Версия для печати

Академик Валерий Чарушин: «Наука во время "чумы"»

Выживать научилась.

Российская наука, сильно разрушенная в 90-е годы прошлого столетия, постепенно приходит в себя. Однако пока до прежнего "господства" далеко. Тормозит и недостаточное финансирование, и реформа Российской академии наук, которая вызвала бурю негодования в научном мире.

Суть "научной" реформы - в отстранении академиков от хозяйственной и финансовой деятельности и передаче этих полномочий специально созданному агентству – ФАНО. Также предполагается объединение ряда институтов по результатам их эффективности.

Смогли ли уральские ученые адаптироваться к новым условиям, в интервью "Уралинформбюро" рассказал председатель Уральского отделения РАН Валерий Чарушин.

- Валерий Николаевич, какие изменения произошли в УрО РАН в связи с реформой?

- Реформа серьезно изменила деятельность отделения. Если говорить о положительных моментах, то в УрО РАН появились ученые-медики и ученые-аграрники, а также научные организации сельскохозяйственного профиля, что расширило возможности проведения междисциплинарных исследований.

Однако реформа принесла и массу сложностей. В частности, изменилась вся система финансирования. Теперь деньги институтам выделяются из ФАНО, а отделениям – из РАН. При этом уровень финансирования институтов за последние годы из-за кризиса снизился на 10-15%. Сокращение не затронуло зарплаты работников, но коснулось затрат на приобретение оборудования, капремонт, содержание зданий и прочих расходов.

В 2014-2015 годах из-за реформы вообще забыли про оборудование, только сейчас мы видим какие-то подвижки в этом направлении. Да и девальвация рубля сделала всю технику недоступнее, поскольку в основном она закупается за рубежом.

Институты пытаются компенсировать нехватку средств за счет привлечения грантов, к примеру, Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) и Российского научного фонда (РНФ), а также за счет внебюджетных источников.

- Какова на сегодняшний день доля государства в финансировании науки? Сложно ли получить ученым поддержку из этих фондов?

- Приведу пример. Институт органического синтеза УрО РАН получает меньше половины средств от государства, а остальное – за счет внешних источников. Средний грант РНФ на группу составляет 18 миллионов рублей, который равными долями выплачивается три года. У РФНИ суммы намного меньше – порядка 500 тысяч в год. Но в принципе, это - хорошая поддержка для ученых. Если институт конкурентоспособен, то в сегодняшней сложной ситуации он выживает.

Основным же показателем успешности и эффективности ученых являются публикации в авторитетных научных журналах, в том числе за рубежом.

- Чем могут похвастаться уральские ученые?

- Год от года показатель по публикациям немного растет. Уральское отделение ежегодно публикует порядка 3 тысяч статей, 2 тысячи из них попадают в Web of Sсience (международная платформа, объединяющая базы данных публикаций в авторитетных научных журналах). К примеру, исследования уральских ученых по геному древнего человека были опубликованы в самом престижном журнале Nature.

- Это много или мало?

- По числу публикаций на одного исследователя мы не уступаем зарубежным странам. Другое дело, что число ученых на душу населения у нас меньше, чем, например, в Китае. В 90-е годы прошлого века позиции российской науки были сильно утеряны. Если в советские времена научных лидеров было два – США и СССР, то сейчас нас обгоняют Индия и Китай. Все закономерно. Наши позиции вполне соотносятся с финансированием науки. У нас на эти цели тратится меньше 1% ВВП, в то время как в развитых странах – 2-3% и более.

- О каких разработках специалистов УрО РАН можно сегодня говорить?

- Одними из самых важных назову работы Института математики и механики УрО РАН по разработке программного обеспечения для космических кораблей и летательных аппаратов, решению проблем навигации и мониторинга земной поверхности.

Сильны позиции УрО РАН в создании новых материалов и технологий. Это различного рода конструкционные и полимерные материалы, стали, сплавы, покрытия, новые источники тока, инновационные лекарственные препараты, тепловые контурные трубы и прочее. У многих из этих разработок есть коммерческое будущее, а какие-то используются уже сейчас.

Основные сложности с получаемыми нами патентами заключаются в финансовых затратах на их ежегодное содержание - необходимо вносить платежи за каждый год действия документа. Поэтому важна его отдача.

У нас есть пример, когда целый завод в Китае построен по технологии, разработанной Институтом химии и твердого тела УрО РАН. Эта уступка была совершена на законных основаниях. И это не единственный пример.

Вообще, имеет смысл не сам патент, а лицензия. Американские институты зарабатывают именно на этом, а у нас как-то не складывается. В советские времена все было государственное, и научные разработки внедрялись за "спасибо". Сейчас предприятия удивляются, что им необходимо что-то платить за новые технологии. Был даже случай, когда завод отказывался платить ежегодные платежи по договору - пришлось идти в суд.

Еще одна проблема. Наш патент дает охранную грамоту только на территории России, поэтому иностранцы с удовольствием читают выходящие бюллетени патентов. Это, по сути, подарок зарубежным компаниям – патент открыт для использования в других странах.

- А как поступают ваши зарубежные конкуренты?

- Любая крупная зарубежная компания патентует сразу в 52 странах мира. Это стоит порядка 50 тысяч долларов разово, плюс ежегодные платежи. Для нас это - безумные деньги.

- В 90-е годы Россия столкнулась с проблемой "утечки мозгов" за рубеж. Есть ли она сейчас?

- Такого массового явления сейчас уже нет. На Урале этим процессом затронута незначительная доля – 1-2% научного сообщества. Причем до девальвации рубля, когда зарплаты ученых у нас в среднем составляли 2 тысячи долларов, а за рубежом – 3-4 тысячи разница была не очень значительна. Сейчас зарплаты у нас в долларовом выражении сократились – до 1 тысячи, поэтому и соблазн стал больше.

У нас сейчас другая проблема – отток умов в 90-х годах привел к нехватке руководящих специалистов. Речь идет об ученых от 35 до 50 лет, именно в этом возрасте становятся заведующими лабораториями. Для решения проблемы готовится единая российская база данных кандидатов.

Сейчас у нас довольно много молодежи. В прошлом году научный состав УрО РАН был омоложен на четверть – отделение РАН пополнилось 26 профессорами и 21 членом-корреспондентом.

Наука – двигатель прогресса. Если ее не развивать, то страна обречена. Но средства в России ограничены. Мы не можем претендовать на мировое господство, но способны быть лидерами в важных направлениях и отраслях.

К примеру, неплохие позиции у российской математической школы - наши ученые и сейчас возглавляют мировое математическое сообщество. Такая же ситуация в физике и химии. Ведь все эти токамаки (тороидальная камера с магнитными катушками), большие адронные коллайдеры и ЦЕРНы (Европейский центр ядерных исследований) продолжают работать на идеях российских ученых, они там являются законодателями мод.

Беседовала Алена ИЗМЕСТЬЕВА

Уралинформбюро