http://93.174.130.82/news/shownews.aspx?id=81ad408e-6088-454e-8e03-3fb10df0e68f&print=1© 2024 Российская академия наук
24-10-2013 14:41:00
Завтра — последний день публичного обсуждения проекта положения о Федеральном агентстве научных организаций, которое, по замыслу вдохновителей реформы РАН, должно взять на себя всю полноту руководства Академией. Именно Академией, а не ее имуществом и материальным снабжением, как это пытались внушить широкой публике штатные пропагандисты «реформы».
Научное сообщество волнуется и пытается сопротивляться, но каток властной вертикали с пути не сворачивает и лишь набирает обороты, а те, кто им управляет, не слышат голосов протеста. Да и зачем их слышать, если главная цель движения так привлекательна — приватизация академической собственности и пополнение бюджета. Эта цель подтверждается информацией наших источников в Академии наук и Минфине о вероятной кандидатуре будущего главы Агентства. Им, скорее всего, станет нынешний замминистра финансов 36-летний Михаил Котюков, мало связанный с наукой как таковой, зато хорошо разбирающийся в финансовых потоках — пару лет он работал директором департамента бюджетной политики в отраслях социальной сферы и науки Минфина.
В конце августа, накануне чрезвычайной конференции научных сотрудников РАН, обеспокоенных судьбой российской фундаментальной науки в свете закона о реформе Академии, «Новая» встречалась с организаторами конференции. Тогда обсуждалась судьба российской науки в случае принятия закона (см. «Новую» №95 от 28.08.2013).
С тремя участниками августовской встречи — директором Института проблем передачи информации РАН академиком Александром КУЛЕШОВЫМ, физиком-теоретиком из Института ядерных исследований РАН академиком Валерием РУБАКОВЫМ и членом Совета молодых ученых РАН старшим научным сотрудником ИППИ РАН Александром САФОНОВЫМ — мы обсуждаем ситуацию накануне создания Агентства.
— Завершается общественное обсуждение проекта положения о Федеральном агентстве научных организаций. Участвуете ли вы в нем? И если да, то не в курсе ли вы того, как оно идет?
Валерий Рубаков: Участвуем, но не в курсе. Потому что механизм обсуждения — это черный ящик, черная дыра. Вы можете послать свое соображение на соответствующий адрес, но ничего не узнаете о том, какие предложения сделали другие люди. То есть связь односторонняя, и все это выглядит как формальная процедура для исполнения ритуала.
Александр Кулешов: При этом реальное обсуждение идет достаточно активно. Мы располагаем большой сетью людей, которые рассказывают нам, что они приняли участие в обсуждении. Это несколько тысяч индивидуальных и коллективных предложений.
В.Р.: Результатом этого обсуждения является «шлифовка» проекта, выложенного первоначально на сайте. С момента его появления возникли несколько последующих вариантов текста, которые, кстати, на сайте уже не выкладываются. Эти последующие скорректированные варианты (содержание которых нам известно), к сожалению, еще жестче, чем первоначальный, в общем-то, жутковатый текст, выложенный на сайте.
Александр Сафонов: Мы создали Комиссию общественного контроля за ходом и результатами реформ в сфере науки и в ее рамках сделали сравнительную таблицу первого и последующих вариантов постатейно. Во многих местах текст стал действительно жестче: то есть если в первоначальном варианте предполагалось какое-то согласование с Академией и создание Научно-координационного совета из ведущих ученых, то в последней доступной нам версии проекта РАН упоминается единственный (!) раз в юридически ничтожном обороте «с учетом предложений РАН», а научно-координационный совет исчезает вовсе. Впрочем, неизвестно, что произойдет с этим органом в последнем варианте проекта — может, он снова в него вернется.
— Каково количество «организаций», охваченных заботами создаваемого Агентства?
А.С.: Это около 700 научно-исследовательских институтов и еще 800 других учреждений научной (например, библиотеки) и социальной сферы — поликлиники, больницы, детские сады и т.п. Всего — примерно полторы тысячи организаций.
А.К.: Когда мы разговаривали в прошлый раз, пришли к выводу, что все, что связано с планами объединения академий, уравнения членкоров с академиками и т.п., — это, конечно, глупость, но не имеющая большого значения. И в конечном итоге кое-что из этих глупостей из «реформы» исчезло. А что действительно существенно — это судьба институтов, в первую очередь кто будет ими управлять. Наука по определению самоуправляема. Мы никогда не сможем предугадать, что сработает завтра: космология, теория струн или еще что-то. И этот документ — прежде всего о судьбе институтов. При этом он очень точно соответствует нашим самым скверным предположениям. Появились ключевые слова: «ликвидация», «изъятие». Восхитителен пункт 5.15. В нем говорится, что ФАНО является «главным администратором источников финансирования дефицита федерального бюджета». В первой версии проекта Положения этот заковыристый пункт говорит и того короче: «приватизация». Сейчас слово убрали, но смысл все равно ясен: казна пуста, и нужно изъять здания и земли, используемые в сфере науки, и распорядиться ими для наполнения казны, ведь наука в нашей стране оказалась делом второстепенным.
