http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=e0e0c923-a6de-47b4-8440-03b45ceda77f&print=1© 2024 Российская академия наук
Когда в октябре прошлого года знаменитый физик, лауреат Нобелевской премии возглавил научный консультативный совет (НКС) фонда "Сколково", многие увидели в этом гарантию, что инвестируемые в проект средства пойдут на финансирование действительно перспективных научных разработок.
Однако спустя всего несколько месяцев в руководстве "Сколково" начались серьезные трения. Почему управление важнейшим модернизационным проектом превращается в болезненное перетягивание каната между РАН, вузовской наукой и бизнесом, в интервью "Профилю" рассказал сам Жорес АЛФЕРОВ.
- Жорес Иванович, во всем мире управление наукой постепенно уходит из академической среды в бизнес. Почему в России это вызывает протест со стороны ученых и, в том числе, с вашей?
- Если говорить о глобальном научном процессе, то не все так однозначно. Даже лидер приватизации науки - США, где исторически позиции академической науки слабы, - наращивает темпы ее развития. У нас исторически, со времен Ломоносова, сложилось так, что лидер научных процессов - академия. А объявленная в стране модернизация возможна только при условии максимального развития всего накопленного научного потенциала. Как академической, так и отраслевой науки. Поэтому только глупостью и политическим заказом можно объяснить интриги, ведущиеся в последние годы против РАН. Эта кампания носит чисто политический характер и лишена прагматизма. Зачем выводить РАН из игры, если очевидно, что она гораздо лучше приспособилась к требованиям современных научных исследований, чем вузовская, или, тем более, отраслевая наука, фактически разгромленная усилиями реформаторов? Почему не использовать потенциал РАН, попутно поднимая вузовскую науку и потенциал НИИ бывших промышленных министерств?
- Видимо, потому, что советская система управления наукой доказала свою неэффективность и стала причиной серьезного технологического отставания страны. Оттого и родился проект "Сколково", российской Кремниевой долины.
- Знаете, когда у нас громко проект "Сколково" сравнивают с Кремниевой долиной в США, надо быть аккуратнее. Это, простите, бабушка надвое сказала. Пока есть не долина, а разговоры о ней. Что касается неэффективности советской науки, то у СССР была своя Кремниевая долина. Значение открытия в 1947 году точечного транзистора, а в 1951-1952 годах транзистора на P-N структурах в Германии, у нас в стране было оценено сразу. Если бы не массовая мобилизация научных ресурсов на атомную проблематику, то создание транзистора произошло бы в то время в Ленинградском физтехе (ЛФТИ. - "Профиль"), где еще в довоенные годы были заложены основы физики полупроводника. 1949 год стал началом производства точечных транзисторов. Создание кремниевых интегральных схем и рождение кремниевой микроэлектроники началось еще в 1962 году в Зеленограде. Потом вся современная фотоника и быстрая электроника создавались в СССР. В этих областях пионерами и создателями научного фундамента были мы, а не американцы. Они создали чипы, современные информационные технологии, которые базируются на двух компонентах - кремниевых чипах, открытых в США, и полупроводниковых гетероструктурах, открытых в СССР. Именно гетероструктуры - "кристаллы, сделанные человеком", по образному выражению японского физика Лео Эсоки, дали толчок развитию сотовой и спутниковой связи, светоидному освещению. Россия, имея позиции лидера в области гетероструктур, пришла бы к чипам, но промышленное применение гетероструктур пришлось на годы реформ - развала СССР и его высокотехнологичных отраслей экономики, которые реформаторами были объявлены затратными. Почему не использовать этот потенциал? Почему все надо начинать в чистом поле? Так вот, чтобы "Сколково" состоялось как проект, он должен учитывать отечественные наработки и исследования, а не только копировать чужой опыт.
- Правда ли, что все образовательные и прикладные проекты, которые вы разрабатываете для "Сколково", кладутся под сукно?
- Когда мне предложили стать сопредседателем НКС фонда "Сколково", академик Евгений Примаков, безусловная величина и авторитет, сразу сказал: "Жорес, они просто используют тебя как декорацию".
