Мы продолжаем цикл публикаций,
посвященных 300-летию РАН, которое мы празднуем в следующем году. В наших
видеоинтервью профессора РАН, члены-корреспонденты и академики рассказывают о
науке и технологическом суверенитете страны. Текстовая версия – сокращенная,
полная – в видеозаписи. Беседует научный редактор порталов, спецпредставитель
Десятилетия науки и технологий, Алексей Паевский. Наш седьмой герой –
член-корреспондент РАН, директор Института общей физики РАН им. А. М.
Прохорова, Сергей Гарнов.
Член-корреспондент РАН Сергей
Владимирович Гарнов. Источник фото: Снежана Шабанова.
– Как Вы пришли в науку? Что для Вас
значит быть ученым?
– В науку меня привел интерес, и, на
самом деле, эта мотивация свойственна для подавляющего большинства тех людей,
которых называют учеными. Когда-то Николай Васильевич Карлов, сотрудник нашего
института, известный ученый говорил: «Я не понимаю, что такое ученый, я считаю,
ученым может быть только кот». Мы – молодые аспиранты, студенты, инженеры,
младшие научные сотрудники – смеялись, но, на самом деле, впитали этот термин.
По крайней мере, я его впитал до сегодняшнего времени.
Видеоверсия интервью (полная) на RuTube →
Ученый – это, конечно, человек немного
странный. Когда я учился в институте, эта характеристика была несколько другой
и использовалась для описания кого-то «возвышенного над всеми». Сейчас, к
сожалению, этот термин стал другим и используется в значении, как я уже сказал,
«странноватые». Но мы как были настоящими исследователями, так и остаемся.
Мотивация для всех нас – это интерес. Здесь хочется привести слова одного из
великих физиков о том, что ученые получают удовольствие за счет бюджетных или
не бюджетных средств. Удовольствие, конечно, мы получаем, но в то же время
отдаем за свое знание, за свой интерес достаточно много. Можно долго
перечислять примеры того, как фундаментальная наука дала человечеству ни много
ни мало – саму возможность существовать. Классический пример: мазерно-лазерный
принцип, за разработку которого в 1964 году трое великих физиков – Александр
Михайлович Прохоров, Николай Геннадиевич Басов и Чарльз Таунс – получили
Нобелевскую премию. Именно их фундаментальные исследования привели к созданию
инструмента, который сейчас является повсеместно используемым. Все, что мы
называем цифровой средой, – это лазеры как источники тех сигналов, которые
передаются по линиям оптической связи. Кроме того, лазеры широко используются в
производственных установках. В производственных цехах зачастую наиболее выгодно
для резки, обработки, закалки материалов использовать свет лазера, чем
традиционные методы. Поэтому настоящую эпоху можно смело назвать лазерной эрой.
Можно привести и другие примеры.
Наверняка биологи могут многое рассказать о своих фундаментальных
исследованиях. Действительно, недавно мы получили результаты тех
фундаментальных исследований, которые привели к созданию нашей вакцины против
COVID-19. Это было действительно фундаментальное исследование, и, когда природа
бросила нам вызов, ученые смогли вместе с производствами, с фармацевтами быстро
отреагировать. Возвращаясь к тому, что я сказал раньше, ученым, исследователем,
инженером, безусловно, движет интерес. Некоторые занимаются тем, что интересно
только им, и никому больше. Может быть, и в этом случае получится результат,
который будет востребован и необходим обществу. Но может быть, что и не
получится. С этой точки зрения оказывается важным, что мы все работаем не поодиночке,
а в научном сообществе. И часто оценка коллег является залогом того, что, то,
чем занимается ученый, действительно важно и интересно.
Хочется сказать, что Федеральный
исследовательский центр «Институт общей физики имени А. М. Прохорова РАН», в
котором я работаю, отличается тем, что интерес физиков, инженеров, биологов,
медиков в нашей среде слился в единую струю, в единый поток того, что мы
производим и что в большинстве своем востребовано.
– ИОФ РАН – это институт «общей» физики.
Что означает такое «общее» название? Чем вы занимаетесь?
– Это вопрос, который был поставлен
сразу перед тем, как 40 лет назад мы стали самостоятельной организацией. Раньше
мы были частью Физического института имени П. Н. Лебедева РАН. В сентябре 1982
года было принято решение выделить нас в самостоятельную структуру и назвать ее
«Институтом общей физики». Общая – в этом контексте значит просто то, что мы не
сосредотачиваемся на одной конкретной тематике. Мы занимаемся и вопросами
химии, и взаимодействием веществ в полях лазерного излучения, которое приводит
к созданию новых соединений, в том числе, и биологических. Поэтому общая – это
значит, по крайней мере для меня, то, что на мир нужно смотреть шире.