— В проекте постановления внимательному читателю открывается длинный перечень того, чего институты лишаются в управлении самими собой. Это начинается с пунктов о руководстве институтов и дальше проходит по всему, что касается имущества и недвижимости, государственных заказов на исследования, конкурсной системы, грантов, снабжения оборудованием от сложных приборов до банальных скрепок.
А.К.: Постановление специально сделано «многосмысленным». Например, там есть пункт: «утверждаются государственные задания на проведение научной деятельности». Вопрос: а откуда появятся эти задания? Кто такой умный, кто, скажем, физику-теоретику академику Рубакову будет выдавать государственные задания? Вот, например, наша базовая компетенция — это теория кодирования. И мы знаем всех людей в России, которые в этом что-то понимают. Три четверти из них работают в нашем институте. Кто и какие задания нам будет формулировать? Чиновники ФАНО?
И второе. Кто бы ни был директором этого агентства, он все равно будет выполнять «промфинплан». А выполнить его можно только одним способом — сливая и ликвидируя. Потому что из того, что есть сейчас, да, можно что-то выгадать, немного поджав. Но «больших результатов» можно добиться только через слияние и поглощение. И казну наполнить, и себя, родного, не забыть.
Чего сейчас боятся люди? Выдвигаются критерии эффективности. Рассылаются идиотские таблицы по 40 пунктов с идиотскими критериями. Например, вопрос: сколько человек у вас защитилось за год? Здесь безусловный рекорд у совета Данилова, у которого защитилось 100 человек (Александр Данилов возглавлял ученый совет в МГПУ, через который прошло множество липовых диссертаций. — Прим. ред.). Хорошо это или плохо?
А.С.: Схема проста. Запускается комиссия по оценке по непонятным правилам, придуманным чиновниками. Ставится оценка — 2 балла. После чего следует решение: высвободить удобно расположенное в центре Москвы здание, потому что в этом институте «науки нет». А людей, чтобы им не было уж очень обидно, переселить, например, во Фрязино. Пусть там и занимаются своей наукой.
В.Р.: В проекте нет никакого обратного влияния научной общественности на чиновников. Оно не прописано никак. Никакого контроля, который хоть в какой-то мере существовал в Академии наук. Раз в год отчитывался на общем собрании президент АН. Так же раз в год отчитывался академик-секретарь отделения. Можно было задать вопросы, и иногда они были достаточно острыми. В предлагаемом проекте вообще ничего подобного не предусмотрено. Чисто чиновничья структура: делаю, что хочу, а ученые — рабы.
— Удивительная вещь. Предполагалось, что агентство в основном будет заниматься академической недвижимостью и хозяйственными вопросами, чтобы освободить руководителей науки от несвойственных им функций. Мол, пусть занимаются только наукой. Но в проекте в компетенцию агентства входят и формирование госзаданий по науке, и проведение конкурсов, и утверждение программ развития научных организаций и даже организация научных конгрессов, конференций, симпозиумов и т.п.
А.К.: Последний пункт — это вообще прелесть. Представьте, что один лишь наш институт в год проводит 30 международных конференций. Разного формата и размера. Бывает по 300, а бывает и по 1000 человек. А что теперь, заявки, что ли, подавать?
В.Р.: Именно. Подавать заявки, ходить кланяться, чтобы под них выделили деньги. А чиновник будет спрашивать: что за конференция, зачем она нужна?
А.К.: Надо понимать следующую вещь. Мы сколько угодно могли быть недовольны своим академическим руководством, ругать вице-президента Алдошина, который поддерживал Петрика. Но если вы думаете, что он про Петрика чего-то не понимал, то ошибаетесь. Проблема в его личности и в характере, а вовсе не в том, что он чего-то в Петрике не понимал. Каждый из этих людей, как бы там ни было, знал, что такое наука. А сейчас в руководстве наукой появятся люди, которые просто не знают, что это такое. Произойдет то же, что произошло с некоторыми министерствами (например, обороны, промышленности), когда просто исчезла возможность диалога с ними. Пришли люди, которые, что называется, «слов не понимают». И в результате может произойти этакая «петрикизация» науки.
