http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=fc13a674-954b-4af9-aab1-542e93405415&print=1© 2024 Российская академия наук
Встречу сопредседатель МАС академик Петр Александрович Витязь назначил в Национальной академии наук Беларуси. Внутри тихо и спокойно. Справа макет первого спутника Земли, созданного белорусскими специалистами, слева — модель дрона, не уступающего по красоте линий своему космическому коллеге. Оба экспоната — своеобразные символы достижений науки Беларуси и России, так как созданы усилиями ученых обеих стран. С П.А. Витязем мы знакомы давно. Встречались на конференциях в Москве и Минске, на разных юбилеях, на совместных заседаниях президиумов академий, других мероприятиях, которые проходили в рамках Союзного государства. Однако откровенного разговора о жизни не случилось. Нынешний — первый.
— Каковы истоки фамилии, столь непривычной для Беларуси?
— Разве? Напротив, привычная. Ведь слово «витязь» и на русском, и на белорусском языках означает одно и то же — «богатырь».
— Приходится соответствовать?
— А как же иначе!
— Откуда вы родом?
— Я родился на хуторе. Было десять гектаров земли. Мы сеяли, пахали, в общем, вели натуральное хозяйство. В школу я ходил в Березовскую, пять километров по шоссе Брест — Минск — Москва. Ну а дальше все обычно: окончил институт, работал на заводе «Ударник». Там была лаборатория порошковой металлургии. Увлекся новой областью, она стремительно развивалась. Начали создавать новые материалы. Наша отраслевая лаборатория на «Ударнике» стала известной. В 1966 г. попал в Швецию на стажировку на десять месяцев. Там поднял свой уровень знаний. Вернулся в Минск, стали интенсивно работать с Сибирским отделением Академии наук СССР. Академик М.А. Лаврентьев тогда начал использовать энергию взрыва для получения новых материалов и на производстве. Я стал мастером-взрывником. Взрывал все, что можно...
— Звучит слегка воинственно.
— М.А. Лаврентьев использовал энергию взрыва для горных пород, а мы — для получения новых материалов, для прессования порошков, сварки взрывом. Вместе с учеными Сибири мы синтезировали материалы, изучали воздействие высоких энергий и скоростей на материалы. И второе направление — порошковые материалы и технологии.
— Целая отрасль науки и техники выросла из небольшой заводской лаборатории?
— Да, это так. Появился институт, а потом на его базе концерн. В институте мы готовили кадры для всего Советского Союза, проводили международные конференции, а также создавали специальные материалы. Контакты у нас были с Институтом проблем материаловедения в Киеве, но в основном все-таки с Сибирским отделением АН СССР — оно было ближе нам по духу.
— И в чем именно это выражалось?
— В реализации научной идеи, доведении ее до производства. Я как первый заместитель председателя нашей академии отвечал за работу с СО РАН. Так что с сибиряками мы работаем очень плодотворно.
— Вы встречались с М.А. Лаврентьевым?
— Я был рядом, когда мой научный руководитель О.В. Роман беседовал с М.А. Лаврентьевым. Когда я пришел на работу в лабораторию, Олег Владиславович приехал из США, где он был на стажировке. Именно он начал создавать нашу школу специалистов по порошковой металлургии. О.В. Роман родился во Владивостоке, приехал после войны в Белоруссию, возглавил кафедру металлургии. Сначала это была технология металлов, а потом выбрали направление порошковой металлургии. До этого была создана отраслевая лаборатория. И, поскольку порошковая металлургия — это изготовление деталей, которые другим способом сделать нельзя, она начала развиваться. В то время расширялись Минский тракторный завод, МАЗ, БелАЗ, нужны были фрикционные материалы, а получать их можно с помощью порошковой металлургии.
— И вы стали пионерами в этой области?
— Одно из направлений — фрикционные материалы. Оно у нас очень сильно развито и продолжает развиваться. Второе направление — различные пористые материалы. Третье направление — использование энергии взрыва для получения композиционных материалов. Я активно занимаюсь двумя направлениями. Прежде всего, это создание материалов и технологий для машиностроения. Можно привести десятки примеров в этой области. Продукцию мы представляем в разных странах мира, но в первую очередь делаем ее для России. И второе направление — создание уникальной техники.