– И все-таки: можно ли выделить
несколько передовых, «фронтирных» направлений?
– Сама по себе физика – это наша азбука.
Это основа основ, которой мы должны владеть так же, как математик должен уметь
вычислять интегралы и решать дифференциальные уравнения. Дальше возникает
вопрос: «Как приложить эти знания?» Одно из направлений нашего института – это
науки о жизни. Использование лазера в медицине началось практически с момента
создания первого лазера, то есть более 60 лет назад. В направлении лазерной
медицины за все время работы наши сотрудники получили уникальные результаты по решению
проблем желчнокаменной болезни. Эти работы были подтверждены не только
испытаниями на животных, но уже внедрены в реальную клинику.
Казалось бы, странно: Институт общей
физики РАН занимается такими вещами, которыми должны вроде как заниматься
исключительно медики. Но нет, у каждого из нас свой функционал. Если в медицине
есть потребность в новых инструментах, например, лазерном луче вместо
скальпеля, они обращаются к физикам. Медицина и болезни – это вызов, на который
нужно отвечать. Другой вызов настоящего времени – проблема в системе
производства и обмена научного оборудования. Мы не можем покрыть весь перечень
инструментария, который существует в наших лабораториях и в лабораториях других
институтов. Но есть и то, что мы можем с гордостью назвать нашим ноу-хау, то,
что уже реализовано в конкретных изделиях и приборах. Это своего рода мостик
между медициной и новыми технологиями, новыми приборами.
– Можно ли привести какой-нибудь пример
такой работы?
– В качестве примера я могу привести
последние инновации нашего учредителя, Министерства высшего образования и
науки. В прошлом году был проведен конкурс на создание молодежных лабораторий:
биологических, химических, по микроэлектронике. Не секрет, что проблема
микроэлектроники сейчас стала весьма актуальна. Мы участвовали в конкурсе и
выиграли его. И задача перед нами стоит следующая: создать конкретные условия
для того, чтобы наш индустриальный партнер производил то, что ему сейчас крайне
необходимо. Пока прошло меньше, чем полгода, но результаты по предварительным
отчетам, а самое главное – по тому интересу, с которым молодежь начала здесь
работать, – вселяет большую надежду. Я уверен, что нынешние молодые сотрудники
нисколько не глупее тех, которыми мы были раньше. Интерес к новым знаниям и
результатам сохраняются.
– Вы – член-корреспондент РАН. Какой, по
Вашему мнению, должна быть Академия?
– Академии наук в следующем году
исполняется 300 лет. За эти 300 лет Академия прошла несколько периодов. Вначале
она была представлена всего несколькими академиками, назначенными указом Петра
Великого. Потом был период Екатерины Дашковой, еще ряд других, вплоть до
советского. Тогда Академия начала подниматься, и достигла своих высот на полях
сражений Великой Отечественной войны. Я не оговорился, именно на полях
сражений, потому что институты, эвакуированные из Ленинграда и Москвы на
периферию, например, в Казань, производили продукцию, которая была крайне
необходима фронту. Затем был атомный проект, запуск в космос первого спутника и
первого человека, первый выход в открытый космос, первая женщина в космосе.
Потом наступили 1990-е годы, которые стали трагедией не только для нашей
страны, но и всего мирового порядка. Тем не менее Академия сохранилась. Мы
продолжали работать. Мы понимали, что страна находится в тяжелой ситуации.
Страна выжила, стала подниматься, и вместе с ней поднималась Академия наук. Не
будет страны, не будет Академии. Будет Академия одна – это будет уже не та
Академия, а что-то другое.
Существуют ли проблемы в Академии? Да,
конечно, существуют. Если нет проблем, то ты либо не живешь, либо бронзовеешь.
С моей точки зрения, Академия наук – это один из немногих инструментов,
позволяющих государству оценивать правильность принятия тех или иных решений.
Можно говорить о целом спектре проблем, в которых Академия наук участвует и
будет участвовать. Это и проблема экологии, и проблема импортозамещения, и
проблемы образования. Здесь опыт членов Академии нельзя переоценить. У многих
из нас существуют свои взгляды на развитие науки и страны, потому что Академия
включает в себя не только технических специалистов: физиков, химиков, биологов,
медиков, – но и людей, которые определяют развитие сельского хозяйства,
социальной организации нашего общества. Кто, как не люди, которые отдали всю
свою жизнь и получили результаты, могут сказать, что, по их мнению, нужно
делать, и чего не нужно. К их мнению прислушиваются, хоть и не всегда. Но в
последнее время мы видим, что те знания и умения, которые были накоплены
Академией на протяжении достаточного периода времени, безусловно, являются тем
ключом, который открывает возможность и для государства, и для институтов
продолжать работать.
Источник: Indicator.ru.
Автор: Николай Подорванюк.