Интервью В.П. Калинушкина «Науке Урала»

26.05.2015

ОТ ОППОЗИЦИИ К КОМПРОМИССУ

После отчетно-перевыборной конференции территориальной организации профсоюза работников УрО РАН (о ней см. в предыдущем номере «НУ») учавствовавший в ее работе председатель профсоюза работников РАН В.П. Калинушкин побывал в редакции газеты «Наука Урала» и побеседовал с сотрудниками о злободневных проблемах РАН и участии в их решении профсоюза.

— Уважаемый Виктор Петрович, в условиях перманентных реформ нашим читателям довольно трудно разобраться, что происходит в научной сфере страны, в том числе с ее профессиональными союзами. Скажите, у Федерального агентства научных организаций и РАН теперь один профсоюз?
— Нет, после слияния трех академий профсоюзов теперь у нас три. Они действуют в рамках ФАНО. Это профсоюз, объединяющий сотрудников бывшей РАН, профсоюз агропромышленного комплекса, куда входили сотрудники РАСХН, и профсоюз медицинских работников, включающий сотрудников РАМН. Мы подписали соглашение о взаимодействии. Основная часть работы по взаимодействию с ФАНО лежит на нашем профсоюзе. В Российской академии медицинских наук примерно 20–25 тысяч человек, а профсоюз медработников объединяет 2,5–3 миллиона человек. В профсоюзе Российской академии сельскохозяйственных наук около 8–10 тысяч членов. У ФАНО есть мнение, что хорошо бы иметь единый «научный» профсоюз, но у каждого из названных есть своя специфика, которой мы пока не очень владеем.

— В прессе активно продолжает обсуждаться пожар в ИНИОН, что стало очередным поводом для нападок на РАН и обвинения Академии во всех грехах, в том числе в воровстве. Каково ваше личное отношение к произошедшему?
— Это беда. Она случилась, и ничего тут не поделаешь. Какой смысл педалировать эту ситуацию? Объем книгохранилищ огромный. Особо ценные книги вроде бы сохранились и заблокированы. А своровать пяток книг во время суматохи пожара — не проблема. На пожар ведь сбегаются не только те, кто хочет помочь, но и те, кто надеется поживиться. Так произошло и на этот раз. Репутация всей академии тут ни при чем.

— В СМИ сообщалось также о бедственном положении академических институтов в Севастополе и чуть ли не о рейдерском их захвате. Можете ли вы прокомментировать эту ситуацию?
— Действительно, переход академических институтов в Севастополе под российскую юрисдикцию прошел негладко. Когда Крым вошел в состав России, Крымская региональная организация профсоюза НАН Украины в течение недели-двух подала заявление о вступлении в наш профсоюз. Мы их приняли. Теперь они члены нашего профсоюза, и мы полностью погружены в их проблемы. В Севастополе два больших института, морской гидрофизический и биологии южных морей — примерно 850 сотрудников в обоих. В прошлом году они финансировались через администрацию города Севастополя. В мае прошлого года было дано поручение президента РФ о том, чтобы мэрия Севастополя перевела их из состава НАН Украины к себе, сделав их институтами Севастополя, после чего ФАНО взяло бы их под свою юрисдикцию. Но время было упущено, и в результате за год российские юридические лица так и не были созданы, а при их отсутствии нет механизма выплаты зарплат и получения бюджета.
Чтобы спасти положение, решено было временно профинансировать эти институты через небольшой сочинский научно-исследовательский центр, подведомственный ФАНО, и агентство перевело сочинцам средства за два квартала для севастопольцев. Но тут начались трения с руководством сочинского НИЦ, которое повело себя некорректно, решив, видимо, что ему дано право распоряжаться всем. Конечно, севастопольские ученые во главе с профсоюзной организацией забили тревогу и привлекли внимание прессы. Возникло подозрение, что научные исследования севастопольских институтов сочинцев не интересуют, а интересует имущество, что со стороны действительно напоминало рейдерский захват.
Сейчас эти вопросы решаются в срочном порядке, и нет сомнения, что будут решены в краткий срок и без участия сочинских структур. Севастопольцы — молодцы, у них очень сплоченный коллектив, и они умеют отстоять свои требования — в данном случае о выполнении президентского поручения. Сегодня благодаря их единству и усилиям ФАНО России досрочно получены свидетельства о регистрации ИМБИ и МГИ в Федеральной налоговой сл ужбе и открыты лицевые счета в Казначействе РФ.

