http://93.174.130.82/news/shownews.aspx?id=516d92b4-4ed8-451d-813c-7c026411b8b2&print=1© 2024 Российская академия наук
«…и нельзя повернуть назад», — слова этой песни помнят, наверное, все геологи, когда-либо бывавшие в полях. Уезжая на объекты, которые иногда находятся очень далеко не просто от цивилизации, но и от любого человеческого жилья, ученые оказываются один на один с подчас непредсказуемой природой. В преддверии Дня геолога мы попросили исследователей рассказать о сложных, тяжелых, неприятных и опасных случаях, которые происходили в экспедициях.
Своими воспоминаниями о том, каково бывает геологам в северных маршрутах, поделился директор Института геологии и минералогии им. В. С. Соболева СО РАН академик Николай Петрович Похиленко:
— Однажды, в 1974 году, при сплаве на взбухшей от сильных дождей, в общем-то, небольшой, но стремительной речке Чомурдах (левый приток реки Оленек), мы с Николаем Владимировичем Соболевым попали в весьма неприятную и опасную ситуацию. Уже близко к концу пути, уставшие и более суток не спавшие, перед очередным шумящим перекатом решили не выходить из лодки, чтобы посмотреть, как там обстоят дела, а пройти его сходу, как уже прошли десятка два подобных перекатов на верхнем участке маршрута. Река здесь делала крутой поворот, и вот за ним мы изрядно струхнули: впереди — ревущий в пене бешеный поток воды, несущийся в скалу, где вода за тысячелетия выбила объемный грот. Там ударяющийся в препятствие поток создавал такое, что, наверное, очень красиво выглядит, если наблюдать с берега, а с лодки, которую стремительный поток несет туда, думаешь уже не о красотах, а о Боге. Пристать к берегу не получалось совсем, метров за сорок от этого ада у Н.В. Соболева вырвало из рук весло, и он, потеряв равновесие, чудом удержался в лодке. Еще метров через десять я, пытаясь хоть как-то управлять движением лодки, сломал свое весло — и вот совершенно неуправляемую лодку несет ревущим потоком в грот, красота которого описана выше… Спасло нас два обстоятельства: во-первых, дно лодки было изорвано острым плитняком еще в начале маршрута, и в ней было изрядное количество воды. Во-вторых, на дне этого бедного плавсредства на подложке из ивняка лежало не менее 150 килограммов образцов кимберлитов и шлиховых проб. Именно поэтому лодка не перевернулась при ударе о скалу, поток ее просто вышвырнул оттуда в огромную, быстро крутящуюся воронку, находившуюся чуть ниже этого чудесного грота. Вместе с лодкой там вращалось и весло Николая Владимировича, которое удалось-таки выловить, а уже оно помогло выбраться из этой воронки. Усталость и сонливое настроение у нас, изрядно перепуганных, это приключение часа на три точно сняло.
Другое, более опасное приключение, довелось мне пережить в 1981 году на той же реке Оленек, когда в начале августа я перевернулся на быстроходной маленькой лодке, возвращаясь в лагерь, — на расстоянии около 30 км от него. Сопки и деревья тогда были покрыты снегом, который шел два дня перед этим, температура воды была порядка 8—9 градусов, воздуха — около 2—3 градусов, дул ледяной северный ветер. Перевернулся я по неосторожности и небрежности: на ходу хотел подрегулировать жиклер нестабильно работающего двигателя, потянулся за лежащим в носовом отсеке инструментом, и в этот момент резко дернувшийся двигатель вырвал румпель из замерзшей руки… Это произошло как раз посредине реки: я срезал путь на повороте. До берега было не менее 400 метров — все случилось на широком плесе.
Единственным вариантом спастись было тащить, не раздеваясь, лодку к берегу, используя ее в качестве поплавка, потому как в свитере, меховом жилете и летном комбинезоне, а сверху еще и штормовка, до берега точно было не доплыть. Резиновые болотные сапоги пришлось разрезать: портянки разбухли, и снять в воде обувь не получалось. Корма лодки была утянута тяжелым мотором вниз, над поверхностью воды торчал лишь сантиметров на 30 из воды нос, в котором был пенопластовый поплавок. Вариант: раздеться и плыть к берегу одному, без лодки, не проходил — в ледяной воде это вряд ли бы удалось. Да и в случае удачи — что потом сможет сделать на берегу полузамерзший человек на ледяном ветру без одежды, босиком на камнях, покрытых снегом?
