http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=f2fbd427-0005-4204-ae69-23351a60ea8c&print=1© 2024 Российская академия наук
Писатель Владимир Губарев беседует с выдающимися учеными. Его сегодняшний гость — научный руководитель Объединенного института ядерных исследований, академик Владимир Георгиевич Кадышевский. Разговор пойдет о специальном городе для засекреченных физиков и о будущем ядерных исследований.
Дубна вновь попала в список объектов, которые требуют "особой охраны". Правда, сейчас причины совсем иные, чем полвека назад…
Свидетельствует член-корреспондент РАН В. П. Джелепов, один из отцов-основателей Объединенного института ядерных исследований (ОИЯИ):
"Советское правительство в конце 1946 г. приняло решение построить в СССР протонный синхроциклотрон на энергию 500-700 МэВ. Контроль за выполнением этого решения взял на себя Л. Берия. Он же фактически определил и место где должен быть построен новый атомный объект. В то время все работы по ядерной физике шли под грифом "секретно" или "особо секретно" практически независимо от решаемых задач.
Местом строительства был назван поселок Ново-Иваньково расположенный в 125 км от Москвы около первого шлюза водоканала Волга-Москва. Срок сооружения был назначен очень короткий — конец декабря 1949 г., точнее, ко дню 70-летия Сталина.
В качестве аргументов в пользу названного места строительства объекта Берия указал следующее: здесь имеется большой лагерь заключенных и, следовательно, есть рабочая сила; поселок достаточно удален от Москвы и легче будет соблюдать секретность; ученые не будут отвлекаться от их основной деятельности; в 5-ти километрах от объекта имеется гидроэлектростанция и не будет проблем с электроэнергией; наконец, не будет проблем с водой, нужной для систем охлаждения магнита и других агрегатов, а также для научного городка — поселок стоит на берегу Волги.
Из соображений секретности вновь создаваемой лаборатории (она являлась филиалом Московской лаборатории №2, руководителем которой был И. В. Курчатов) было присвоено название Гидротехническая лаборатория АН СССР".
Однако вскоре стало ясно, что ядерная наука не может замыкаться в засекреченных лабораториях. Дальнейшее развитие физики, мирное использование атомной энергии можно было обеспечить только в условиях широкого сотрудничества. Быстро возрастающие сложности и глубина научных исследований потребовали объединения не только отдельных учреждений или отраслей промышленности, но и специалистов из разных стран.
В 1954 году близ Женевы был создан ЦЕРН — Европейская организация ядерных исследований — для консолидации усилий западноевропейских стран в изучении фундаментальных свойств микромира. Через полтора года, 26 марта 1956 года, по инициативе правительства Советского Союза был сделан подобный шаг, и у нас начал работать новый международный научный центр — ОИЯИ. Практически одновременно в Московской области появился новый город Дубна…
В нескольких десятках километров от Дубны в зимние месяцы Президент России В. Путин иногда катается на лыжах. А так как человек он мобильный, подчас непредсказуемый, то близость его к Дубне держит здешнее начальство в напряжении: вдруг ему надумается заехать?!
Интересно, а что ему расскажет академик Кадышевский, с которым высокий гость обязательно встретится, так как Владимир Георгиевич возглавлял Институт в самые трудные годы, а сейчас является его "главным", как иногда говорят физики, теоретиком. Я задал ему такой вопрос:
— Если вдруг Президент приедет, что вы ему расскажете?
— Я бы рассказал Владимиру Владимировичу, что Дубна — это единственный российский город, название которого увековечено в таблице Д. И. Менделеева. В августе 1997 года Международный союз чистой и прикладной химии на своей Генеральной ассамблее решил присвоить химическому элементу с атомным номером 105 имя "дубний". При этом был принят во внимание приоритет ОИЯИ в открытии этого элемента и основополагающий вклад нашего Института в сами работы по синтезу сверхтяжелых элементов.
