Версия для печати
Вернуться к списку

ГЕРОНТОЛОГИЧЕСКИЕ РИСКИ

Между тем, цитаделью именно такой недееспособной науки остается, увы, именно РАН, закрывая России путь к научно-технологической конкурентоспособности в ХХI веке.

Общее собрание Российской академии наук в очередной раз продемонстрировало, что, несмотря на катастрофическое состояние науки в стране, усугубляемое очевидным старением самих ученых и оборудования академических институтов (его средний возраст составляет 15 лет против 7,5 лет в 1990 году), вымывание целых научных школ – РАН остается причудливой смесью закрытой касты избранных советского образца и чиновничьей синекуры. В частности, Общее собрание РАН единогласно одобрило новый устав Академии, отвергнув проект Министерства образования и науки. Что одобрили и что отвергли академики? Одобрили отмену 70-летнего возрастного ценза на занятие руководящих должностей в Академии (это принципиально, в частности, для нынешнего президента РАН Юрия Осипова, ему летом исполнится 71 год). Согласились с тем, что главу Академии – автономной от государства организации – утверждает президент страны. При этом категорически отвергли предложения Минобрнауки по созданию наблюдательного совета из чиновников для контроля деятельности РАН, а также введение «госзаказа» и экономической оценки всех исследований.

Битва РАН против экономической оценки исследований и госзаказа (притом, что РАН мыслит свое существование практически исключительно за счет госфинансирования и согласилась на то, чтобы ее глава назначался так же, как глава региона или Счетной палаты, президентом страны, т.е. на прямое вмешательство государственной власти в работу Академии) показывает, насколько не реформируема академическая наука изнутри.

Ни в одной стране мира с великими научными традициями (а Россия к таким странам, несомненно, относится) нет абсолютно независимых от практических результатов и прикладной науки структур, занимающихся исключительно абстрактными фундаментальными исследованиями за казенный счет.

ВАШЕ МНЕНИЕ

Да, цивилизованные государства помогают ученым грантами, причем в ряде стран (например, во Франции) эти госгранты сохраняются при переходе получателя из одного института в другой. Но в помощь науке вовлечен (небескорыстно) и крупный бизнес, желающий получить новейшие технологии, чтобы обойти конкурентов. Наконец, современная практика организации науки объединяет научные исследования и их технологические последствия в рамках научно-технологических корпораций. Притом, что фундаментальная наука, в российском понимании, базируется при университетах, а не в отдельных «академических» институтах.

Именно в партнерстве государства и бизнеса, в сращивании прикладной и фундаментальной науки заключается принципиальное отличие наиболее эффективной мировой модели организации научных исследований от российской. Современная ситуация, нравится она нам или нет, такова, что если наука в принципе не нацелена на технологические результаты, в нее никто не хочет вкладывать денег – ни государство, ни корпорации. Отсутствие денег (и, что не менее важно, перспектив) порождает отток ученых за рубеж. А сами академические институты в основной своей массе влачат жалкое существование, их руководители свои научные усилия направляют на арендные договоры и выбивание бюджетных квот (зарабатывать-то надо) и, главное, не имеют чисто технологических возможностей для качественного проведения тех самых фундаментальных исследований, для которых и предназначены. Нет новых заказов – нет средств на современное оборудование, что сужает, в свою очередь, возможности для исследований требуемого сегодня уровня. Все это и приводит и к кадровому кризису, и к старению науки, и к размыванию объективных критериев оценки качества ученых. На Западе ученых принято оценивать по рейтингу цитирования в ведущих мировых научных журналах, по количеству публикаций, по участию в международных конференциях. В России, как это и принято во многом другом, какие-то свои, неведомые обществу критерии оценки научной работы.

Пока перешагнувшее 70-летний возраст академическое начальство сражается за посты в Академии, российскому государству и крупному бизнесу вместе с продвинутой частью научного сообщества необходимо совершить коренную реорганизацию научного пространства России.

Система государственных и частных грантов, создание научно-технологических корпораций, технопарков, о которых под соусом перехода к инновационной экономике любят рассуждать российские чиновники, пока находятся на уровне устного творчества. Какие-то попытки соединить заказчика и науку предпринимает РФФИ (Российский фонд фундаментальных исследований), но общегосударственная система в этом направлении напрочь отсутствует. Равно как пока ничего серьезно не предпринимается для отказа от противопоставления фундаментальной и прикладной науки. Притом, что невозможно вести качественные исследования на допотопном оборудовании. Невозможно бесконечно требовать денег от государства, даже не ставя в принципе задачу возвратить хотя бы часть из них конкретными технологическими результатами научных разработок.

Никто не говорит о вульгарном технократизме при подходе к научным исследованиям, просто серьезная наука в современном мире стала частью созидательной деятельности человечества. А отвлеченные, не «прикладные», фундаментальные вопросы никуда не денутся в процессе таких исследований, ведь критерия объективности и научной достоверности любых результатов никто в науке не отменял. Поэтому даже самые прикладные исследования неизбежно придется поверять фундаментальными научными истинами. И открывать новые.

Но пока РАН интересует, видимо, свое собственное существование несколько больше, чем состояние самой науки. И потому Лас-Вегасы в России, хотя тема поднята только недавно, появятся гораздо раньше, чем Силиконовые долины.