На это Ломоносов отвечал «переворотом» «Свинья в лисьей коже» (впервые: Курганов Н.Г. Российская универсальная грамматика…. СПб., 1769), насмехаясь над внешностью и манерами Сумарокова. В 1761 г., когда Сумароков хлопочет о вступлении в члены Академии наук, Ломоносов осмеивает в письме к Шувалову (от 19 января) его необразованность. Широкую огласку получил скандал вокруг речи аббата Э. Лефевра «Discours sur le progrès des beaux arts en Russie» (произнесена в сaлоне А.С. Строганова 16 апреля 1760 г.), в которой Ломоносов и Сумароков были одинаково названы «deux génies-crеateurs» («двумя гениями-творцами»). Ломоносов разбил набор и уничтожил гранки находившейся уже в производстве речи. В ответ на речь аббата О.-А. Фора А.П. Шувалов поместил «Lettre d’un jeune seigneur russe à M. de***» («L’Année littéraire» аббата Фрерона, 1760), назвав Ломоносова «отцом нашей поэзии». Попытка И.И. Шувалова примирить Ломоносова с Сумароковым в январе 1761 г. не удалась. Спор о том, был ли Ломоносов единственным основоположником новой русской поэзии, продолжился и после смерти Ломоносова. Из русского перевода латинской надгробной надписи Штелина, сделанного И.К. Голеневским, вероятно по воле академического начальства, были изъяты строки: «Стихосложения pocсийского установителю, трагедий на родном языке сочинителю» (это место надписи оспаривал Сумароков в статье «Некоторые строфы двух авторов», 1773).
В 1760-е гг., несмотря на оды Екатерине II и стихи Г.Г. Орлову, Ломоносов уже воспринимался как поэт прошлого царствования, «стихотворец веку <…> блаженныя памяти Елисаветы Петровны» (Порошин С.А. Записки. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 1881, запись от 17 декабря 1764 г.).