Мне повезло встретиться с нашим легендарным машиностроителем М.С. Высоцким. Это генеральный конструктор МАЗ, потом объединения. Одно время он был вице-премьером и вице-президентом в Национальной академии наук. Мы объединились, и нам удалось создать полигон для испытания машин. Разработали совместно ряд технологий, создали центр по виртуальному проектированию машин и виртуальным расчетам, установили связь со всеми конструкторскими бюро. У нас был совет конструкторов по машиностроению, где обсуждались все вопросы. Мы активно участвовали в развитии машиностроения в республике Беларусь.
— Я видел на Кольском полуострове, а потом и в Сибири машины, созданные в Беларуси. Оказывается, они работали лучше, чем японские и американские, которые в сильные морозы выходили из строя. Как вам удалось превзойти их?
— Это опять-таки люди и технологии. В свое время было принято решение построить в Белоруссии завод тяжелого машиностроения. У нас уже были МАЗ, тракторный завод, то есть были инженерные кадры. На БелАЗ создали очень хорошее конструкторское бюро. Взялись за техническое состояние. И поскольку в Советском Союзе не было других заводов, то определили, какие машины нужны. Ресурс работы — порядка 300 тыс. км. Легендарный директор завода П.Л. Мариев поставил задачу: довести ресурс до 1 млн км. Мы создали совет по БелАЗ. Его возглавили П.Л. Мариев и я. И сейчас я сопредседатель этого совета и центра. Мы систематически встречаемся, обсуждаем проблемы. Генеральный директор ежегодно проводит конференции, на которые приглашаются специалисты и потребители. Выясняется, что не работает, что можно улучшить, что нужно сделать, чтобы снизить себестоимость, и т.д. Постепенно пошел рост грузоподъемности, за счет новых материалов и технологий увеличился ресурс. Сейчас машины ходят уже более 1 млн км, создан МАЗ-гигант на 450 т. В нем реализованы ряд технических и технологических решений, которые не использовал никто в мире. Нам удалось создать команду, организовать взаимодействие науки и производства. И второе, что очень важно. Я считаю, что это своевременное техническое переоснащение. Когда П.Л. Мариев был генеральным директором, он сумел переоснастить завод за счет кооперации с зарубежными фирмами, поставки им продукции.
— Павел Лукьянович однажды сказал, что академия наук Белоруссии по сути представляет собой главный цех его завода.
— Так и есть. П.Л. Мариев сейчас возглавляет научно-технический центр карьерной техники и технологий государственного научного учреждения «Объединенный институт машиностроения Национальной академии наук Беларуси».
— Единение науки и производства характерно для вашей академии наук?
— В большинстве случаев да. И там, где это осуществлено, работа идет плодотворно. У нас не получилось с развитием химической промышленности. В свое время было закуплено очень много зарубежных предприятий химической промышленности, а вся инженерная и научная школа была в России.
— В свое время в Беларуси было принято 12 государственных научно-технических программ. Как они реализуются?
— Стараемся доводить их до конца, хотя, конечно, есть проколы. Но в целом они выполняются. Каждый год мы принимаем четыре-шесть российско-белорусских программ. Сейчас выполняем шесть программ, где мы выступаем заказчиками. Нам делегированы права заказчика в Республике Беларусь. К сожалению, у РАН таких полномочий нет. Я отвечаю за сотрудничество с Россией в нашей академии наук.
Те программы, которые мы выполнили, не могут не впечатлять. Возьмем космос. С «Роскосмосом» у нас подписано правительственное соглашение. Мы выполняли ряд программ, это дало нам возможность поднять уровень наших знаний в области космонавтики. Мы сделали вместе с россиянами спутник дистанционного зондирования Земли. Первый, к сожалению, не взлетел. А вот второй до сих пор летает. 22 июля этого года исполнилось пять лет, как он успешно эксплуатируется на орбите. Сейчас мы готовим новый спутник дистанционного зондирования более высокого разрешения.
— Космос поднимает уровень науки?