— Как удалось ОИЯИ, общему научному центру социалистических стран, пережить распад социалистического лагеря? Уже давно нет ни Варшавского договора, ни Совета Экономической взаимопомощи. Канул в Лету и Советский Союз…
— Хотя в политическом плане образование ОИЯИ социалистическими странами было ответной реакцией на образование ЦЕРНа западноевропейскими странами, можно сказать, что политика на этом и закончилась. Очень важно, что в основу деятельности нашего Института были положены принципы, имеющие общечеловеческую ценность: открытость для новых членов, взаимовыгодность, равные права всех стран — участниц, использование научных результатов только в мирных целях. Все это и обеспечило его "живучесть". И еще я бы хотел добавить, что с самого момента своего возникновения ОИЯИ был "обречен на успех", поскольку в Дубну приехали выдающиеся ученые с плеядой блестящих учеников. В этот "десант" входили замечательные научные школы Дмитрия Ивановича Блохинцева, Николая Николаевича Боголюбова, Владимира Иосифовича Векслера, Вацлава Вотрубы (Чехословакия),Мариана Даныша (Польша), Георгия Николаевича Флерова, Ильи Михайловича Франка и других замечательных физиков. Результат не замедлил сказаться. Половина открытий, сделанных в ядерной физике в советские времена, принадлежала дубненским ученым. Дубна служила кузницей научных кадров для государств-членов ОИЯИ. Во многих из этих стран современная ядерная физика возникла только потому, что оттуда в свое время к нам приехали молодые начинающие физики. Домой они возвращались уже отличными специалистами, способными самостоятельно руководить научными исследованиями…
Слово о "школе Дубны". В ОИЯИ длительное время работали: профессор Нгуен Ван Хьеу, президент Национального центра научных исследований Вьетнама; профессор Чжоу Гуанджао, более 10 лет возглавлявший Академию наук Китая; академик Анатолий Алексеевич Логунов, занимавший в течение многих лет посты вице-президента АН СССР и ректора МГУ (в настоящее время — директор Института физики высоких энергий в Протвино); академик Альберт Никифорович Тавхелидзе, президент Национальной Академии наук Грузии, научный руководитель Института ядерных исследований РАН; академик Виктор Анатольевич Матвеев, руководитель Троицкого научного центра РАН, директор ИЯИ РАН, член Президиума РАН; профессор Норберт Кроо, Генеральный секретарь Венгерской академии наук; академик Бегзад Юлдашев, президент Национальной академии наук Узбекистана; профессор Иван Вильгельм, 506-й ректор Карлова университета в Праге, основанного в 1348 году.
…Существует легенда, что в качестве "рабочего названия" нашего Института в документах использовалось следующее: Восточный центр ядерных исследований. Окончательное название якобы придумал академик Игорь Евгеньевич Тамм. Я имел счастье с ним тесно сотрудничать в течение 10 лет, но мне как-то не пришло в голову спросить у него об этой истории. Игорь Евгеньевич даже был оппонентом по моей кандидатской диссертации и приезжал на защиту сюда в Дубну.
— А когда это было?
— Очень давно, в 1962-м году. Я был аспирантом у Николая Николаевича Боголюбова, а потому я общался с двумя великими людьми, и это во многом определило мою судьбу… Хотя был еще и Лев Давидович Ландау, у которого я начинал…
— К сожалению, в его судьбе поездка в Дубну сыграла ужасную роль… Когда я еду сюда, то обязательно останавливаюсь в том месте, где случилась та страшная автомобильная авария, в которой пострадал академик Ландау. Мне кажется, там следует установить какой-то знак, чтобы все об этом знали!… А как вы познакомились с Ландау?
— В середине третьего курса я начал сдавать его знаменитый "минимум" и к концу лета сдал половину. Незадолго до этого образовался ОИЯИ, и один из преподавателей сказал нам тогда, что Москва — это научная провинция, а столица теперь — Дубна, и поэтому старайтесь туда попасть! Я этому совету внял и оказался здесь. Впервые приехал сюда студентом, а потом у академика Боголюбова был два года аспирантом. Лев Давидович на меня не обиделся и даже предложил зачесть сданные ему экзамены за кандидатский минимум. "Только пусть председателем комиссии буду я, а Николай Николаевич — ее членом", — добавил он с улыбкой. Так в моих руках оказался совершенно уникальный экзаменационный протокол, подписанный двумя великими учеными XX века…
Я работаю в Дубне уже полвека. Сначала был научным сотрудником, потом старшим, затем начальником сектора. Пять лет работал директором Лаборатории теоретической физики, носящей ныне имя Н. Н. Боголюбова. Потом десять лет — директор Института.