— Скажите, финансирование севастопольских институтов — отдельные деньги или остальным российским академическим институтам приходится делиться?
— На эти институты ФАНО отдельных денег не выделено. Но речь идет о весьма скромной сумме, которая не нанесет существенного ущерба общему финансированию институтов РАН. Средства выделены из резерва ФАНО. Другое дело, что сейчас резерв этот практически исчерпан из-за секвестра и трагедии в ИНИОНе.

— Какими вам видятся перспективы региональных отделений РАН?
— Прежде региональные отделения были прямыми бюджетополучателями, и многие важные вопросы решались на местах. Теперь есть региональные представительства ФАНО, но они не имеют полномочий для решения каких-либо серьезных вопросов — на это каждый раз надо получать одобрение из Москвы. Статус «местных» представителей ФАНО никак не сопоставим со статусом прежнего руководства отделений. Непонятен и уровень полномочий «отделенческих» президиумов, которые прежде осуществляли взаимодействие с региональными властями, другими областями и даже государствами, а теперь эти связи рушатся. Убежден, что разобраться с этой неопределенностью может помочь только совершенствование законодательной базы.

— Видите ли вы положительные моменты в работе ФАНО?
— У них сильная юридическая служба. ФАНО помогло РАН в решении многих имущественных вопросов. Им удалось отсудить несколько имущественных тяжб. И благодаря тому, что по многим вопросам ФАНО старается занимать конструктивную позицию, это не приводит к катастрофе.
В целом же пока главный результат реформы, как справедливо отмечают многие, — то, что не стало хуже, чем прежде, причем ценой огромных усилий со всех сторон. И вопрос — стоило ли их тратить? — остается открытым. Но главное, похоже, еще впереди. Начинается новая волна реструктуризации научных учреждений. Сейчас нас завалили целым потоком «реформаторских» бумаг — прежде всего от Министерства науки и образования. За 20 лет общественной работы я видел много плохих документов, но настолько плохих еще не приходилось. Мы первыми заявляем свои возражения и надеемся, что их услышат (подробней на эту тему см. материал А.И. Дерягина — ред.).

— Как вы оцениваете профсоюзную организацию УрО РАН?
— Это одна из лучших региональных организаций в нашем профсоюзе. И меня удивляет, что в УрО РАН не очень хорошая ситуация с количеством ее членов. У нас в Москве в профсоюзе состоят 80 процентов сотрудников, а у вас только 50–60.

— Прежде основной функцией профсоюза была защита конкретного работника в конфликте с администрацией — от незаконного увольнения и так далее. В последнее же время академический профсоюз часто выступает в едином строю с администрацией, защищая права института, научного центра, регионального отделения и даже всей РАН. Позиции их совпадают все чаще…
— На самом деле защиту прав отдельного сотрудника с нас никто не снимает. У нас есть трудовая инспекция, в которую поступает вал заявлений от работников. Жизненные ситуации никуда не исчезли. Возникают конфликтные моменты, не связанные с ФАНО и реструктуризацией. В этом смысле ничего не изменилось. Но сейчас директора больше прислушиваются к мнению профсоюза — наверное, потому, что мы в одной лодке и не раз были полезны друг другу. Профсоюз всегда находится как бы в оппозиции к работодателю и власти, с одной стороны, а с другой — всегда склонен к компромиссу. И в этом социальная роль профсоюза — находить компромисс и не допускать обострений.

Записала
Т. ПЛОТНИКОВА

http://uran.ru/node/4142

май 2015 №10-11

Источник: Профсоюз работников РАН

Подразделы

Объявления