Версия для печати
Вернуться к списку

Ученый совет

"В физике есть теория о том, что в точках неустойчивости легче всего ввести дополнительное управление и получить нужную траекторию. В кризис таким параметром может стать поддержка науки и образования", - считает ректор МГУ, президент Российского союза ректоров Виктор Садовничий

Прошедший на днях в Москве съезд Российского союза ректоров собирался по двум причинам. Во-первых, требовалось подвести некоторые итоги реформы образования, тем более что вклад в нее ректорского сообщества можно назвать решающим. Во-вторых, и, собственно, в-главных, необходимо было обсудить стратегию развития высшей школы - как ей быть и куда двигаться в новых социально-экономических условиях. Мнений, самых разных и порой диаметрально противоположных, прозвучало немало. Что же в сухом остатке? Об этом "Итоги" спросили ректора МГУ имени М. В. Ломоносова, президента РСР Виктора Садовничего.

- Антикризисный получился съезд, Виктор Антонович?

- Да, и главный вопрос сегодня - судьба высшего образования в России, проблемы, с которыми оно сталкивается в этот сложный период. За то время, что в стране идет реформа, принято порядка 20 законов в этой области. Есть удачные - они дают больше возможностей, свобод учебным заведениям и способст­вуют повышению качества образования. Но есть и такие, которые вызывают вопросы. И ясно, что на съезде они не остались без внимания.

- Что в первую очередь беспокоит ректоров?

- Прежде всего новые образовательные стандарты, так называемые стандарты третьего поколения. Много вопросов вызывает и введение двухуровневой системы образования. Инженерные вузы отстаивают право пятилетнего обучения, классические университеты волнует судьба глубокого фундаментального образования, которое всегда было нашей сильной стороной. Я говорю о науках, являющихся базовыми: это математика, химия, биология, история, филология. Многие специалисты считают, что нельзя сокращать срок обучения по этим дисциплинам.

- Вы имеете в виду систему "4+2": четыре года бакалавриат и два - магистратура. Но это, как я понимаю, сделано в рамках Болонской декларации - в целях интеграции в западную систему образования...

- Реформа идет не только в России, но и в Европе. Старый Свет сегодня представляет собой практически единую страну, где трудовые ресурсы перемещаются абсолютно свободно. Поэтому естественно, что Евросоюз озаботился проблемой взаимного признания дипломов.

Болонская декларация выдвинула основные принципы "узнаваемости", но вы удивитесь: в ней нет никаких моментов, обязательных для исполнения, лишь рекомендации. Уже потом чиновники начали всех строить в одну шеренгу. И рвение их пошло далеко. Например, давайте откажемся от докторов наук - будут только бакалавры, магистры, PhD. Но это абсолютно не следует из Болонской декларации. Я всегда говорю да принципам, направленным на взаимную узнаваемость, мобильность студентов, на максимально широкую адаптацию к современным условиям. Есть тысяча способов, как это сделать. Но образование должно быть разным, и университеты должны быть разные. Прихожу в ужас от одной только мысли, что все университеты в мире вдруг станут одинаковыми. Примерно как супермаркеты, где приблизительно похожий набор товаров. К чему приведет такая уравниловка? К понижению уровня ради того, чтобы быть как все - пусть я ниже ростом, но зато в шеренге.

- Что же конкретно понижает эту планку?

- Я убежден: "4" меньше, чем "5". Если мы переходим на подавляющее четырехлетнее образование, значит, мы в целом понижаем уровень. Надо искать ответ, как влиться в мировую образовательную систему, но при этом не пожертвовать качеством. Кстати, в этом вопросе я нахожу понимание и зарубежных коллег, например, в Испании, в Нидерландах.

- Многие считают, что четырех лет достаточно для того, чтобы стать специалистом.

- Вы знаете, можно и три года учить. У нас, слава богу, перестали говорить об этом, но во многих странах существует трехлетний бакалавриат. Если мы сейчас послушно перейдем на четыре года, то дальше будет три. И техникумы уже, кстати, заявляют: мы делаем бакалавров. Имеют право - ведь у них трехлетнее обучение. Поэтому аккуратнее надо действовать с системой образования.

- Все, о чем вы сейчас говорили, это, так сказать, вопросы стратегические. А как насчет тактики? Что вузовское сообщество предлагает для смягчения последствий кризиса в сфере высшей школы?

- Нас волнует судьба тех людей, которые очень хотят учиться и рискнули поступить на платное отделение. Есть среди них, конечно, и такие, кто не думает о деньгах - родители заплатят. Но большая часть - ребята периферийные, они влезли в долг или взяли кредит. И сейчас точно не могут платить. За них несут ответственность и общество, и государство, и вузы.

- И что же с платниками делать?

- Выделять гранты за счет средств министерства, правительства семьям, которые в результате кризиса не могут дальше оплачивать обучение своих детей. Я считаю, нужно 30-40 тысяч грантов, может, 50, надо прикинуть. Съезд поддержал и предложение, сделанное Дмитрием Медведевым, - перевести часть платников на вакантные бюджетные места. Их немало: согласно имеющимся данным по стране, около 10 процентов.

- Откуда берутся эти места?

- Либо отчисления, либо уходы, либо переводы. В московских вузах в основном отчисления - например, на мехмате МГУ отчисляются до 20 процентов студентов. Есть и такие места, которые вузы просто недобрали. Но мое твердое убеждение: помогать надо только тем, кто хорошо учится. В уставе МГУ есть пункт: если человек четыре сессии учился на "отлично", и факультет, ученый совет не возражают, мы переводим его на бюджетное место.