Слово об Учителе: "Еще при его жизни у некоторых весьма крупных ученых было заблуждение (называют, в частности, Винера), что под фамилией Боголюбов, с именем отчества Николай Николаевич, работают несколько крупных математиков и физиков, потому что трудно было вообразить, что один человек мог сделать так много. Но, тем не менее, это факт: такой гигант был.
К ученым подобного масштаба, одаренным Природой столь щедро и мощно, наиболее точно подходит определение "гениальный". Это был истинный творец. Мастер — в булгаковском смысле этого слова. Конечно, обладая таким уникальным талантом, он мог бы замкнуться в уединении и заниматься всю жизнь любимой наукой. Однако сложилось иначе. Одним из высших принципов, которым руководствовался Н. Н. Боголюбов в своей жизни и деятельности, было служение людям.
Он щедро раздавал свои идеи ученикам, помогая им обрести самостоятельность и уверенность в себе. Так возникли знаменитые научные школы Боголюбова. Они живут и здравствуют поныне, они жизнеспособны, потому что в них очень многое заложено их Учителем".
— Вы фактически прошли все ступени научной лестницы. А где протекали ваши школьные годы?
— Я закончил суворовское училище в Свердловске. Теперь это, правда, Екатеринбург.
— Так что у Вас жизненный путь — от солдата до маршала?
— Нет, я человек штатский. Хотя нашу армию того времени знал очень хорошо. Все-таки 8 лет я носил погоны. В зале почета училища на стенах висят мраморные доски, на которых золотыми и серебряными буквами выбиты имена тех выпускников, которые окончили училище с медалями. Есть там и моя фамилия, причем в золоте. Однажды моя дочка, после окончания МГУ, выкинула такой фокус: она слетала на один день в Свердловск, чтобы побывать в этом зале.
— Я понимаю ее: дети должны знать жизнь своих родителей до мельчайших подробностей, особенно в тех случаях, когда есть чем гордиться!
— Мне ее поступок тоже был понятен… Наше суворовское училище закончили многие известные люди, в частности, военоначальники. Например, генерал-полковник Виктор Казанцев, полномочный представитель Президента России по Южному Федеральному округу, тоже учился здесь, но, конечно же, намного позже, чем я … Суворовское училище — прекрасная школа, и все, кто ее прошел, обязаны ей очень многим. Это было трудное детство: нагрузки огромные, один режим чего стоил … Зато в жизни потом это все пригодилось. Именно в училище я узнал, что такое настоящая дружба.
— Было нечто, что запомнилось особо?
— Я дважды разговаривал с маршалом Жуковым…
— Фантастика!
— Он был командующим Уральским военным округом и приезжал к нам с явным удовольствием. Ну, и я, как и другие ребята, задавал ему разные вопросы, сейчас уже не помню, какие именно, однако, сам этот факт запомнился на всю жизнь… Начальником нашего училища одно время был генерал, воспитанник царского кадетского корпуса. Он ввел все порядки, которые помнил с тех времен. У нас была театральная студия, музыкальные классы. Я закончил музыкальную школу по скрипке, играл в ансамблях и оркестрах… Спортом, конечно, занимались очень много…
Помню свой первый приезд в Москву на побывку … Мама у меня здесь жила, я ведь был москвичом. Так меня многие прохожие буквально ощупывали, чтобы убедиться, что моя шинель сшита из настоящего сукна. Внимательно приглядывались и к сапогам. Все говорили о нас тогда: "Идут будущие генералы…" Но мне выпала иная судьба…
После суворовского я был определен в пехотное училище, которое находилось буквально в том же самом здании. Однако мне очень хотелось изучать ядерную физику, причем в Московском университете. Так получилось, что ни аттестат зрелости, ни медаль мне не вручили, а в самый разгар приемных экзаменов в вузы я находился в нашем военном лагере в ожидании превращения из суворовца в курсанты.
Многие преподаватели ходатайствовали, чтобы мне дали "вольную" и разрешили подать документы в МГУ. Даже генерал, начальник училища, обратился с такой просьбой в соответствующую инстанцию, но вместо положительного ответа получил выговор.