Поэтому я выбрал единственный приемлемый вариант собственного спасения: попытаться доплыть вместе с лодкой до берега одетым, в этом случае при интенсивной работе организма вода на контакте с телом нагревается, и одежда создает условия для существования градиента температур. Это сработало, но метров за сто до берега я окончательно выбился из сил, от переохлаждения и интенсивной работы начали лопаться кровеносные сосуды в легких, стало больно и трудно дышать, появился кашель с кровью, к тому же я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание. Зная, сколько времени и средств уходит на Севере на поиски утопленников, я привязал себя за руку веревкой к лодке, понимая, что последняя уже точно не утонет, ее найдут быстро, и я буду тут же, рядышком. Дав себе слабину, начал быстро засыпать, мне стало хорошо и даже вроде бы тепло, но тут в эту ситуацию включился какой-то жуткий вой, не давший спокойно перейти в иной мир. С трудом открыв глаза, я увидел на берегу лайку, которая сидела напротив и выла. Понял, что собака воет по мне уже как по покойнику, разозлился на себя и снова взялся бороться за жизнь.
С трудом откашлявшись кровью, не обращая внимания на жуткую боль в застывших мышцах рук и ног, я начал снова тащить лодку к берегу, где лайка сразу перестала выть и начала громко лаять, как бы обозначая направление движения. Через какое-то время я услышал, что мотор стал цеплять за камни дна, и это означало, что глубина воды была не более трех метров, до берега же оставалось около тридцати метров. Отвязав себя от лодки, которая уже тормозила движение к берегу, я из последних сил поплыл к нему, но этих сил хватило метров на десять, не больше, и тут, уходя под воду, подумал, что, похоже, это уже конец. Однако глубина в том месте была порядка двух метров, у меня хватило сил оттолкнуться от дна, вынырнуть, успеть схватить немного воздуха, снова уйти под воду поглубже и, помогая себе руками, оттолкнуться от дна уже в направлении к берегу. Через несколько таких циклов я почувствовал дно под ногами и, уже слабо контролируя сознание, пошел к берегу. Как удалось выбраться на него, я не помню, процесс, похоже, шел на «автопилоте».
Пришел в себя на берегу, окончательно замерзая, рядом была лайка-спаситель, лизавшая лицо и громко лаявшая. Лодку отнесло несильным в том месте течением где-то на полкилометра. Лежал на покрытой снегом гальке метрах в трех от уреза воды. Встать на ноги сразу не получилось, однако сознание работало четко, подсказывая, что вернуться на базу амакинцев, откуда был начат путь, сил уже точно не хватит, единственным шансом спасения могла быть попытка добраться до старой палатки амакинцев у устья реки Кютюнгде, до которой было километров шесть-семь.
Первые полкилометра я полз на карачках, слегка разогрелся, что позволило встать на ноги и снова почувствовать себя человеком. Затем разделся догола, выжал как смог, всю свою одежду: на ледяном ветру она не превратилась в более теплую, но стала, по крайней мере, более легкой, снова оделся и поплелся, когда в вертикальном положении, когда опять на карачках, к той самой палатке. Поскольку на ногах были одни хлопчатобумажные носки, а под ногами — галька и острые обломки карбонатных плиток, очень скоро ноги стали босыми, а километра через два уже и пораненными, и на следах на снегу оставались пятнышки крови.
До палатки удалось добраться, там повезло найти коробок с двумя спичками, хватило сил наломать сухих веточек, не покрытых мокрым снегом, на стоящих поблизости лиственницах, набить печку, сделанную из 250-литровой бочки, дровами, повезло зажечь эту печку первой спичкой. Затем, когда она загудела огнем, и в палатке стало тепло, которое напрочь переохлажденным телом уже совсем не ощущалось, я разделся до плавок, повесил свою мокрую одежду на веревку, залез на нары, сооруженные вблизи печки, на которых лежали два драных замасленных ватника, и отрубился.
