http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=f9dce535-3f20-4689-9d48-38cdd2855461&print=1© 2024 Российская академия наук
Кто-то может сказать, – мол, а имеет ли смысл лезть в химические дебри? Убеждён: имеет! Ведь исследования академика Чупахина стали в научном мире (не только в химии!) событием выдающимся, и не заметить этого мы не вправе. Олег Николаевич стал создателем нового научного направления, оказавшимся исключительно плодотворным. Оно позволило создавать связи «углерод-углерод» и соединения углерода с другими элементами, конструировать вещества разнообразных классов.
Мы встретились с Олегом Николаевичем Чупахиным в Екатеринбурге, на родине учёного. Ему только что был вручён во дворце губернатора диплом лауреата Демидовской премии, а в университете он выступил с лекцией перед студентами. Я начал с неожиданного для моего собеседника вопроса:
– Олег Николаевич, во время торжественной церемонии я услышал фразу: «Академик Чупахин – это поэт химии». Как вы относитесь к такому литературному образу?
– Я не могу отнести себя к поэтам, скорее – к каторжникам науки. Как и все, кто ей служит.
Но если говорить об органической химии, то для меня она очень красива. Наверное, как Муза для поэта. В таком смысле подобный литературный образ приемлем. Есть очень красивые формулы, к примеру, в виде солнечных дисков с лучами или в виде колец… Есть вещества, у которых, на мой взгляд, необычные названия. Такие, которые имеют специфическую магию. Есть структуры, которые поражают своим совершенством.
– И всё это очевидно только для химика?
– Для каждого любознательного. Только надо научиться видеть эту красоту. Ещё студентом я был вовлечён в неё, и сделал это Глеб Панфилов.
– Режиссёр?
– Он самый. По профессии химик-органик. Мы учились в одной группе химического факультета Уральского политехнического института, и он увлечённо занимался органикой.
– Интересно, не жалеет ли Глеб Анатольевич, что ушёл в другую сферу?
– Может быть, сожалеет. Но тогда он увлёк меня лабораторными работами. Мы занимались, как это принято в нашей области химии, синтезом веществ, которых в природе нет.
– А надо ли воспроизводить то, что уже есть в природе?
– Многих вводит в заблуждение термин «органическая химия». На самом деле каждый раз получаются новые вещества, и их огромное количество. Главное – разобраться в том, что создаёшь. И верно определить, что именно ты получаешь.
Кстати, вещества бывают очень красивые. Помню, первые, полученные мной, были рубинового цвета.
Красота – она ведь универсальна, видишь ли её на улице или наблюдаешь сквозь окуляр микроскопа.
– А как вы узнаёте, что получили новое вещество?
– Сначала мы его планируем. Точнее – рисуем на бумаге то, что хотели бы получить… Это структура, у которой есть особенности. Скажем, в ней содержатся ферменты, способные воздействовать на оболочку бактерии и разрушить её. Это первый этап. Так вот, рисуем формулу, а потом решаем, как осуществить задуманное, из каких элементов собрать структуру.
– Как в детском конструкторе?
– Точно! В своё время была написана книжка о моём учителе, академике Исааке Яковлевиче Постовском, чьё имя носит Институт органического синтеза Уральского отделения РАН. Книга так и называлась – «Конструктор молекул». Кстати, написала её мать Эрнста Неизвестного.
– Вокруг вас – только известные люди?
– Не вокруг меня, а рядом с химией…
Итак, мы собираем структуру из отдельных частей и начинаем рисовать реакции, которые последовательно должны привести к её появлению...
– Потом приступаете к делу?
– Прежде необходимо помнить, что вовсе не обязательно мы получим то, что задумали. Природа есть природа, а потому нельзя точно предугадать, какой маршрут выберет реакция. Она иногда может такое «выкинуть», чего никак не ожидаешь. Поэтому после завершения синтеза мы обязательно должны сделать то, что называется «идентификацией». То есть сравнить полученную материю с той структурой, которую нарисовали. Этот процесс занимает 60–70 процентов всей работы. К сожалению, чаще всего результаты не совпадают. Или частично, или совсем. Анализ того, что сделано – важнейшая часть работы химика, и во многом именно она определяет успех или неудачу.
– Значит, то новое, что связывают с вашим именем, получено задолго до того, как это появилось в колбе после многочисленных подогревов, охлаждений и добавлений разных веществ?
– По правде говоря, да. Планировали одно, получили другое – начали задумываться о том, что происходит…
– Хочу вас спросить: что такое «зелёная химия»?
– Без химии мы уже не можем жить. Если вдруг она исчезнет, то мы останемся без одежды, да и есть будет нечего. От рождения до последнего дня жизни человек пользуется химическими веществами, и в первую очередь лекарствами.
Кстати, Демидовская премия присуждена мне за изучение органических соединений и за их использование. То есть за теоретические работы и их практическое применение.