В.Р.: Придут люди, которые ничего в науке не понимают. Хорошо, если они будут опираться на ученых. Но я подозреваю, что они этого делать не будут. Во всяком случае, в положении ничего подобного нет. И тогда придет какой-нибудь очередной Петрик к руководителю отдела этого агентства, повесит ему лапшу на уши — и всё, вперед… То есть то, что записано в этом проекте, абсолютно не защищает нас от всякого шарлатанства и лженауки.
— Попробуем подвести итоги. В чем главные опасности передачи управления академической наукой в руки вертикальной бюрократической структуры? С широкими полномочиями и непрописанным влиянием научного сообщества на ее решения?
А.С.: Ключевое, чего не хватает в проекте Положения об Агентстве, так это обязательной отчетности Агентства по показателям, связанным с результативностью научной деятельности. Фактически это означает, что руководителем Агентства, которому подчинены сотни (по крайней мере — пока сотни) научных институтов, может быть кто угодно, хоть директор магазина, хоть финансист или даже бухгалтер, — ведь отчитываться о научных достижениях и провалах ему не придется.
В.Р.: Я бы ответил — как пойдет. Обсуждаемая нами бумага ни от чего нас не защищает, в ней нет ничего, кроме безбрежных полномочий. А дальше два варианта. Один — более-менее человеческий. К руководству Агентством приходят нормальные люди из научной среды, и выстраивается нормальное взаимодействие с научным сообществом. В Агентстве создается-таки научно-координационный совет, происходит качественный отбор его членов из действительно выдающихся ученых, создаются секции по направлениям, территориальные секции, и с ними идут постоянные консультации: куда науке двигаться, что ей нужно, а что не нужно, какие направления на сегодня наиболее важные, как оценивать эффективность научных учреждений.
Но скорее всего этого не произойдет. И тогда мы получим сугубо чиновничью вертикаль, что нанесет капитальный удар по науке. Произойдет закрытие целых научных направлений по той причине, что «мало публикуют» или не в тех журналах. Главная опасность в том, что ученых «придавят», уничтожат остатки академического самоуправления, с ними не будут считаться, будут держать их за наемных работников. А это означает, что лет через десять от науки останутся рожки да ножки.
А.К.: Социальный вектор развития общества формирует биологическую эволюцию. И довольно быстро все начинает работать. Возьмем Финляндию. Это была крестьянская страна, которая никогда не была замечена ни в какой науке. На протяжении последней пары поколений она вкладывает в удельном смысле больше остальных стран в образование и науку. И финны потихоньку становятся значимым пятном на мировой научной карте. А в образовании просто лидируют. Если общество, социум заинтересованы в умных, то постепенно развивается и соответствующий генотип человека. А если это набеговая экономика, то понятно, что яйцеголовые при ней не вырабатываются. Самое страшное, что происходит в нашей стране, — это уничтожение интеллектуального гумуса, гумуса науки, культуры. На этой голой лунной поверхности ничего не будет расти. Очень показательна история Германии первой половины ХХ века. Ведь попытки создания арийской науки при Гитлере привели к тому, что Германия на мировой карте науки до сих пор является страной третьего ряда. Потому что гумус накапливается поколениями. В научной среде сейчас очень много беспокойства. Растут, особенно в молодой научной среде, настроения, что в стране нет перспективы, что «пора уезжать».
В.Р.: Обидно, что эта смена настроений произошла буквально по мановению руки. Ведь за последние несколько лет научная молодежь стала оставаться на родине, многие стали возвращаться из-за границы. Пошли какие-то жилищные программы, зарплаты стали приемлемыми, стали появляться гранты. И вот неуклюжий характер предложенной реформы вновь резко изменил господствующие настроения, вновь посеяв неуверенность в будущем — профессиональном и материальном. У меня, например, один молодой человек вот-вот уедет, двое других пишут аппликации.
А.С.: В самое последнее время молодые люди вновь теряют доверие к науке как к сфере, в которой можно самореализоваться и кормить семью. Я состою в Совете молодых ученых РАН, и писем с мест на эту тему множество. Много писем и о том, что молодые люди стали чаще получать приглашения на работу из других стран. Потому что наши научные диаспоры очень чутко отслеживают ситуацию в России и фиксируют, что появляется целый пласт потерявших уверенность в будущем, неохваченных, вполне квалифицированных молодых ученых, так называемых постдоков (свежезащитившихся кандидатов наук. — Прим. ред.), которых можно сравнительно недорого (по их меркам) пригласить к себе. Это тенденция именно последних четырех месяцев нынешнего года, когда началась так называемая реформа РАН.
Автор: Андрей Липский
Постоянный адрес страницы: http://www.novayagazeta.ru/society/60624.html