Версия для печати
Вернуться к списку

НАУКОЙ БУДЕТ УПРАВЛЯТЬ ФИНАНСИСТ

«Эту фамилию я слышал, но консультаций не было, — так прокомментировал новость президент РАН Владимир Фортов, которому Владимир Путин летом предлагал возглавить агентство, назначение Котюкова главой агентства РИА «Новости». — Я не знаю этого человека, я знаю, что он способный финансист... Разумеется, я готов с ним работать».

В тот момент, когда утверждалось решение о назначении Котюкова, в Москве, в здании Минобрнауки в Брюсовом переулке, состоялось заседание «круглого стола», посвященного обсуждению моделей организации науки в России. В заседании приняли участие представители руководства МОН и РАН, а также известные российские ученые, в частности Валерий Рубаков, Александр Кулешов и Сергей Стишов. Вел заседание академик РАН, проректор МГУ, глава совета по науке при Минобрнауки Алексей Хохлов, который выразил надежду на то, что подобные мероприятия будут проводиться хотя бы раз в один-два месяца: «Попробуем более или менее регулярно проводить такие «круглые столы» — просто для взаимного информирования и обсуждения позиций».

Хохлов начал свое выступление со следующего заявления: «Основной итог закона: научные институты переданы в Федеральное агентство научных организаций (ФАНО), РАН — это другая организация. Как бы это ни было неприятно, как бы это ни противоречило идеям кого бы то ни было, но надо смотреть правде в глаза. Можно меня, как гонца, приносящего плохие вести, казнить, но от этого факт не изменится».

В своем выступлении проректор МГУ повторил представления об агентстве, изложенные им в конце сентября на совместном заседании совета по науке и общественного совета при Минобрнауки. Одно из главных положений — создание в ФАНО научно-координационного совета — «органа, который обеспечивает обратную связь и контроль со стороны научного сообщества; это должен быть орган внутри ФАНО, сформированный из ученых, ведущих научные исследования на передовом уровне».

Первое и главное требование к ФАНО, по мнению Хохлова, состоит в обеспечении нормальной работы институтов по прежней модели. «Нужны непрерывность и постепенность при всех преобразованиях», — отметил ученый.

Хохлов также напомнил о необходимости оценки эффективности научных институтов и необходимости участия в ней зарубежных экспертов. «А следующий вопрос (не хочу его обходить: по этому поводу была критика) — это проблема повышения зарплаты научных сотрудников и связанная проблема сокращения их числа, — продолжил академик. — Это следует из майских указов президента. Повышение заработной платы — это политическое решение, но должны быть найдены разумные механизмы его реализации. Зарплата не должна быть нищенской, если вы занимаетесь наукой. У ученых должна быть достойная зарплата».

Напомнив о модели по сокращениям, предложенной в сентябре, Хохлов сказал: «Если кто-то может предложить лучшую модель — пожалуйста! В этом и состоит обсуждение».

Академик Валерий Рубаков попросил Хохлова уточнить, кого он подразумевает под местоимением «мы». «Мы — это два совета при МОН», — последовал ответ.

Самые свежие новости о работе по созданию ФАНО представила заместитель министра образования и науки Людмила Огородова. Но выступление она начала с реплики, что подобные «круглые столы» вряд ли имеет смысл проводить часто: «Мне кажется, это очень хорошая инициатива по организации площадки, чтобы не в интернете заочно давать характеристики и чтобы не читали в газетах неправильную информацию. Каждое мнение, каждая позиция должны быть озвученными в СМИ так, чтобы уважение к нам самим сохранялось.

Я поддерживаю данную инициативу, но мне кажется, что раз в месяц или два в месяц — неэффективно, главное — чтобы это был не просто разговор, а реальные шаги, пусть это и будут всего два-три мероприятия в год».

«Впервые в процесс реформы РАН я вошла со стороны Госдумы, — начала рассказ о текущей ситуации с ФАНО Огородова, которая до назначения на пост замминистра образования и науки была членом фракции «Единая Россия» в Госдуме. — Я увидела страшный конфликт, внутри которого конструктивный процесс шел хуже, чем процесс негативный. Когда мы перешли к работе по положению о ФАНО, градус не упал — появилась вторая волна, и появились новые конфликты. Первое, что нужно было сделать, — выйти на диалог. Мы вышли на диалог с РАН, вышли на диалог, чтобы организовать такой «круглый стол». Нужны конструктивные предложения. У каждого право на свою позицию, но важно находиться в диалоге».

После этого Огородова обрисовала ситуацию с положением о ФАНО на момент встречи, которая вчера состоялась у вице-премьера Ольги Голодец. «Изменено название документа. Изначально это положение касалось только институтов Академии наук.

Сейчас это научные организации всей России. И в законе роль РАН прописана более широко: координация фундаментально-поисковых исследований в стране», — сообщила замминистра.

