http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=fb9100fe-e89c-41ac-8059-1f3e160acaa3&print=1© 2024 Российская академия наук
Главный урок пандемии COVID-19 – необходим контроль общества над исследователями
Человечество оказалось застигнутым врасплох пандемией COVID-19, почему и несет такие людские, экономические и социальные потери. Авторы многих публикаций во всем мире ищут ответы на вопросы, как это могло случиться и какие меры следует предпринять, чтобы встречать новые напасти во всеоружии.
Полагаю, что в поисках ответов на эти вопросы надо обсуждать не только проблемы вирусологии, но и феномен науки как таковой. В ней, в науке, как принято думать, сосредоточены интеллектуальные сливки человечества. На научные исследования во всем мире выделяются все более значительные финансовые ресурсы. Кому много дано, с того много и взыщется.
Главный просчет вирусологов
Наука не только не предсказала пандемию COVID-19 и не только не обеспечила нас загодя средствами для борьбы с ней. Очень похоже на то, что именно наука и виновата в возникновении этой пандемии. Отбросим конспирологический миф, согласно которому вирусологи по заказу неких темных сил преобразовали неопасный для человека вариант коронавируса летучей мыши в патогенный вирус SARS-CoV-2 и злонамеренно выпустили его на свободу.
Наиболее правдоподобной мне представляется версия, изложенная в статье советника гендиректора Фонда международного медицинского кластера Ярослава Ашихмина и блоге бывшего советника президента РФ по экономике Андрея Илларионова. Согласно этой версии, вирусологи, как им и положено, руководствовались самыми благими намерениями, стремясь научиться предсказывать пандемические угрозы и подходить к ним с заранее разработанными вакцинами. Именно такова была, в частности, международная исследовательская программа PREDICT (англ. to ptedict – «предсказывать»), действовавшая в 2009–2019 годах и финансировавшаяся на гранты американского правительственного агентства USAID в рамках программы Emerging Pandemic Threats («Зарождающиеся пандемические угрозы»).
Вот только конкретные действия, которые предпринимали вирусологи, были, на свежий взгляд, мягко говоря, странными. Они пытались в своих лабораториях «пощупать руками»: может ли тот или иной неопасный для человека вирус стать в результате мутации опасным. Вот уже более двух десятилетий вирусологи пытались осуществить в своих лабораториях трансформацию неопасного для человека вируса в опасный, чтобы в случае успеха выработать для него вакцину. И если бы такой патогенный для человека вирус вдруг сам собой возник в природе, вирусологи уже имели бы вакцину против него. При этом неявно предполагалось, что вирусологические лаборатории – это абсолютно надежные тюрьмы для вирусов.
Исследования, направленные на генетическую модификацию вирусов, проводились в нескольких странах, а не только в Уханьском институте вирусологии, в котором они финансировались как раз в рамках программы PREDICT. Именно там усилия исследователей были направлены на модификацию коронавируса летучей мыши. Однако именно в Ухани и именно модифицированный коронавирус летучей мыши вырвался на свободу. Совпадение? Не думаю.
Процитирую Ярослава Ашихмина: «Свойства… вируса (SARS-CoV-2) идеально подходят для того, чтобы без всякого злого умысла сбежать из лаборатории. Он отлично передается от человека к человеку, хорошо выживает на различных поверхностях и имеет длительный инкубационный период. Инфекция может протекать практически бессимптомно, а пациент при этом заразен… коронавирус не относится к самой опасной… группе патогенов, и ученые из-за небрежности могли не соблюдать максимальные меры предосторожности».
И еще одна цитата из его статьи: «Да, обсуждение сценария случайной утечки вируса из лаборатории отчасти дискредитирует современную вирусологию. Но и наука должна служить интересам общества. Подобные эксперименты могут проводиться только после подробнейшего изучения каждого протокола эксперимента международным этическим комитетом. В него должны входить не только ученые-вирусологи, но и философы, врачи, специалисты по биоэтике, а также младший персонал лаборатории, лучше всех осведомленный о реальном следовании всем принципам безопасности».