Хорошо помню, как в конце июня 1954 года в газетах появилось сенсационное сообщение о запуске в СССР первой в мире атомной электростанции. Оно очень взволновало меня и послужило толчком для моих дальнейших действий. Я не знал тогда, что всеми работами по сооружению первой АЭС руководил Дмитрий Иванович Блохинцев, которому через два года будет поручено возглавлять Объединенный институт ядерных исследований в Дубне. Не мог я и предполагать, что в конце июня 1992 года я буду избран на этот же пост…
По моей просьбе наш командир роты подполковник Петр Иванович Бирюков отпустил меня из лагеря в Москву, чтобы я сам добивался решения своей проблемы. На моем аттестате зрелости, как выяснилось, не хватало четырех подписей, в том числе генеральской. Этот пробел, немного поколебавшись, восполнил капитан Ревин, который заведовал в училище отделом кадров. Через несколько дней, успешно пройдя собеседование, я был принят на физический факультет в МГУ. Это дело, как я и предполагал, оказалось куда более простым, чем все то, что ему предшествовало…
Недавно я читал публичную лекцию об элементарных частицах в МГУ, и самым приятным было для меня то, что пришли кадеты…
— Вы так называете своих товарищей по училищу?
— И это правильно, потому что кадеты — это люди, которые дорожат своей принадлежностью к военному детству, своей причастностью к армейской службе. На мой взгляд, быть кадетом очень почетно, причем не только у нас, но и во всем мире. Кстати, из кадетов наш министр иностранных дел Иванов, губернатор Московской области Громов… Разве стоять в таком ряду не почетно?!
— Насколько мне известно, губернатор Громов выделял Дубну из других городов Подмосковья?
— Я могу подтвердить, что он очень хорошо относился и к Институту, и к городу. А нашему университету "Дубна" он присвоил статус "губернаторского" и шефствовал над этим учебным заведением.
— Прежде чем говорить о нем, несколько слов о Дубне. Ведь недавно она провозглашена "наукоградом", не так ли?
— Фактически "наукоградом" Дубна была с момента своего возникновения. Но говоря языком юридическим, в стране мы третий по счету "наукоград", после Пущино и Королёва. Оформляется это указом Президента и распоряжением правительства. Новый статус позволит получать целевое финансирование из федерального и областного бюджетов, оставлять в городе часть налогов и расходовать все эти средства на развитие городской инфраструктуры и инновационную деятельность.
— Вас избирали директором Института представители 18 стран в тот самый момент, когда денег вообще не было и перспективы были абсолютно неясными: возможно, речь шла даже о закрытии Института?
— Да, денег не хватало ни на зарплату, ни на электроэнергию для работы наших установок… И подобные кризисные ситуации в прошедшие десять лет возникали не раз. Денег и сейчас у нас не много. Однако, как я уже говорил, наш Институт обладает удивительной живучестью. Мы старались, во что бы то ни стало, сохранить мировой уровень исследований, проводимых в ОИЯИ, участвовать в крупномасштабных проектах и экспериментах, осуществляемых за пределами Дубны, поддерживать новые контакты с нашими традиционными партнерами и вовлекать во взаимовыгодное сотрудничество новых участников. В этом и состоит наш способ выживания! Представьте себе, что все эти 10 лет в Дубне ежегодно проводилось примерно 60 научных мероприятий разного масштаба — международных конференций, школ молодых ученых, симпозиумов, рабочих совещаний и т. п. Это, чаще, чем раз в неделю! Если наука делается на мировом уровне, то можно найти партнеров за рубежом, в экономически благополучных странах. В результате такого международного сотрудничества в Дубне реализуются проекты, на которые у нас собственных средств не хватило бы …
— Ну, а как обстоит дело с "утечкой мозгов"?
— Известно, что многие из российских ученых, которые предпочли науке бизнес или уехали в Западную Европу и США, пошли на такой шаг потому, что не смогли "самореализоваться" у себя на родине. Те люди, которые родились на свет, чтобы посвятить себя науке, готовы примириться со многими лишениями и неудобствами, лишь бы заниматься любимым делом и осуществить свои идеи. И мы в Институте стараемся создать для наших ученых такие условия, которые позволили бы им реализовать себя в профессиональном плане, целиком использовать свой творческий потенциал.