«Вторая особенность: совершенно правы те, кто говорит о риске, что управление агентством может привести к потере сутевой части, которая касается научной работы и научно-технической программы страны, — продолжила Огородова. — То, что вносится в правительство сегодня, — координация РАН обозначена по таким позициям, как госзадания, приоритеты, оценка эффективности организаций и открытие, реорганизация и ликвидация институтов».

Еще один важный момент состоит в том, что в агентстве будет присутствовать коллегиальный орган — научно-координационный совет. Впрочем, тут же Огородова добавила, что это предварительная информация: «Мы еще не имеем на руках документа. Председатель правительства вменяет в обязанности руководителю агентства создать НКС, определить его состав и его роль. В связи с этим решением РАН и другие научные организации получают возможность регулировать организацию научной работы в стране».

Огородова отметила, что до 1 января все организации работают в том же режиме: режим остается, лицевые счета остаются. Работа по созданию новых органов и новой управленческой деятельности начинается уже сегодня. «Что касается РАН, вы продолжаете функционировать», — сделала Огородова заявление, вызвавшее в зале некоторый шум: как минимум половина участников «круглого стола» горько усмехнулась, но не смогла это сделать тихо.

Чуть позже выяснилось, что и в течение 2014 года вряд ли что-то должно сильно измениться в организации и структуре управления академических подразделений. Это Огородова заявила в ответ на вопрос академика РАН Сергея Стишова, который сформулировал его так: «Я вот только прибыл из Центральной клинической больницы. Что будет с лечением там после 2013 года?» Замминистра пояснила, что сейчас организации перешли в агентство, а в течение 2014 года будет действовать некий мораторий, предполагающий, что перестановки, сокращения и прочие подобные процедуры начнутся не сразу, а в течение 2014 года будут готовиться. «Ваши вопросы опережают время, но они, безусловно, очень важны», — заявила Огородова. На это Стишов отметил, что из Института физики высоких давлений РАН, который он возглавляет, уже уволилось три молодых сотрудника.

Чуть ранее обсуждения вопроса про ЦКБ Огородова ответила на другие вопросы участников. Все они были связаны с положением о ФАНО.

— Сейчас проходит общественное обсуждение проекта положения о ФАНО. Оно завершается 26-го числа. Будут ли учтены комментарии и предложения, полученные в ходе этого обсуждения? — такой вопрос задал Вячеслав Вдовин, в.н.с. ИПФ РАН (Нижний Новгород), бывший председатель профсоюза РАН.

— Было проведено пять заседаний рабочей группы по разработке положения о ФАНО, туда вошли представители академий, министерства, Госдумы и Совета Федерации. В результате работы мы приняли и обсудили ряд предложений — их общее число превышает 150.

От той редакции положения, которая вынесена на обсуждение, ничего не осталось, — заявила Огородова.

— А Курчатовский институт тоже туда войдет и будет подчиняться ФАНО? — спросил Сергей Стишов.

— Не могу пока говорить об этом, так как не знаю. Пока изменено только название положения.

— А прописаны ли цели, задачи и, главное, ответственность ФАНО? — спросил корреспондент «Газеты.Ru».

— Я не руководитель ФАНО. Вот будет руководитель — он и ответит.

— Ну а в текущей версии положения это все прописано? И ответственность?

— Прописано, — ответила, подумав, Огородова.

Последний вопрос, который был задан замминистра, звучал так: «Не знаете ли вы, кто будет руководителем ФАНО и когда состоится это назначение?» В ответ Огородова заявила: «Да вы что, все заболели ФАНО, что ли? Не знаю!»

После этого участники «круглого стола» выступили с заявлениями-репликами. Вячеслав Вдовин показал презентацию, в которой рассказал, что в РАН есть разные модели организации институтов, от крупного ФИАНа (Физический институт имени Лебедева Академии наук) и довольно автономной Специальной астрофизической обсерватории (САО РАН) в Карачаево-Черкесии до очень мелкого регионального института (в качестве примера был приведен насчитывающий 30 сотрудников Институт физики молекул и кристаллов Уфимского НЦ РАН). При этом Вдовин крайне негативно высказался про поставленную Владимиром Путиным задачу повысить научным сотрудникам зарплату до уровня, вдвое превышающего среднюю по их региону, объясняя это тем, что, «например, сотрудники САО РАН, которые живут в Карачаево-Черкесии, где одни чабаны, которые берут все натурой, этот показатель уже превзошли».