Оказалось, что вопреки вирусологам из обычной вирусологической лаборатории крайне трудно создать стопроцентно надежную тюрьму для вирусов. В недооценке этой опасности и состоял просчет, за который сегодня расплачивается все человечество. Согласен, вирусологов в их потенциально опасной для человечества работе должны контролировать невирусологи. Однако я считаю также, что в подобном контроле нуждается вся наука, так как к ошибкам склонны все ученые («вся наука соткана из ошибок»). Притом что некоторые их ошибки могут оказаться глобально опасными для биосферы и человечества.
Грех несостоятельного обобщения
Речь идет о принципе фаллибилизма, согласно которому любая научная теория, включая фундаментальные и общепринятые, завтра может оказаться (а может не оказаться) ошибочной. Благодаря прежде всего Карлу Попперу, который во второй половине XX века фундаментально обосновал этот принцип, его приняло на вооружение практически все сообщество философов науки, но далеко не все ученые.
Сегодня в принципе фаллибилизма уже нет ничего загадочного. Высказывания ученых бывают единичными и универсальными. Научные теории, призванные интерпретировать эмпирические факты, ученые получают, обобщая конечное число единичных фактов и придавая своим выводам универсальное значение.
Проблема в том, что всякое обобщение – это рулетка; обобщая, ученый всегда может попасть впросак. Для опровержения универсального высказывания достаточно одного-единственного случая его нарушения. Скажем, мы не можем стопроцентно надежно доказать справедливость закона сохранения энергии, так как не в состоянии перебрать руками все возможные случаи превращения одних форм энергии в другие. Если будет обнаружен хотя бы один случай нарушения этого закона, то это заставит нас перестать считать его всеобщим законом природы.
Важно, что ученые не только вынуждаемы природой научного знания к вероятностно обоснованным обобщениям, но и сами к ним склонны: они стремятся опередить коллег, дабы первыми объявить о своем открытии (борьба за приоритет – движущая сила научного творчества). Более того, ученые склонны не просто к поспешным обобщениям, но к возможно более масштабным поспешным обобщениям. В этом состоит так называемый феномен первооткрывателя (термин Л.Б. Баженова). Это характерное для ученых-первопроходцев преувеличение ими новизны, масштаба и значимости своих новаций в их распространении на все и вся.
При обсуждении принципа фаллибилизма в сообществе философов науки доминирует, я полагаю, слишком толерантное отношение к ученым. Считается, что они якобы изо всех сил стремятся избавиться от своих ошибок. В формулировке Карла Поппера этот миф звучит так: «Я не знаю ни одного творческого ученого, который не совершал бы ошибок – я имею в виду величайших из них… мы все понимаем, что не должны ошибаться, и стараемся изо всех сил… Вместе с тем мы все-таки погрешимые животные… только боги могут знать; мы, смертные, можем только высказывать мнения и догадки».
Грех кодирования по рецептам рекламы
Увы, пастораль, описанная Поппером, не соответствует реальности. Ученые стремятся избавиться только от внутрипарадигмальных ошибок: проколов в логике, ошибок в расчетах, некорректно поставленных экспериментов. От парадигмальных же ошибок, возникающих из-за некорректного обобщения группы единичных фактов, ученые в их массе избавиться не спешат. Напротив, они изо всех сил держатся за обобщения, начинающие трещать под натиском новых фактов.
Число ученых в мире все растет, на рынке научных идей и теорий становится все труднее быть услышанным. Положение осложняется тем, что носители разных парадигм обычно просто не слышат друг друга. Вот почему авторы научных новаций зачастую выходят за пределы чисто научной аргументации, стремясь воздействовать непосредственно на подсознание читателей и слушателей.
Для этого в научном мире применяется та же техника, что и в рекламе: продвигаемый товар показывается в связке с чем-то, вызывающим у нас заведомо положительные эмоции. Скажем, очаровательные детишки и/или животные. В результате многократного «приема» рекламы на уровне подсознания непроизвольно вырабатывается положительное восприятие рекламируемого товара.
Следуя этому рецепту, авторы научных открытий употребляют ключевые для своих новаций термины в связке с терминами, имеющими заведомо положительную или заведомо отрицательную коннотацию.
«Средние» ученые тоже подвержены греху кодирования: таковы общие законы мышления, не только научного. Мы все стремимся высказывать наши мысли максимально убедительно, бессознательно используя приемы кодирования. Кодируя друг друга, мы более всего поддаемся кодированию наших великих предшественников: гениальные ученые используют этот прием гениально, добиваясь поразительных результатов.