Нашли меня часа через два в таком плачевном состоянии хозяева лайки по кличке Кнут — начальник партии Амакинской экспедиции И.Ф. Свиридов и водитель вездехода, — они ехали на на ту самую базу, с которой я начал свой едва не ставший последним путь, за запасной звездочкой для сломавшейся передвижной буровой установки. Их поисковая партия базировалась на участке «Лунный», располагавшемся километрах в 60 к юго-востоку. В дороге у вездехода лопнула гусеница, Игорь Свиридов с водителем начали ремонт, а Кнут, сообразив, куда идет путь, и зная, что там его ждет подруга — красивая черная лайка по многообещающей кличке Ночка, ломанул на базу один. Поскольку лайки — умнейшие собаки, они знают: если торопишься, то по берегу реки куда как проворнее бежать, чем по таежному бурелому, и, главное, глупые белки и бурундуки не отвлекают от основного дела. Но тут на его беду в эти могучие планы вклинился я, перемерзший, перемокший и полумертвый, и Кнут, к его чести, не только не дал мне отойти совсем, но и сопровождал меня до палатки, и караулил до приезда вездехода. Ребята с высокого борта речной долины увидели из тайги дымок от печки, ну и как это вполне обычно бывает на Севере, свернули к реке, решили посмотреть, кто там. А там — их хороший и давний приятель, но в весьма плачевном состоянии. Довольно скоро они привели меня в сознание, и только после этого спаситель-Кнут продолжил свой путь к вожделенной Ночке. Конец дня и ночь я оттаивал, но к утру начал распухать — от сильного переохлаждения отказали почки: распухли руки, ноги, да так, что на босу ногу едва удалось надеть сапоги 45 размера, а до этого с портянками и носками носил 43-й. Но обошлось, выжил, опухшее тело стало принимать нормальный вид на третий день, но кашлял с кровью дней двадцать. Этот практически чудом благополучно закончившийся случай — один из примеров того, что с Севером шутки плохи, и сколько горестных примеров с печальным концом на нашей памяти, когда мы теряли своих товарищей и коллег…
…С тех пор прошло несколько десятилетий. Казалось бы — современные средства передвижения, технологии и специально созданные для полевиков устройства должны были свести риск до минимума. Однако Север остается Севером — и его природные условия все так же требуют от исследователей проявления мужества и стойкости. Рассказывает научный сотрудник лаборатории электромагнитных полей Института нефтегазовой геологии и геофизики им. А. А. Трофимука Алексей Николаевич Фаге:
— В действительно сложную и опасную ситуацию я, пожалуй, не попадал. С одной стороны — повезло, а с другой — мы с коллегами (я, в бытность просто участником полевого отряда и потом, уже в роли начальника) всегда прислушивались к мнению старших и более опытных товарищей. Однако приключения, скажем так, случались. Например, когда в командировке на НИС о. Самойловский (Булунский улус Якутии) в 2014 году мы ушли по реке в двухнедельный маршрут на надувных лодках, и по дороге обратно у одной из них отказал двигатель. Случилось это утром, когда мы возвращались на базу, и нам предстояло пройти еще порядка 45 километров по протокам в дельте Лены. Сейчас дельта основательно обмелела, поэтому песчаные косы на глубине 20—30 см, пересекающие протоки в самых неожиданных местах, — это обычное дело.
Естественно, из-за мутной воды их не видно с поверхности, поэтому даже на исправных лодках ходить по дельте непросто — периодически садишься на мель. Для нас же то возвращение оказалось особенно запоминающимся: скорость лодок, сцепленных веревкой, — не больше скорости пешехода, маневренность тоже неважная, поэтому на мель мы усаживались с завидной частотой. Дважды приходилось приставать к берегу и пережидать достаточно сильный дождь. Ближе к вечеру, когда мы были в пути уже восемь часов, а до базы оставалось еще где-то три, началась морось, но было ясно, что лучший вариант — продолжать движение. Честно скажу, при температуре воздуха где-то около плюс 12 градусов такая морось — очень неприятная штука.
Через час неподвижного сидения под дождем на скамейке в лодке возникает ощущение, что между твоим телом и водами реки под тобой образовался невидимый канал, и вы стали единым целым, холодным и очень мокрым. Последний час нашего пути был самый интересный: протока стала шире, подул ветер и поднялась волна. Заботливая река то и дело подливала нам в лодку воды, и беспокойство на борту существенно выросло. К счастью, с базы к нам на помощь подоспело плавсредство покрупнее, поэтому стало, во-первых, спокойнее, а во-вторых, мы смогли увеличить скорость и наконец дошли до пункта назначения. В общем, опасности в том эпизоде, наверное, было не очень много (хотя оказаться в холодной воде реки рядом с перевернутой волной лодкой — удовольствие сомнительное), но определенные трудности нам пришлось преодолеть.
«Наука в Сибири»