— Функция популяризации науки по закону теперь
закреплена за РАН. С этим будет связано и соответствующее госзадание. Но это
не значит, что научные организации не должны работать в этом направлении.
Институты по госзаданию занимаются научными исследованиями, но популяризация
науки – неотъемлемая часть таких исследований. Надо объяснять обществу, зачем
оно оплачивает деятельность этой организации.
— А что побуждает ученых на
Западе, скажем, в институтах общества Макса Планка, популяризировать науку?
Почему они заинтересованы в этом?
— Потому что их финансирование напрямую зависит от
того, насколько хорошо они рассказывают о своих результатах. Это необходимый
элемент научной культуры.
— А у нас его пока нет?
— Начинает появляться. Помню, когда я первый раз попал
в США, будучи молодым ученым, то в американском университете на обсуждении
какой-то научной проблемы профессору позвонил журналист местной газеты с
вопросом о науке. Я был поражен, что профессор тут же прекратил семинар,
попросил всех удалиться и начал отвечать на вопросы журналиста. Он мне потом
объяснил, что финансирование университета от штата сильно зависит от того,
насколько университет будет заметен, насколько будут звучать те достижения,
которые есть в университете. Поэтому у него в контракте общение со СМИ
записано как одна из главных обязанностей. Вот и у нас ведущие ученые должны
уделять время, чтобы объяснять людям, как важна работа тех институтов, где
они работают.
— Как можно интегрировать
этот элемент культуры на российскую почву? Это произойдет тогда, когда
распределение денег на науку будет зависеть напрямую от общества?
— Когда институты будут больше думать о своей
репутации. Университеты из проекта «5-100» получают деньги на то, чтобы войти
в сотню лучших университетов мира, а это зависит от их репутации. Почти во
всех рейтингах часть баллов начисляется по результатам опроса о репутации
вуза. И теперь часть денег университеты тратят на то, чтобы представить себя
в лучшем виде. Они могут это делать хорошо или плохо, но они это делают. МГУ
это тоже делает. Мы к этому пришли, потому что участвуем в мировых рейтингах
университетов.
Академические институты тоже должны участвовать в
рейтингах, это должно быть престижно – занять в нем высшие строчки. Но до тех
пор, пока деньги на науку будут просто спускаться «сверху» по утвержденной
еще в прошлом веке смете, и до тех пор, пока финансирование института не
будет зависеть от имиджа этого института в обществе или от какого-то
рейтинга, этого не произойдет.
Поэтому обращаться в Министерство с тем, чтобы включить
популяризацию науки в госзадание институтов, мы не будем, но мы будем
убеждать, что этот компонент – репутация в научном сообществе, как общество
видит работу данного института – исключительно важен для того, чтобы получать
и дополнительное финансирование, и новое оборудование. Впрочем, пока так и
есть: те институты, которые заботятся о своем имидже, они на слуху, они
получают – поневоле – несколько больше, чем те институты, которые не видны.
— Как Академия наук
собирается осуществлять свои функции по популяризации науки, с помощью
каких-то комиссий или органов?
— Мы предполагаем, что будут созданы три комиссии (все
это пока в стадии обсуждения). Во-первых, мы планируем создать Комиссию по
популяризации науки, которая будет заниматься теми вопросами, о которых я
только что сказал.
Во-вторых, с 1999 года при Академии наук работает
Комиссия по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований. И мы
хотим усилить ее работу, в порядке ее реорганизации создав сразу две: одну,
которая будет заниматься противодействием лженауке, и другую – которая будет
призвана бороться с фальсификацией научных исследований.
Борьба с фальшивой наукой сейчас очень актуальна. Речь
идет не только о недобросовестных диссертациях, но и о том, что далеко не все
научные исследования обоснованы должным образом, и нужно предпринимать какие-то
меры для того, чтобы научная публикация действительно была научной
публикацией. Чтобы все те факты, которые есть в публикуемых научных журналах,
были надлежащим образом обоснованы. Чтобы результаты научных исследований не
подтасовывали.
— Сейчас Академия наук и
Комиссия по борьбе с лженаукой в лице ее председателя, академика РАН Евгения
Александрова, выиграли два суда над гомеопатами. Как бы вы прокомментировали
эти победы? В прессе были неоднозначные оценки. Порой эта новость была подана
так: «РАН отступила перед гомеопатами» или «РАН "открестилась" от
меморандума о гомеопатии». Можете ли вы прокомментировать позицию Академии
наук и ее руководства по отношению к этим судам? К гомеопатии?
— Высказанные оценки – это совершенно неправильная
интерпретация того, что произошло. Прежде всего, хотел бы сказать, что
Комиссия РАН по борьбе с лженаукой очень важна, она активно работает, борется
против псевдонаучных проявлений в обществе. Мы высоко ценим ее работу. На
заседании 4 сентября этого года президиум РАН объявил благодарность этой
комиссии и ее председателю академику Евгению Александрову.
На мой взгляд, меморандум о том, что гомеопатия не
имеет должного обоснования с научной точки зрения, у комиссии получился
удачным. Я считаю, что это хорошее научно-экспертное произведение. Если
кто-то с меморандумом не согласен, то его нужно опровергать в научных
публикациях, а не в судах. Научные споры в судах не решаются. Те, кто
обращаются в суды, с моей точки зрения, невольно сами себя ставят вне
научного сообщества.
Интерпретация, что РАН «открестилась» от Комиссии или
от меморандума, также не соответствует действительности. Линия защиты
Академии наук состояла в том, что иски гомеопатов к РАН неправомерны просто
потому, что в РАН много комиссий, каждая из них работает в определенном
направлении. Комиссия по борьбе с лженаукой работает в соответствии со своим
мандатом. И она делает это путем издания научно-экспертных публикаций, а не
каких-то официальных директив.