Существует также грех чрезмерного уважения великих предшественников. В возникновении этого греха повинны три основных фактора.
Во-первых, широко применяемое авторами научных новаций кодирование.
Во-вторых, действующий в животном мире и мире людей, включая науку, феномен импринтинга (запечатления). Если только что вылупившимся утятам или цыплятам предъявить воздушный шарик или картонный ящик, то они, приняв его за маму, далее будут всюду следовать за ним, будучи не в состоянии «критически пересмотреть» свое отношение к нему. Нечто подобное происходит и с молодыми учеными: все мы склонны относиться к вкладываемым в нас при обучении научным представлениям как к непреложным истинам, пересмотр которых дается нам крайне тяжело.
В-третьих, продолжающееся неприятие научным сообществом принципа фаллибилизма. Научное сообщество по-прежнему базируется на концепции кумулятивного роста научного знания через накопление абсолютных истин. Эта концепция не имеет ничего общего с тем, как реально происходит развитие научного знания.
Комбинация этих факторов действует безотказно. Становится понятно, почему современное научное сообщество видит в великих ученых прошлого пророков абсолютной истины.
Еще раз подчеркнем, что неприятие принципа фаллибилизма и чрезмерное доверие к великим предшественникам характерны именно для сообщества ученых, но не для сообщества философов науки, в котором доминируют прямо противоположные воззрения. Ученых можно понять: именно они, а не философы, несут ответственность за чистоту научного знания. Невозможно работать, говорят нам, постоянно сомневаясь в том, что ты делаешь.
Разумеется, в самом по себе почитании великих ученых прошлого нет ничего дурного. Плохо, если это почитание чрезмерно. А оно становится таковым, когда при обнаружении слабых мест в данной научной теории, доставшейся нам по наследству, мы, руководствуясь искренней верой в ее истинность, принимаемся ее защищать любой ценой, подгоняя факты и логику.
Талантливый (тем более – гениальный) ученый всегда без проблем подберет или предложит новое теоретическое обоснование под доставшееся ему в наследство универсальное высказывание (обобщение), которое он считает справедливым и старое теоретическое обоснование которого потерпело фиаско.
«Суд присяжных» для ученых
В итоге мы приходим к заключению, что научное сообщество слишком доверяет, не имея на то оснований, своим оценкам, концепциям и теориям. Ему очень не хватает критического отношения к себе, притом что разработки ученых становятся со временем все более масштабными. Это сочетание чрезвычайно опасно для биосферы и человечества.
Об опасности, связанной с недостаточно критическим отношением к себе вирусологов, говорилось в начале статьи. Этот случай – очевидный. Однако чрезвычайно опасными могут быть и, казалось бы, совершенно безобидные, абстрактные ошибки ученых.
Понятно, что случаев, когда человечеству приходится дорого платить за неадекватность научного сообщества, не один и не два, а гораздо больше. Причем с возрастанием роли науки эта опасность будет все возрастать. Поэтому наука нуждается в контроле со стороны неученых. Вопрос в том, как организовать такой контроль, чтобы он, с одной стороны, не ограничивал свободу научного творчества, а с другой – не позволял ученым генерировать катастрофы.
Задачу по обеспечению контроля непрофессионалов над профессионалами человечество уже решало, и решение оказалось успешным. Я имею в виду суд присяжных, осуществляющий контроль «людей с улицы» над профессиональными юристами. Не вникая в юридические сложности, коллегия присяжных заседателей рассматривает только один вопрос: виновен или не виновен обвиняемый. Нечто подобное, полагаю, может быть разработано и для контроля над учеными. Выявлением опасных (подозрительных) исследований пусть занимаются специалисты разного профиля (ученые, врачи и др.), однако решение об их запрещении (или разрешении) должно приниматься, на мой взгляд, «людьми с улицы», обладающими здравым смыслом и свободными от собственно научных и клановых научных интересов.
Мне самому очень не нравится идея контроля над научными исследованиями. В 2016 году я уволился из Российской академии наук как раз из-за чрезмерного контроля Федерального агентства научных организаций (ФАНО) над академическими исследованиями (см. мою статью в «НГ-науке» от 08.06.16). Но что же делать? Со стороны человечества было бы не очень умно погибнуть из-за неумения окоротить ученых с их опасно завышенной самооценкой.