— Естественно. Лазерная техника, атомная энергетика, космос, конечно, наноматериалы и биотехнологии — это современный уровень науки и технологии, где необходимо высочайшее знание. В этих областях создаются материалы и техника, которые затем используются во всех отраслях. Например, космической технике нужны высокопрочные и легкие материалы. Значит,
идет развитие материаловедения. Для космических аппаратов нужны специальная электроника, специальная оптика, своя система управления, программное обеспечение и т.д. Созданное для космоса сразу идет в другие сферы. Поэтому тем направлениям, которые интегрируют развитие наноотраслей, приборостроение, материаловедение, технологии, новую технику, надо уделять особое внимание.
— В Беларуси проведен уникальный эксперимент. Я имею в виду трансгенных коз. Знаю, что вы активно поддерживали эту работу. Почему?
— Я рад, что стоял у истоков эксперимента. Теперь мы знаем, что такое трансген. Мы впервые в мире получили трансгенных коз и теперь работаем над созданием новых лекарственных препаратов. У нас есть стадо таких животных.
— И сколько их сейчас?
— Около 300. Вместе с российскими коллегами мы решили проблему извлечения лактоферрина. Мы начали его получать в лабораторных условиях, а дальше будем ставить промышленное производство, чтобы создавать различные продукты питания и лекарства. К сожалению, в России заморозили работы в связи с законом о трансгенах и ГМО. Я считаю, что нельзя вмешиваться в развитие науки. В свое время были гонения на генетику и кибернетику, и это привело к печальным последствиям.
— До сих пор расплачиваемся за те ошибки.
— Мировая наука идет по этому направлению. Да, нужно исследовать, изучать влияние новых лекарств, защищаться от вредных последствий, если они есть. Но все это не имеет отношения к лактоферрину, который повышает иммунитет человека, защищает от различных болезней и который так нужен маленьким детям.
— Какие совместные программы вы бы отметили?
— У нас неплохо шло сотрудничество по системе машин для сельского хозяйства, но, к сожалению, сейчас застопорилось. Была программа «Картофель и топинамбур». Мы свою часть выполнили, получили очень хорошие результаты, но, к сожалению, программа остановлена российской стороной. Тем не менее по сельскому хозяйству некоторые совместные работы идут успешно. Это прежде всего семеноводство, селекция. Работы идут на прямых связях между нашими учеными и производственниками.
— Почему в Беларуси ученым комфортно работать? И даже уезжая отсюда, они стараются вернуться.
— У белорусов специфический характер — спокойный, уравновешенный. Мы выросли на земле, большинство из сельской местности. Мы все прошли путь трудового воспитания. Мы работоспособные, знаем, что такое труд, и он нас воспитывал. Например, прежде чем пойти в школу, я должен был накормить птицу, свинью, напоить корову и т.д. Каждый из нас — а семья была большая: пять братьев и две сестры — знал свои обязанности и неукоснительно их выполнял. Естественно, человек, который имеет трудовое воспитание, не боится работы. Он соображает, как лучше ее сделать. Ну и, кроме того, во время войны людям приходилось искать пути, как жить и побеждать в этих условиях.
— Думаю, надо обязательно сказать, что в Беларуси делаются стартовые комплексы для самых мощных ядерных ракет России. Это ведь уже не секрет?
— Все знают, что у нас есть предприятия, которые делают многоколесные машины.
— Я видел несколько пусков ракет. Поразило, что после них стартовый комплекс вновь готов к работе. Он выдерживает и гигантские нагрузки, и огромные температуры. Как вам это удается?
— Опять-таки материалы, технология, расчеты. Инженеры умеют не только делать, но рассчитать, что и как нужно сделать. Такой цех был на МАЗ. Потом выделили его в отдельное предприятие, которое сегодня специализируется на таких пусковых установках.
— Мы должны помнить, что ракеты делаются в России, а стартовые комплексы — в Беларуси.
— Я хотел затронуть этот вопрос. У нас очень хорошие взаимоотношения с Россией, но, к сожалению, стратегически не всегда правильные. Ведь у нас 40% комплектующих из России. Естественно, нам нужно было сразу определиться, что делает Россия, а что Беларусь, и вместе занимать третьи рынки. Мы же конкурируем между собой. Это стратегически неверно, хотя решение президентов выработать общую промышленную политику присутствует.