Возьмем, например, Лабораторию ядерных реакций имени Флёрова. Ее руководство разработало стратегически обоснованную, очень напряженную программу исследований, в которую ученые, инженеры и техники ЛЯР поверили и начали самоотверженно воплощать ее в жизнь. В результате сейчас ЛЯР занимает ведущее место в мире в работах по синтезу сверхтяжелых элементов. На подходе и другие, столь же яркие достижения.
— Да, эта лаборатория — это прекрасный пример того, что ОИЯИ продолжает действовать…
— Мы гордимся и другими нашими лабораториями. У нас многие коллективы заслуживают того, чтобы о них знали. Например, в это десятилетие в Лаборатории высоких энергий был запущен новый ускоритель ядер — нуклотрон, имеющий сверхпроводящую обмотку магнитов. Во время последних сеансов на нуклотроне было осуществлено 14 экспериментов. Другими словами, ЛВЭ обладает новой рабочей машиной. Жаль, что с нами уже нет академика Александра Михайловича Балдина, создателя нуклотрона. Согласно недавнему решению Комитета полномочных представителей стран-участниц ОИЯИ, высшего руководящего органа Института, ЛВЭ будет впредь именоваться так: "Лаборатория высоких энергий имени академиков Векслера и Балдина". Тем самым отдана дань памяти Владимиру Иосифовичу Векслеру, основателю ЛВЭ, создателю знаменитого синхрофазотрона, и Александру Михайловичу Балдину, руководившему лабораторией около 30 лет и создавшему нуклотрон …
Крупные достижения мирового класса есть сегодня и у теоретиков. Это продолжение славных и богатых традиций. Вспомним хотя бы глубокую идею, выдвинутую в середине 60-х годов Боголюбовым, Струминским и Тавхелидзе, о наличии у кварков новой степени свободы, названной позднее "цветом". Или правило кваркового счета, открытое Матвеевым, Мурадяном и Тавхелидзе в 1973 году…
— Поясню для непосвященных: кварки — это "кирпичики мироздания", из которых складываются протоны, нейтроны, пи-мезоны, гипероны … Далее углубляться не будем, так как в физическом лабиринте очень легко запутаться…
— Несколько лет назад физики, специалисты в области высоких энергий, вели безуспешную охоту за так называемым топ-кварком, шестым и последним по счету в этом семействе частиц, причем самом тяжелым. Группа теоретиков, в которой ключевую роль играли ученые из дубненской Лаборатории теоретической физики им. Боголюбова, предсказали довольно узкий интервал значений масс, где нужно было искать топ-кварк. Там эту частицу и нашли экспериментаторы из американской Национальной ускорительной лаборатории имени Ферми. Если учесть, что расчеты массы топ-кварка велись по так называемой "теории возмущений", то невольно возникает аналогия с другим блестящим открытием "на кончике пера", совершенном французским астрономом Леверье более 150 лет тому назад. Исследуя возмущения орбиты Урана, он предсказал существование неизвестной ранее планеты Нептун и вычислил ее орбиту и положение ……Итак, наши теоретики продемонстрировали уровень исследований высочайшего класса.
— Нобелевская премия?
— Я думаю, что за топ-кварк вполне могут дать Нобелевскую премию. Вопрос в том, кто будет включен в авторский коллектив. В наше время эта премия слишком политизирована.
— Когда вы рассказывали о работе теоретиков, я уловил в ваших словах некую грусть. Сейчас нет времени самому заниматься наукой?
— Удается по воскресениям, по праздникам кое-что делать… В течение многих лет я работаю над одной сложной проблемой. Надеюсь, что решение в конце концов будет найдено … Времени конечно мало, но тем не менее научную работу я не могу оставить, ибо именно в ней заключается смысл моей жизни.
Слово об ОИЯИ: "Широкий спектр научных исследований ведущихся в ОИЯИ, мы обычно подразделяем на три основных направления. Первое из них — физика высоких энергий (или физика элементарных частиц). Ученые Института вели или сейчас ведут эксперименты не только в Дубне, но и на ускорителях других научных центров. С целью концентрации исследований в этой области в 1990 году в Институте была организована Лаборатория сверхвысоких энергий.
Второе направление — исследования по ядерной физике. В Дубне реализуется широкая программа по изучению свойств ядер, ядерных реакций, новых элементов, в том числе трансурановых и сверхтяжелых. Наш Институт является одним из мировых лидеров в этой области.
