Михаил Андреев в День филолога: о произведениях, которые никогда не теряют притягательности

— Расскажите о сфере ваших научных интересов.

— Я занимаюсь итальянской литературой — фактически на всём её протяжении, от истоков до XVIII века. Однако в последние годы в сферу моих интересов также вошли европейская комедия и трагикомедия. Вообще, я убеждён, что всё в жизни подчинено странному сцеплению случайностей. Так получилось и с моим профессиональным путём: в филологию я пришёл, можно сказать, случайно, хотя интерес к ней у меня был ещё со школы. Изначально я собирался заниматься русской литературой Серебряного века и поступил на русское отделение филологического факультета. Но вскоре после поступления на факультете открылась итальянская группа — и, сам не вполне понимаю почему, эта возможность меня по-настоящему увлекла. Так я оказался в итальянской филологии и стал итальянистом. Надо сказать, что ни разу об этом не пожалел.

— С каких книг начался ваш путь исследователя?

— Мой профессиональный путь, если считать стартом кандидатскую диссертацию, начался с «Божественной комедии» Данте — произведения, которое никогда не теряет притягательности для тех, кто к нему прикасается. Это целый мир, охватывающий философию, богословие, историю и литературу того времени. Погружение в этот текст похоже на лабиринт Минотавра — выхода нет, блуждать можно бесконечно. Я, честно говоря, волевым усилием отдалился от «Божественной комедии», ведь невозможно всю жизнь заниматься одним и тем же.

В последние годы, интересуясь комедией как жанром, я сосредоточился на XVIII веке — на Карло Гольдони. Это крупнейший итальянский драматург, чьи пьесы и сегодня вызывают живой интерес. Этой осенью выходит двухтомник с переводами 16 его пьес, дополненными моими статьями и комментариями. Этот проект я планирую продолжать — он для меня сейчас действительно важен и интересен.

— Что было самым сложным в работе над переводом пьес Карло Гольдони?

— Когда я переводил Гольдони, одним из самых сложных был вопрос, что делать с диалектами? Его персонажи-маски — Панталоне, Арлекин, Бригелла — постоянно говорят на венецианском диалекте. Это важная часть их образа. Передать это в переводе непросто. Обычный приём — когда в текстах вставки на иностранном языке просто сохраняются, — здесь не работает. В Италии венецианский диалект понятен всем, это не чужой язык, а своя, особая речь. Использовать русские говоры тоже нельзя — итальянские диалекты не имеют точных аналогов, у них своя лексика, грамматика, интонация. Приходилось искать решения. Таких задач в переводе много, но решать их — удовольствие. Потому что сам процесс, несмотря на сложности, по-настоящему увлекает.

— Что вас удивляет или восхищает в вашей работе?

— В той области, которой я занимаюсь, меня, пожалуй, больше всего поражает — и продолжает поражать — наличие людей, способных работать с масштабом целого научно-исследовательского института. На моей памяти, и к моему счастью — среди моих знакомых — таких было несколько. Это Елеазар Моисеевич Мелетинский, а также академики Владимир Николаевич Топоров и Михаил Иванович Гаспаров. Это люди, которые достигли высочайших уровней профессионального признания. И я даже не пытаюсь, как говорится в одном средневековом выражении, «взобраться им на плечи, чтобы видеть дальше».

— Какими книжными рекомендациями вы могли бы поделиться?

— Тем, кто интересуется историей итальянской литературы, могу порекомендовать наш шеститомник «История литературы Италии», подготовленный в ИМЛИ РАН. Его издание как раз завершается в этом году. Издание довольно доступно по уровню изложения и охватывает развитие итальянской литературы от истоков до конца XX века. А тем, кого больше привлекают художественные тексты, я бы посоветовал обратить внимание на современных итальянских авторов. Например, Милена Агус — с её книгами «Каменная болезнь» и «Бестолковая графиня», Сандро Веронези, Андреа де Карло — с романами «Уто», «О нас троих». Это, возможно, не книги, которые перевернут ваше представление о жизни, но это крепкая, небезынтересная беллетристика — содержательная и увлекательная.