– О первой части мы немного поговорили…
– А вторая часть – практика – напрямую связана с «зеленой химией». Что имеется в виду? Сейчас в прикладной науке используются реакции, в которых нет вредных веществ. Речь идёт об экологически чистых технологиях. Все «отходы» получаются в виде обыкновенной воды.
– Как это происходит конкретно?
– Обычно при синтезе вводится хлор, он играет важную роль в современных технологиях. На заключительных этапах он замещается другими соединениями – вот и образуются очень вредные отходы. Достаточно побывать вблизи химических предприятий, чтобы понять, насколько вредны они и насколько велико их количество. Эти отходы присутствуют как в воздухе, так и в воде и земле.
Перед нами же стояла задача создать такие технологии, которые исключали бы применение хлора. Мы научились замещать водород ароматическими соединениями, то есть получили «чистый» процесс. Это и есть «зелёная химия». Таким образом можно получать огромный класс веществ.
– А в чём заключалась главная трудность?
– В учебниках по органической химии – отечественных и зарубежных – чёрным по белому написано, что такие реакции невозможны. Мы же провели цикл работ, в которых доказали, что это не только не невозможно, но и является фундаментальной способностью веществ.
Тут и разгорелся спор. Весьма именитые учёные, академики, доктора наук и профессора слушали мои доклады и удивлялись: им даже в голову не приходило, что невозможное возможно! Так что иногда аксиомы, записанные в учебниках, имеет смысл пересматривать.
– Ваш учитель академик Постовский был активным участником Атомного проекта СССР, после испытания первой бомбы он был награждён орденом Ленина. Говорят, что вы и в этой области последовали его примеру?
– Да, наши работы в определённой степени пригодились и создателям ядерного оружия. У нас с ними были определённые контакты. В атомных боеприпасах, как известно, используется обычная взрывчатка. Она очень чувствительная, может сработать от удара. Упала на неё вот эта пепельница и – взрыв!
Конечно, всё происходит не так примитивно, но я говорю о сути проблемы.
– По-моему, нечто подобное произошло и на «Курске»…
– Атомная лодка погибла именно по этой причине – торпеда взорвалась, хотя этого вроде и не должно было случиться.
Возникла необходимость добиться, чтобы взрывчатка оставалась мощной, но в то же время не столь чувствительной к удару. Американцы решали эту проблему с помощью хлорных технологий. Мы же использовали приёмы, исключающие хлор.
Органический синтез универсален, он проникает везде – от покрытия стола, за которым мы сидим, до парфюмерии и фотоплёнки.
– В таком случае обратимся к той части органической химии, которая волнует абсолютно всех – я имею в виду лекарственные препараты. Знаю, что вы выбрали создание наиболее сложных лекарств, – в частности, противоопухолевых…
– Безусловно, они наиболее сложные, но и наиболее востребованные. Для нашего Института это традиционное направление – им занимались мои предшественники ещё в те времена, когда нашего Института органического синтеза как такового ещё не существовало. Был выбран определённый класс веществ, и на их основе разрабатывались лекарства. Сейчас мы добились определённых успехов.
Направления исследований в медицине разные. Как ветви у дерева. Были синтезированы противоопухолевые вещества, семейство противовирусных препаратов.
– С помощью которых можно бороться и с вирусами гриппа, в том числе и птичьего?
- Да, и такие препараты тоже.
Наша область науки может использоваться по-разному. В том числе и для опасных и весьма неблагородных целей. Я имею в виду как бактериологическое оружие, так и вирусологическое.
В Советском Союзе существовала программа создания средств борьбы с этими видами оружия, так как было известно, что в американских лабораториях весьма активно шли работы над боевыми веществами. В частности, там выводились вирусы, которые поражали молодых людей, то есть выводили из строя солдат. Надо было создавать «противооружие». Это было жёсткое время.
В рамках нашей программы работали химики, биологи, технологи, даже физики. Существовали реальные планы. Мы создали препараты для борьбы с особо опасными инфекциями. В частности, с тропическими лихорадками, которые вызывают кровоизлияние в мозг. Учёные сделали всё возможное, чтобы защитить здоровье наших людей. Однако в это время разразилась «перестройка», и все работы были прекращены.
Однако опыт пригодился. Мы продолжали поддерживать контакты с занятыми этими исследованиями учёными – в частности, с ленинградцами.
Постепенно ситуация начала меняться. Все свои наработки мы использовали для создания противовирусных препаратов. А потом появился птичий грипп. Регулярно проводились конференции, на которых изучалась реальная опасность его распространения в каждом регионе. Учёные и общественность не преувеличивали: опасность была, и немалая! Птичий грипп, если его не контролировать, может привести к катастрофическим последствиям. Это мы прекрасно понимали, поэтому и был в кратчайшие сроки создан препарат против него.
