перечень замечаний, если таковые есть. Давайте опросим ученых? Давайте соберем перечень замечаний от них, и тогда систему с помощью администратора можно исправить. Но, к сожалению, к нам не прислушались.

Все по классике: со сменой начальника идет ревизия его наследия, причем необязательно с позиций качественного аудита. Просто у каждой новой команды могут быть свои представления о прекрасном. И тогда проекты, на которые были потрачены государственные деньги и которые были реализованы, признаются, выражаясь бюрократическим языком, «утратившими силу».

— В любом случае должен был существовать какой-то официальный документ, официальная экспертная группа, которая проанализировала бы и вынесла решение, что система неэффективна по таким-то критериям. А спонтанно взять и закрыть разработку, в которую были вложены большие государственные деньги, мне кажется, было неправильно, — резюмирует Яков Шрайберг.