http://93.174.130.82/news/shownews.aspx?id=3c50822c-7600-400e-be44-54ac628dc333&print=1© 2024 Российская академия наук
Можно ли науку превратить в бизнес?
Можно, но самое главное при этом – не уничтожить саму науку
Если судить по установившемуся потоку официальной информации о деятельности Федерального агентства научных организаций (ФАНО), которому теперь принадлежат бывшие академические институты, то главной своей задачей агентство ставит переориентацию бывших академических организаций на производство конкретных технологических приложений. То есть поближе к земле, к корням, к корнеплодам. В буквальном смысле.
Вот названия только нескольких за последнее время пресс-релизов ФАНО:
«ФАНО России создаст в Сибири банк семян картофеля. Задача банка картофеля – обеспечить сибирских семеноводов качественным посевным материалом местной селекции и технологией воспроизводства семенного фонда»;
«ФАНО России приступило к разработке комплексной целевой программы по приоритетному направлению «Свекловодство». Реализация программы позволит снизить зависимость России от импортных семян сахарной свеклы и создать на их основе посевной фонд для производства конкурентоспособной отечественной сельхозпродукции»;
«ФАНО России разработало проект эколого-географических испытаний сортов картофеля»;
«ФАНО России разработало научно-образовательную программу в области агробиотехнологий для московских школ... Его участникам предстоит на практике освоить технологию выращивания семян картофеля от пробирки до поля»...
Заметим, что с большинством этих задач до 2013 года, то есть до объединения трех академий, справлялась Российская академия сельскохозяйственных наук. За это, наверное, и была лишена самостоятельности. Но если ставить вопрос шире, то направление, в котором ФАНО пытается двигать науку подведомственных организаций, вполне очевидно.
В России объем обрабатывающего производства в 2014 году составил 89,5% от уровня 1991 года. Уровень изношенности основных фондов предприятий (и прежде всего в наукоемких отраслях промышленности) – 48,2%. Ничего удивительного, что доля России на мировом рынке наукоемкой продукции – около 0,4%, ЕС – 35%, США – 25%, Сингапура – 7%, Израиля – 1,5%. Считается, что исправить ситуацию должна реструктуризация научных организаций Российской академии наук, направленная на интеграцию академического сектора с сектором прикладной науки и производством.
Однако не проще ли было бы не низводить академическую науку до уровня заводской или совхозной лаборатории, а попытаться восстановить эффективную систему прикладных (фирменных) исследований? В том-то и дело, что не проще. С 2000 по 2015 год вклад бизнеса как источника финансирования научных исследований уменьшился с 33 до 27%. Мало того, по данным НИУ ВШЭ, более 60% всех средств в науку поступает из бюджета, а их основные потребители – либо бюджетные структуры, либо компании, самым тесным образом ассоциированные с государством. Круг замкнулся. Попробуй заставь такой бизнес инвестировать в науку. Но если бизнес не идет в науку, то превратить науку в бизнес – это, наверное, куда проще, по мысли чиновников из ФАНО.
И вот тут-то чиновники делают принципиальную ошибку. Они думают, что самое важное – заполучить технологии. Но это не самое важное. Самое важное – создать общество, в котором технологии могут развиваться. Япония – яркий пример создания такого общества практически с нуля. Да что там Япония! В небольшой Белоруссии на сегодня зарегистрировано более 4 тыс. изобретений, на которые действуют патенты; Беларусь входит в топ-20 стран мира по изобретательской активности.
У нас же в стране, по данным исследования консалтинговой компании «НБК-групп», начиная с 2006 года показатели коммерциализации патентов, выданных в РФ, неуклонно снижаются. В 2012 году коммерциализировано только 0,14% выданных патентов.
Андрей Ваганов, Независимая газета