Третье направление наших исследований — физика конденсированных сред. Это быстро развивающаяся область фундаментальной науки, связанная с использованием экспериментальных методов ядерной физики для изучения физических явлений в твердых телах, жидкостях, новых свойств материалов.
Большое влияние на проводимые в Институте экспериментальные исследования оказывают ученые Лаборатории теоретической физики им. Н. Н. Боголюбова. В сферу интересов теоретиков входят практически все современные разделы квантовой теории полей и частиц, теории фундаментальных взаимодействий, теории ядра и конденсированных сред,0 статистической механики…
Публикации ОИЯИ рассылаются в 44 страны. Своими успехами Объединенный институт во многом обязан широкому научно-техническому сотрудничеству, которое является одним из главных принципов его деятельности".
— Итак, вас избирают директором, и вам предстоит возглавить знаменитый научный центр, который переживает нелегкие времена. Вы входите в директорский кабинет. Ваши действия?
— В этом кабинете работали великие предшественники. Первым директором, как я уже говорил, был Дмитрий Иванович Блохинцев, выдающийся физик-универсал с мировым именем. Его сменил на этом посту Николай Николаевич Боголюбов, мой учитель. Мне кажется, что он и сейчас присутствует здесь. Таким образом, первым ощущением было: место знакомое. Ведь в этом кабинете проходило много дискуссий с моим участием. С самого начала я старался сохранить тот "дух высокой науки", который царил здесь. Мне предстояло реализовать программу, с которой я выступал на выборах директора. Один из главных ее разделов был посвящен образованию. В частности, я предлагал открыть в Дубне международный университет.
— Многие ученые считают, что именно от уровня развития образования сегодня зависит будущее нашей науки.
— По-моему, это правильная идея. Причем подготовку научной смены мы должны взять в свои руки. Кажется естественным, чтобы рядом с таким международным центром, как ОИЯИ, поддерживающим научные связи с 60 странами, находился международный университет. Со временем одним из рабочих языков в нем должен стать английский.
— Английский?
— Я понимаю, что это не легко. Ведь мы не изучали его с колыбели. Но, тем не менее, в ОИЯИ английский язык, наряду с русским, является рабочим. На сессиях Ученого Совета и заседаниях программно-консультативных комитетов, многих симпозиумов и конференций используется исключительно английский.
— Международный университет в нашем городе все же был открыт в 1994 году, благодаря совместным усилиям областной и городской администраций, Российской академии естественных наук и, разумеется, ОИЯИ. Полное название его — нетрадиционное: Международный университет природы, общества и человека "Дубна". Как я уже говорил, этот вуз пользуется особым покровительством губернатора Бориса Громова.
— А студенты?
— Их в университете "Дубна" насчитывается уже полторы тысячи. Абитуриенты приезжают из Подмосковья, из других регионов России, а также из зарубежных стран. Я уже упомянул, что в структуру самого Института входит учебно-научный центр. Здесь "доучиваются" приехавшие в Дубну студенты-третьекурсники нескольких ведущих московских вузов и ряда университетов стран-участниц ОИЯИ, например, Польши, Словакии, Монголии. Есть у нас и своя аспирантура. Лаборатории ОИЯИ для студентов и аспирантов являются прекрасным практикумом. В целом сильный крен в сторону образования в Дубне прослеживается отчетливо.
— А что это дает научным работникам?
— Это позволяет растить научную смену, передавать следующему поколению ученых заветную эстафетную палочку. Где образование, там и наука, там и прогресс во всех областях. После поражения Франции в войне с Пруссией в 1870-71 г. г. в Европе бытовала поговорка, что эту войну выиграл немецкий школьный учитель. Очевидно, что чем выше уровень образования в стране, тем она сильнее. Помню, как много лет назад в одном из американских университетов к нашей делегации подошел профессор физики и, представившись, сказал, что он — "дитя нашего спутника". Оказалось, что его школьный учитель физики после запускав СССР первого спутника в 1957 году собрал самых способных учеников и рекомендовал им серьезно сосредоточиться на изучении точных наук, ибо Америка явно в этой области уступает Советскому Союзу. Кстати, за дубненскими аспирантами в США имеется очередь.
- Это вас радует или беспокоит?