Аналогичная ситуация была с ВИЧ-инфекцией. Сегодня в Екатеринбурге каждый пятый человек инфицирован, а это уже огромная беда.
Подобное может произойти и с птичьим гриппом. Так что бороться с этой напастью нужно ежедневно. Меня радует, что фармацевтические компании на Урале уже начинают выпускать необходимые лекарства.
Так, завод «Медсинтез» приступил к освоению промышленного выпуска триазавирина – одного из разработанного нами соединений, активного в отношении различных вирусов гриппа, в том числе и «птичьего». Наконец-то к науке и учёным начали прислушиваться и их предложения реализовывать.
– Ваши лекарства намного дешевле зарубежных, а именно они властвуют на нашем рынке. Не боитесь тех, кого это не устраивает?
– Пока не стреляют. Хотя, что скрывать, многие видные западные вирусологи внимательно следят за нашими работами. Это и понятно, так как в науке конкуренция не только существует, но и приобретает весьма жёсткие формы. Особенно в таких областях, которые связаны с медициной. То, что мы не отстаём, видно на примере нашего Института – он постоянно развивается.
– Я был удивлён, когда узнал, что он появился в 1993 году, – как раз в то время, когда наша наука стремительное падала и постоянно слышались жалобы об отсутствии финансирования. А вы создаёте Институт органического синтеза Уральского отделения Российской академии наук (ИОС УрО РАН), и в самые трудные годы – по 2003-йгод – являетесь его директором. Как это стало возможным?
– Мы сами зарабатывали средства. Институт хоть и академический, но он крепко связан с практикой. Это школа академика Постовского, продолжение традиций нашего учителя.
– О нём часто вспоминают на Урале. Чем это объяснить?
– Судьба у него необычная. Выдающийся был человек, обладающий уникальными интеллектуальными способностями.
У Исаака Яковлевича был художественный талант, он писал картины. Но жизни было велено распорядиться по-своему. Семья одесских евреев, в которой он родился, накануне революции эмигрировала в Германию. Там Исаак Яковлевич учился в Высшей технической школе химии. А в ней преподавали Нобелевские лауреаты, да и вообще изучение химии было поставлено на высоком уровне.
Постовский оказался одним из самых способных учеников. Его пригласили преподавать в СССР, так как он знал русский язык.
Исаак Яковлевич приехал в Свердловск, в 1926 году начал работать в Политехническом институте. Здесь он развивал химию биологически активных веществ. Им был создан препарат сульфидин, который сыграл важную роль во время войны. Для лечения длительно не заживающих ран использовалась «паста Постовского» – комбинация сульфамидных препаратов с бентонитовой глиной. Об этом изобретении много писали. А потом он был привлечён, как вы уже говорили, к Атомному проекту, о чём вообще не писали. Постовский создавал специальные смазки для установок, на которых шло разделение изотопов урана. Кстати, они используются до сих пор. Раньше в диффузионных машинах, а теперь в центрифугах. Но мы, его студенты и ученики, конечно же, ничего об этих работах не знали. Те, кто был занят в Атомном проекте, умели молчать.
– Вернёмся теперь к проблематике вашего института. Наверное, первые годы были тяжёлыми?
– Нас выпустили в белый свет «голенькими». Один бухгалтер был и директор, ваш покорный слуга.
– Бухгалтер и кассир одновременно?
– Нет, так не положено. Кассир был на полставки, раздачей денег один из наших химиков занимался. Но тогда во главе Уральского отделения находился Геннадий Андреевич Месяц. Он не только спас институт, но и каждодневно помогал его становлению. Без него мы, вероятнее всего, не выжили бы.
– А сейчас?
– Списочная численность института – 120 человек, в их числе два академика, один член-корреспондент РАН. Более половины – молодые научные сотрудники. В составе института 5 лабораторий и 4 группы. На базе ИОС функционируют филиалы кафедр органической химии университетов: Уральского государственного (УрГУ) и Уральского государственного технического (УГТУ). Обстановка абсолютно нормальная. Институт оснащён. Когда он начинал жить, было два доктора наук. Сейчас их 13. 43 кандидата наук. Директор института академик Валерий Чарушин возглавляет теперь и Уральское отделение РАН. В общем, Институт эффективно работает.
– Есть ещё один вопрос. Можно сказать, щепетильный. Вы на Урале родились и проработали всю жизнь – и никуда не уехали, хотя вас сманивали и в столицы, и за границу…
– Здесь хорошо!
– Но где-то, наверное, лучше?
– Может быть. Но понятие «лучше» зависит не от внешних факторов, а от внутреннего состояния человека. Отсюда у «летунов» и «стремление к перемене мест».
У меня такой потребности не было. Зачем же оставлять интересную работу, нормальную жизнь? Нет, это не для меня…