http://93.174.130.82/news/shownews.aspx?id=1dcec3ca-d786-4c18-a6f9-3b76b4e14e1d&print=1© 2024 Российская академия наук
«Мы любим мифы»
За счет чего развивается российская наука, почему важна международная мобильность ученых и стоит ли бояться «утечки мозгов» за границу? Об этом на пресс-конференции, посвященной вручению президентской премии в области науки и инноваций для молодых ученых, рассказал помощник президента России Андрей Фурсенко. Расшифровку выступления публикует Indicator.Ru.
Заработали несколько институтов, которые сегодня нацелены на этот результат (укрепление науки, — прим. Indicator.Ru), тот же самый Российский научный фонд, который создает специальные программы и по приоритетным направлениям, и для молодых ученых. И эти приоритеты немножко сдвигаются в сторону наиболее популярных и востребованных в мире направлений. Работает программа «5-100». Она не на ровном месте возникла, до этого были программы поддержки ведущих университетов, национальных исследовательских университетов, федеральных университетов. И в этих программах в том числе большое внимание уделялось поддержке науки в университетах. Третья вещь: все-таки усилилась кооперация, взаимодействие, особенно в последнее время Академии с университетами.
У нас за последние десять лет в полтора раза увеличилось количество молодых (до 39 лет) ученых, которые работают в науке. Это важная вещь, потому что именно молодые люди в первую очередь являются генераторами взаимодействия. Они люди не зажатые, не зашоренные. Они хотят быть частью мирового сообщества, причем им даже помогают, а не то что не мешают. И благодаря этому тоже происходит развитие.
Есть конкретные проекты, которые мы поддержали. Они не сразу, конечно, дают отдачу. Но если мы вспомним про CERN, создание Большого адронного коллайдера, который был создан с нашим участием, те проекты, которые сегодня я назвал: лазер на свободных электронах, ИТЭР, токамак, который должен дать первую пробную термоядерную энергию, — это все участие России. В связи с этим и признание, и количество публикаций. Мы же на самом деле достаточно серьезно открыты миру. Я еще раз хочу подчеркнуть: наши коллеги из других стран тоже заинтересованы в том, чтобы это происходило. Они считают это большой дополнительной возможностью.
Если говорить о российской науке как исключительно той, которая развивается на территории России, то это неплохая наука, которая тем не менее не является чем-то выдающимся. Но если говорить о российской науке как о науке русского мира, то это может быть одна из ведущих научных областей в мире, которая во многом задает тон и моду того, что происходит в науке.
Была программа мегагрантов, в ней участвовали и наши иностранные коллеги, и очень много наших сограждан, которые по тем или иным причинам в основном сейчас работают за границей. И один из них даже сказал (и я считаю, что это очень важная вещь), что если говорить о российской науке как исключительно той, которая развивается на территории России, то это неплохая наука, которая тем не менее не является чем-то выдающимся. Но если говорить о российской науке как о науке русского мира, то это может быть одна из ведущих научных областей в мире, которая во многом задает тон и моду того, что происходит в науке. Сегодня наше очень тесное сотрудничество в том числе с диаспорой, конечно, усиливает нашу позицию тоже.
Мы любим мифы. И у нас был [миф], что все уехали. Это неправда, хотя действительно был момент в 90-х — начале 2000-х, может быть. В начале 2000-х это более-менее заканчивалось, но в 90-х очень многие люди уехали. Но, во-первых, далеко не все уехали, порвав все [связи]. Во-вторых, даже те, кто уехал как бы навсегда, они сегодня очень многие усилия прилагают для того, чтобы все-таки эти связи или сохранить, или даже восстановить [связи], которые потеряны. Часть людей возвращается. Часть людей возвращается в рамках обычной мобильности, когда человек значительную часть своего времени, как мегагрантники, например, чуть ли не половину своего времени проводят здесь. Что интересно, их институты и университеты не возражают, а зачастую поддерживают, дают такие возможности, потому что они считают, что это обогащает и их исследования и, кроме этого, обеспечивает перспективы. Это усиливает взаимную мобильность ученых. Я повторяю, именно мобильность.
Чтобы не было никаких мифов, мы любим говорить об утечке мозгов. Если вы посмотрите цифры, то, что называется утечкой мозгов, из Великобритании, Германии существенно больше, чем из России. Сегодня, когда мы видим статистику, то мы видим: количество ребят, которые уезжают по тем или иным причинам, как правило не навсегда, а на какое-то время, сбалансировано теми людьми, которые оттуда приезжают, возвращаются. У нас сейчас трудятся и работают в том числе и иностранные ученые. И задача наша не в том, чтобы закрыть эти перетоки, а в том, чтобы сделать их сбалансированными. Думаем, что это в основном получается.
Расшифровала Марина Киселева, Индикатор
https://indicator.ru/article/2018/02/06/fursenko/