Версия для печати

О современных тенденциях и перспективах в пересадке органов академик Сергей Владимирович Готье

Наше внутреннее дело

Около 50 лет назад случилось событие, ставшее поворотным для медицины: была проведена первая пересадка сердца. С тех пор трансплантационная практика постоянно развивалась и вместе с тем распространялась по миру. О современных тенденциях и перспективах в пересадке органов «Науке в Сибири» рассказал хирург и трансплантолог, директор московского Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В.И. Шумакова академик Сергей Владимирович Готье.

— Трансплантация какого органа проводится чаще всего?

— Трансплантация (ТС) почки наиболее востребована во всех странах — это связано с бо́льшим количеством людей с почечной недостаточностью. Болезнь данного органа в терминальной фазе развития требует проведения диализа, который резко снижает качество жизни. Поэтому пересадка крайне выгодна и конкретному человеку, и другим пациентам — в результате освобождается место для еще одного диализного больного.

В 2017 году в России было сделано около 1 200 трансплантаций почки, из них почти 1 000 — от посмертных доноров, остальные — от живых родственных. Использование последних позволяет подготовить пациентов и делать трансплантации даже при несовместимости групп крови, предварительно удалив антитела из организма реципиента.

— Печень тоже можно пересаживать от живого донора?

— Да, причем сейчас нами освоена методика эндоскопического изъятия левого латерального сектора или даже левой доли печени — для пациентов детского возраста. Результаты наших исследований говорят, что это позволяет получить трансплантат высокого качества. Важное значение играет минимизация хирургической травмы, и, как следствие, ускорение реабилитации доноров.

— А как часто вы пересаживаете сердце и легкие?

— Наш Центр за 2017 год сделал 161 трансплантацию сердца и 14 трансплантаций легких. По числу ТС сердца мы опережаем все трансплантационные центры мира и имеем очень хорошие результаты. В этом нам немало помогает широкое использование вспомогательного кровообращения, что позволяет человеку дождаться донорского сердца. Трети пациентов требуется проведение кратковременной механической поддержки (несколько суток), а некоторым имплантируются отечественные искусственные левые желудочки сердца (насосы), обеспечивающие приток крови в аорту. Они могут работать до нескольких лет.

Трансплантация легких проводится реже всего — тут дело в частой непригодности этих донорских органов. Однако в целом подобные операции проходят успешно: например, один из пациентов нашей клиники спустя год после пересадки даже спускался с аквалангом на дно Черного моря.

— Как долго человек находится в листе ожидания?

— Среднее время ожидания донорской почки в нашей стране — 2—2,5 года (в США — около 5 лет), остальных органов — существенно меньше, в зависимости от экстренности ситуации.

— Может ли очередность в листе ожидания претерпевать какие-то изменения?

— Если вы имеете в виду возможность продвинуться в очереди за деньги, то это исключено: система распределения донорских органов прозрачна и тщательно контролируется. Каждый донорский орган — национальное достояние, и во всех цивилизованных странах ведется борьба против подобной торговли. Пересадка — государственная программа, и никто не может даже думать о том, чтобы брать деньги с пациентов.

— Кому можно стать донором?

— В России живыми донорами могут быть только прямые родственники. В каждой стране всё зависит от законодательства.

— Как по закону РФ регулируется донорство: нужно ли писать какое-то согласие на изъятие органов?

— Тут есть два варианта, первый из которых действует в России: презумпция согласия — если при жизни не отказался, ты потенциальный донор. Другой вариант — испрошенное согласие: либо у семьи погибшего, либо на основе документа, оставленного умершим. Презумпция согласия — самый гуманный способ обеспечить население донорскими органами, потому что она снимает с человека груз принятия решения в стрессовой ситуации. Так, в Германии, где нет презумпции согласия, 10—11 изъятий на 1 млн человек — хотя даже у нас в Москве 15. Данная презумпция действует в большинстве стран.

— То есть без заявления органы можно брать вообще у всех людей?

— Нет, у погибшего ребенка требуется обязательное согласие его родителей — в этом случае применяется презумпция несогласия.

— Какие разработки в области трансплантации сейчас считаются самыми перспективными?

— Если говорить о нашем институте, то мы проводим не только операции, но и различные исследования. В частности, выращиваем клеточно-инженерные конструкции (эксперименты проводятся на животных) и создаем фрагменты печени, поджелудочной железы и хряща. Когда-нибудь это будет использоваться в клинике.

— Есть ли еще какие-то проблемы, связанные с донорством?

— Средняя донорская активность на территории РФ — 3,8 изъятий на 1 млн населения в год, что в 10 раз меньше, чем в наиболее развитой в плане донорства Испании. Это объяснимо тем, что наше государство, еще будучи Советским Союзом, полностью игнорировало работу по организации донорства: не выделялись средства, не обучались специалисты. Только 10 лет назад страна серьезно подошла к этому вопросу. Если несколько лет назад в донорстве не участвовали 68 регионов, то теперь их осталось 59. Также есть динамика по частоте постановки диагноза «смерть мозга», а отсюда — увеличение числа мультиорганных доноров и развитие программ трансплантации печени, сердца, легких, поджелудочной железы.

Кроме того, в РФ увеличивается число трансплантационных центров: 10 лет назад их было около 30, сейчас — уже 52. Правда, количество пересадок росло медленно — свою роль сыграла общая и давняя стагнация в развитии органного донорства, а также недостаточное финансирование региональных программ. Зато в 2017 году мы впервые подошли к цифре в почти 2 000 трансплантаций на территории РФ: значительная часть, конечно, выполняется в Москве.

Алёна Литвиненко, Наука в Сибири