— И то, и другое. Радует, что наше образование, отличающееся широтой и фундаментальностью, все еще высоко ценится в мире. Я знаю об этом не понаслышке, поскольку более 30 лет являюсь профессором МГУ. Беспокойство же у меня вызывает проблема удержания и закрепления у нас талантливых молодых ученых. Помимо создания нормальных условий для их профессиональной работы и дальнейшего роста, необходимо обеспечить их престижной зарплатой и жильем. Замечено, как только повышаются зарплаты, молодые сотрудники чаще появляются на рабочем месте. Ведь прожить нормально на те деньги, которые они получают, чрезвычайно затруднительно. Поэтому им приходится подрабатывать на стороне, в том числе и за рубежом. Для страны (или для 18 стран, как в нашем случае) выгоднее платить молодым ученым хорошую зарплату. Потери оказываются меньшими. Нельзя забывать, что на подготовку высококвалифицированного специалиста государство тратит значительные средства…
Много лет назад я продолжительное время работал в Фермиевской ускорительной лаборатории США и постоянно общался с ее директором профессором Робертом Вилсоном. Это был очень крупный ученый, чрезвычайно интересный и глубокий человек. Помню, сравнивали Россию и Америку. Америка — молодая динамичная страна. Российская Академия наук старше ее на десятки лет… И вдруг он замечает: "У вас был Лобачевский …"
Этим очень многое сказано… Чтобы у нас появлялись новые Лобачевские, нужно сохранить в системе образования все хорошее и оправдавшее себя, не пытаться реформировать эту систему в спешке. Иначе можно быстро превратиться из великой научной державы во второразрядную научную провинцию. Ну, а чтобы новые Лобачевские, получив образование дома, не уехали работать туда, где больше платят и нет проблем с жильем, необходимо … Впрочем, я уже об этом говорил.
— Что будет с Объединенным Институтом Ядерных Исследований в будущем? Из вашего ответа я хочу понять, есть ли в Дубне оптимисты.
— Один из них перед вами. Как-то к нам приезжал Егор Гайдар. Он тоже задал мне вопрос о будущем Института. Я ответил экспромтом: "Мы как Брестская крепость, только на Волге. И мы выстоим". С тех пор этот образ не выходит у меня из головы.
— Есть такое представление, что физики выдумывают элементарные частицы, всевозможные поля, возмущения, нестабильности и многое другое, чтобы не остаться без работы?!
— Я поостерегся бы так говорить. Роль теоретических исследований, а вы фактически их имеете в виду, нельзя недооценивать. Физики-теоретики часто оказываются первопроходцами или впередсмотрящими. Бывает и наоборот, когда экспериментальное открытие годами ждет своего объяснения и теоретической интерпретации. Все это делает занятие физикой безумно притягательным делом. Роберт Вилсон очень хорошо написал об этом, и я его слова помню наизусть: "Хотя в физике не благоухают цветы и не поют птицы, подлинная красота запечатлена в самих физических законах. Их исследование возбуждает весь спектр эмоций — страсть, замирание сердца, ревность и восторг".
— Нам это не понятно, но мы имеем право верить в то, что вы занимаетесь Истиной, познанием великих законов Природы?
— Все, что предлагают физики-теоретики, рано или поздно становится предметом экспериментальных исследований. Все, что не подтверждается, отбрасывается или откладывается до лучших времен. Верховный судья в физике — эксперимент.
— Какие имеются перспективы для увеличения количества участников Института?
— В работе ОИЯИ, помимо государств-членов активное участие принимают Германия, Италия, Франция, Венгрия… Мы связаны с ними двусторонними соглашениями, заключенными либо на правительственном, либо на эквивалентном ему высоком уровне. Сотрудничество с Германией, например, охватывает 68 научных центров в 47 городах. Это общие научные проекты, конференции, сотни совместных публикаций в престижных журналах… Немцы знают, что такое порядок. Когда наступает время уплаты взноса в Институт, Германия это делает без проволочек. Каждый год собирается специальный комитет, который всесторонне анализирует сотрудничество. На заседаниях учитываются мнения физиков, участвующих в программе исследований.
Подобный статус в Институте, который мы называем "ассоциированным членством", собираются приобрести Индия и Греция: соответствующие переговоры вступили в заключительную стадию.