Следующая мера - ограничение верх­ней планки роста платы за образование. Я имею в виду не расчетную стоимость затрат на обучение одного платного студента, а рыночную. Например, на факультете есть два человека на место среди тех, кто хочет учиться на платном отделении. Что делает факультет? Поднимает цены. И такой рост в некоторых вузах становится неограниченным. Принято решение этот процесс остановить. Также мы предлагаем расширить систему кредитов, примерно на тех же условиях, что были в программе "Кредо". То есть возврат средств через 10 лет, без залога и поручительства. Кроме того, необходимо резко увеличить число бюджетных мест в магистратуре.

- В Минобрнауки остановились на цифре 35 тысяч вместо двадцати и еще на 3 тысячи предложили увеличить число аспирантских мест.

- Думаю, для России этого мало. Только Московский университет мог бы готовить тысяч на пять больше магистров. Магистратура, аспирантура, док­торантура - вот верный ответ во время кризиса.

- Не много ли вы требуете?

- Во время кризиса нет ничего более дешевого, чем занять молодых людей обучением. Создание новых рабочих мест обойдется гораздо дороже. В физике есть теория о том, что в точках неустойчивости, так называемых точках бифуркации, легче всего ввести дополнительное управление и получить нужную траекторию. В кризис таким параметром может стать поддержка науки и образования. Не надо бояться, что будет "труба". Она будет в том случае, если мы нырнем в нее.

- Среди антикризисных мер, предлагаемых правительством, есть и такая: образовательные и научные организации получат возможность создавать малые предприятия для трудоустройства выпускников вузов. Поясните, о чем речь?

- Сейчас вуз получает научный результат, но внедрять его не имеет права. Он не может быть учредителем никакого предприятия и общества, кроме научного. Насколько я знаю, уже почти готов закон, позволяющий высшим учебным заведениям учреждать предприятия, производственные лаборатории. В принципе идею все поддерживают, особенно инженерные институты. Это даст им возможность трудоустраивать перспективных студентов на кафедрах, а потом и задерживать в вузах.

Но нужна правильная организация, чтобы студенты действительно оказались трудоустроены и зарабатывали. Мы в МГУ давно создали научный парк. В нем работают около 50 фирм и 4 тысячи студентов и аспирантов. Есть компании, составляющие программное обеспечение, системы распознавания, поисковые системы, есть консалтинговые фирмы. Все пользуются юридической базой нашей же фирмы. Вот прообраз такого предприятия.

- Недавно принят закон о создании национальных исследовательских университетов. Почему МГУ не получил этот статус? Или вы его не добивались?

- Впервые эта идея была озвучена мною лет десять назад. Затем я поднял вопрос в присутствии Дмитрия Медведева на встрече в МИФИ в августе прошлого года, результатом чего стало создание двух типов университетов, но не тех, которые я называл. Сейчас создаются три эшелона университетов - федеральные, национальные исследовательские и прочие. К сожалению, Московский и Санкт-Петербургский университеты пока отнесены к прочим. Ясно, что их статус должен быть выше. Ведь в МГУ, например, соотношение между образованием и наукой - пятьдесят на пятьдесят, у нас четыре тысячи преподавателей и четыре тысячи научных сотрудников. А в других университетах есть ноль научных сотрудников. Мы поддерживаем приход науки в образование и саму идею национальных исследовательских университетов. Ну а вопрос отнесения к данной категории вузов МГУ и СПбГУ будем решать отдельно.

- Как президент Союза ректоров вы всегда находите взаимопонимание с Министерством образования и науки?

- Мы находимся в одной плоскости. У нас есть разногласия, бывают споры, и довольно острые. Но в последнее время нет непримиримых противоречий. Решения находим.

- Чего конкретно удалось добиться ректорскому сообществу за последнее время?

- Таких позиций немало. Сейчас ни один закон, касающийся высшего образования, не проходит без экспертизы Союза ректоров. В жесткой борьбе и дискуссиях нам удалось настоять на введении статусной должности президента университета. Аттестационная комиссия, которая рекомендует кандидатуры на выборах ректоров вузов, устроена по следующему принципу: в ней 50 процентов - ректоры, 50 - представители министерства. Мы с Андреем Фурсенко - сопредседатели. Создание упомянутых национальных исследовательских университетов - тоже наша идея. Мы добились дополнительных вступительных испытаний в ряде вузов и факультетов, вместе с инженерными вузами отвоевали пятилетнее образование по некоторым специальностям. Защитили право талантливых ребят поступать в сильные вузы по результатам олимпиад. Мы даем власти возможность услышать другую точку зрения.

Как сказал Барак Обама, надо слушать ученых, даже если вам неудобно то, что они говорят, и особенно, когда вам это неудобно. Умение слушать и слышать другую точку зрения - абсолютно нормальный элемент гражданского общества. Я думаю, главная заслуга Союза ректоров в том, что он всегда открыто говорил на самые острые темы и настаивал на другом подходе. Многие съезды были настолько серьезными, что вскоре после них снимали министров. Нам очень многое удалось не допустить или усовершенствовать именно благодаря столкновению различных точек зрения. И общество, и власть должны ценить эту силу. Ведь самое простое - придавить. Но если подходить по-умному, то надо поддерживать структуру, которая конструктивна и патриотична, ведь мы отстаиваем интересы образования России.

- В одном из выступлений вы заявили, что российская система образования станет лучшей в мире. Не очень сильно сказано?

- У нас есть для этого все основания. Мы, к счастью, еще не нырнули так глубоко, чтобы не вынырнуть. За последние 20 лет было очень много изменений, реформ, потерь, невнимания. Конечно, это не могло не сказаться. Нас иногда унижают рейтингами, исследованиями, но то, что российское образование - одно из самых сильных, признают даже в западных странах. Выйти в лидеры - абсолютно реально, но нужны усилия, и не только государства, а общества в целом.