Основу выступления Вдовина составил рассказ об успешном институте, в котором он работает, — Институте прикладной физики РАН в Нижнем Новгороде: средний возраст исследователей в нем — 46 лет, 232 гранта РФФИ, три собственных мегагранта, шесть мегагрантов в нижегородских вузах (соучастие) и 300–400 статей в год, из которых 200 в зарубежных журналах. Некоторые тезисы Вдовин рассказывал в недавнем интервью «Газете.Ru», где упоминал, как реформа РАН уже повлияла на его институт. Вывод Вдовина заключался в том, что этому институту не требуется ни внешний аудит, ни помощь в организации управления имуществом института. «В РАН существует много эффективных и успешных институтов, являющих собой вполне состоятельные модели существования науки в России.

Начатые реформы никоим образом не учитывают наличие этого позитивного опыта.

Субъекты реформирования, к сожалению, не учитывают предложения успешно работающего и признанного в мире российского научного сообщества. В случае неудач реформ — и в первую очередь проблем, которые будут испытывать эти успешные институты, — ответственность всецело ляжет на реформаторов науки», — заявил Вдовин, предложив под конец руководителям Минобрнауки и ФАНО съездить в институты в Грозный и походить по горам в САО РАН, чтобы лучше понять ситуацию.

После того как Огородова была вынуждена уйти на совещание в министерство, «круглый стол» продолжился. Резко выразился директор Института проблем передачи информации РАН Александр Кулешов: «А что хорошего сделал Минобрнауки, кроме богоугодного дела, за которое был уволен Федюкин? — задал вопрос ученый. — Возможно, что научно-координационный совет при агентстве будет создан документом третьего уровня, то есть никто к нему прислушиваться не будет. Тут говорят про эффективность, аудит… Считаю, что сама политика, направленная на атомизацию, на превращение бывшей советской науки в науку лабораторную, периферийную, — вещь страшно вредная. У нас ракеты падают и спутники не работают, потому что не решена проблема радиационной безопасности».

Астроном Юрий Ковалев, руководитель научной программы спутника «Радиоастрон», единственного успешного проекта отечественной космонавтики в последние годы, также отметил, что про научно-координационный совет пока ничего не понятно: будет ли это просто декорация или он будет иметь право совещательного голоса? Ковалев заявил, что внутри научного сообщества нет серьезных противоречий, назвав единственный момент, с которым он лично не согласен, — то, что внутренний аудит — это правильно, и его надо продолжать: «Не могу с этим согласиться: никто не отменял вопрос конфликта интересов. Как ученый совет и институт будут себя, любимых, оценивать?

Чтобы уйти от конфликта интересов, надо проводить аудит внешними комиссиями, и хорошо бы с применением международного опыта».

Сергей Стишов обратил внимание на то, что до сих пор никому не ясны цели реформы. «Кому это все надо? Если бы кто-то объяснил, было бы здорово. Сейчас наука в России стоит едва-едва на краешке (для иллюстрации этих слов академик поставил бутылку с водой на самый край стола) — достаточно небольшого возмущения, и она упадет. У нас нет молодых, наука кончается. А мы тут затеваем перестройку. У вас, математиков, может и нормально с молодыми, вам много не надо, бумагу — и работайте на здоровье, — ответил Стишов возразившему на фразу об отсутствии молодых сотрудников представителю математической науки. — Я про экспериментальную науку. В целом что бы мы ни говорили — лучше не будет, это мы знаем. Господа мои, не надо себе никаких иллюзий строить. Ничего хорошего в ближайшее время не получится, даже если что-то заработает через годы. Агентство, которое управляет и сельским хозяйством, и медициной, и всей наукой, — это сумасшедший дом! Что там за гений сядет во главе агентства? Я бы хотел посмотреть на него».

Подытожил заседание открывавший его Алексей Хохлов.

«Надо, чтобы научный сотрудник мог снять квартиру, чтобы у него была хорошая зарплата.

Сейчас в российской науке громадное количество сотрудников, все получают мизерную базовую зарплату — это потенциальное дно. Нужно задавать какие-то векторы, чтобы выйти из этой ситуации, — заявил проректор МГУ, глава совета по науке при Минобрнауки. — Повышение заработной платы и введение временных ставок, наподобие программы постдоков, которую вскоре запустит Минобрнауки, — это путь, который позволит постепенно изменить ситуацию. Надо объективно оценить ситуацию и пытаться находить разумные выходы. То, что предлагается, — это определенный путь. Нужно думать, каким образом политическое решение властей повысить зарплату научным сотрудникам оформить разумными механизмами. Если ничего не предлагать, ничего и не будет. Надо предлагать разумное. Что касается аудита, уверен: если бы РАН провела нормальный аудит и сделала бы нормальный рейтинг институтов, то не было бы событий, которые мы обсуждаем. Зачем нужно было РАН относить все институты к высшей категории? Это было издевательство над здравым смыслом. Не надо говорить, что все было так хорошо, что ничего не надо менять. Нам нужно бороться за то, чтобы ФАНО прислушивалось к голосу научного сообщества. Мы за это и будем на этом настаивать в пределах возможностей — они у нас небольшие, но какие-то есть».