http://93.174.130.82/news/shownews.aspx?id=865d9ae8-5cea-4716-812d-53d762681e49&print=1© 2024 Российская академия наук
Директор Института экономики РАН Руслан Гринберг о том, до чего доведет оптимизация расходов
Министр экономического развития Алексей Улюкаев на инвестиционном форуме в Сочи сделал весьма неожиданное признание, заявив о наличии «дисбаланса между задачами развития страны, нации, каждого отдельного человека и ресурсным их обеспечением». Это состояние все больше ухудшается, — уточнил глава МЭР. Выход из создавшейся ситуации видит министр финансов Антон Силуанов. На том же форуме в Сочи он заявил, что оптимизация может коснуться социальных расходов и расходов на оборону. Что означают эти заявления? Об этом размышляет директор Института экономики РАН, доктор экономических наук Руслан Гринберг.
— Правительство дает понять, что готово пересмотреть свои обязательства, в том числе и в социальной сфере?
— Конечно. Думаю, что это так. Вообще у нас на протяжении последних десятилетий основные сферы человеческого общежития — наука, образование, культура и здравоохранение — попросту игнорировались. Так было и в последние годы советской власти, и в первое десятилетие новой России. Социальная сфера финансировалась по остаточному принципу — главное, чтобы все это не рухнуло и держалось на плаву. Это было результатом совершенно порочной философии о безусловной благотворности свободного рынка. Между тем, давно уже стало очевидным, что такой подход блокирует развитие общества.
Потом — в период «вставания с колен» — произошла некоторая корректировка. Началось возвращение к имперским ценностям. Стали выделяться деньги на «социалку», начали делать упор на обеспечение оборонного заказа. Но, мне кажется, наше руководство не было уверено в том, что вливания в науку, образование и здравоохранение могут быть эффективными. Установка оставалась прежней: развивать нужно то, что способно приносить деньги. А «социалка» традиционно убыточна. «Мериторные блага» (merit goods — «социально-значимые блага») денег не приносят, наоборот, они требуют вложений.
— Но откуда такой пессимизм чиновников? Ведь еще месяц назад все радовались санкциям — мол теперь-то мы запустим свою промышленность и все будет ok?
— Действительно, сейчас мы наблюдаем эйфорию по поводу того «шанса», который мы получили в связи с западными санкциями и который нас должен сподвигнуть производить не только ресурсы, но и готовую продукцию. Но при этом многие забывают о нашей хронической проблеме — серьезнейшей примитивизации структуры экономики. Философия свободного рынка привела к тому, что закрыли ПТУ, отраслевые НИИ и сами производства. И ничего удивительного тут нет: с самого начала наших реформ задача заключалась в удовлетворении потребительского спроса. И она реализовалась в полном объеме. Отсюда — гипертрофированное развитие импорта и закрытие собственных производств.
И вот сегодня многие говорят о том, что Западу нужно дать орден за толчок к развитию нашей экономики. Но готовность все это реализовать у нас нулевая. Поэтому мне, и не только мне, надежды на модернизацию индустриального ландшафта по всему фронту кажутся иллюзорными. Но эти надежды порождают колоссальный натиск на бюджет. Если даже нефтяные компании, которые из-за санкций теперь лишены внешнего финансирования, просят денег. А где их взять? Только из внутренних источников. А источники эти весьма ограничены. Отсюда и заявления министров об оптимизации расходов.
— Но социальная сфера — сфера чувствительная.
— Конечно. Тем более, что разворачивается рецессия. Правда, некоторые считают, что это стагнация, но в данном случае это сути дела не меняет. А тут еще оптимизация. В итоге реальные доходы будут падать. В этих условиях под угрозой оказывается социальная стабильность. Так что признания Улюкаева очень симптоматичны. Они точные, смелые, но, на мой взгляд, запоздалые.
— «Смелые и точные» — это хорошо. Но что теперь нужно делать?
— Мы не единственные на Земле — многие страны попадали в такие критические ситуации. И здесь я не вижу никакой альтернативы отбору приоритетов в индустриальной политике и их систематическому финансированию под жестким контролем.
— Но, если судить по заявлениям министров, они по сути расписываются в беспомощности: раньше была задача выполнить «майские» указы президента, в том числе, по развитию социальной сферы, а теперь речь идет об оптимизации?
— Нет, ни в коем случае никто ни в чем не расписывается. Я думаю, правительство будет вынуждено увеличить государственные расходы, а значит, увеличить дефицит госбюджета. По нашим расчетам, оно может довести этот дефицит до 3-4% ВВП. Несмотря на трудности с получением внешних заимствований, есть возможности занять внутри страны. Думаю, будет принято решение оживить экономическое развитие. И потихонечку нужно выбираться из этой ямы.
Если, конечно, будет создан четкий план. Другой вопрос — кем он будет контролироваться. За последние четверть века у нас так и не создан механизм координации разных политик, разных ведомств. Это то, что сильно отличает нас от наших партнеров на Западе. И тут я вынужден говорить, казалось бы, странные для меня слова о необходимости создания такого органа как Госплан.
— То есть возвращение к административно-командным методам управления экономикой?
— Ни в коем случае! Тут очень тонкая грань между административным планированием и индикативным. Проще говоря, планы должны быть не приказами, как в СССР, а планам-стимулами. И тут я вижу общий фронт задач по трем критериям.
Первое — это те производства, которые еще можно выдвинуть на конкурентный уровень в мировом масштабе. Второе — производства, имеющие социальное значение. Например, в моногородах. На них выпускается продукция, которая никому не нужна, но люди должны выживать, и поэтому закрыть эти производства нельзя. Третье — предприятия, обеспечивающие обороноспособность. Вне зависимости от экономической конъюнктуры, эти предприятия должны выпускать продукцию. Если по этим трем направлениям создать «дорожные карты» и действовать, может быть неплохой результат.
— Антон Силуанов сказал, что источники оптимизации находятся в социальном блоке и расходах на нацоборону. С учетом наших отношений с Западом оборона — приоритет номер один. И что — тоже пойдет под нож?
— Ничего под нож не пойдет! Будут постепенно отодвигаться сроки финансирования. Понятно, что есть критически важные сферы, которые будут финансироваться по-прежнему, а все остальное будет получать в день по чайной ложке.
— И сколько так будет продолжаться?
— Для меня ясно одно: мы должны всячески содействовать завершению конфликта на Украине. Мне кажется, этого хотят все — и американцы, и европейцы, и украинцы, и мы. Угасание конфликта породит надежды, что восстановится партнерство с Европой во имя модернизации. Я не верю, что мы можем найти свое счастье на востоке Украины.
— Алексей Улюкаев заявил, что сейчас нет выбора между плохой и хорошей политикой, сейчас выбор «между плохой и очень плохой». Видимо, имеется в виду экономическая политика. Что это означает?
— Выбор всегда именно такой, особенно, когда вы загнаны в угол. И не важно при этом, вы себя туда сами загнали или кто-то вас туда загнал.
Профиль, Владимир Рудаков