- Но, наверное, и вы хотели использовать "Сколково" в своих интересах? Например, для продвижения проекта академического университета.
- Разумеется, иначе зачем одностороннее сотрудничество? Я понимаю, что сделанное мне предложение - возглавить НКС "Сколково" - имеет и пиар-цель. Кому не хочется заполучить нобелевского лауреата в качестве главы совета? Чтобы избежать положения свадебного генерала, я в сопредседатели предложил выдающегося биохимика и нобелевского лауреата (2006 года по химии - за изучение молекулярных основ эвкариотической транскрипции. - "Профиль"), профессора Стэнфордского университета Роджера Корнберга. Уже на этой стадии начались трения, но нам удалось отстоять неплохой состав НКС - именно из ученых, а не топ-менеджмента, как предлагалось. При всем моем уважении к менеджерам, у них иные задачи - администрирования, а не определения направления развития науки или ее отрасли.
- Как вы относитесь к утверждению, что "Сколково" - новый способ распилить выделяемые государством колоссальные средства?
- Сомнения были. И по мере участия в работе, точнее, по мере мягкого недопущения участия в ней, они усилились. В законе о "Сколково" льготы и привилегии распространяются на территорию проекта, а не на характер работ. Почему? Статус участника исследовательского проекта "Сколково" присваивается без учета экспертизы и мнения НКС. Тогда в чем мои полномочия и зачем, собственно, звали? Так, развитие проекта с самого начала, несмотря на мое желание работать, пошло без участия НКС и без предоставления нам вообще какой-либо своевременной информации - о конкурсах, проектах, экспертизах. Наконец, высшие органы управления "Сколково" - попечительный совет и совет фонда - обходились не только без сопредседателей НКС, но и по факту вообще без квалифицированной научной экспертизы и реально работающих ученых. На бумаге все цивилизованно: два нобелевских лауреата работают в фонде экспертами, а в попечительный совет введен президент РАН Юрий Осипов. Но, увы, это даже не дань нашим должностям. Просто пиар.
- Если все так плохо, почему не выходите из проекта?
- Это было бы слишком просто. Вспомните, в 1990-е годы, когда финансирование РАН упало в десятки раз, международное научное сообщество фактически спасло академическую науку: многие фундаментальные отрасли науки выжили благодаря иностранным грантам. НКС "Сколково", кстати, международный по составу, на своем первом заседании продемонстрировал такую же солидарность. 3 февраля 2011 года мы единогласно высказались за необходимость рассмотрения на НКС всех образовательных проектов. Мы солидарно отклонили предложение Массачусетского технологического института (МИТ) о создании в "Сколково" университета фактически под единоличным жестким контролем МИТ. Это автоматически исключило бы конкуренцию внутри проекта "Сколково". Я искренне благодарен иностранным экспертам НКС, которые также единодушно высказались за пересмотр концепции создания технологического университета в "Сколково". Именно они предостерегли от слепого копирования чужого опыта и отрицания достижений отечественной науки. Зарубежные ученые, кстати, высоко оценивают уровень образования и науки в России. В итоге НКС предложена новая концепция, учитывающая опыт и научные наработки МФТИ, научного центра РАН в Черноголовке, Санкт-Петербургского академического университета и других российских и зарубежных вузов. Разве это не победа? Пусть промежуточная, не гарантирующая окончательного успеха, но, как говорится, чем могу.
- На ваш взгляд, каким должен быть проект "Сколково", чтобы он встроился в мировой процесс развития высоких технологий?
- Реформирование надо начинать с донаучных ступеней - сначала в серьезном переформатировании нуждается образование. Эти процессы уже идут в ведущих вузах страны. Одно из обновляемых направлений на уровне магистратуры и аспирантуры - внедрение междисциплинарных и исследовательских программ. Кстати, в мире уже возникли университеты, имеющие в своем составе только магистратуру и аспирантуру. У нас пока такой только Санкт-Петербургский академический университет - научно-образовательный центр нанотехнологий РАН (создателем его является Жорес Алферов. - "Профиль"). И я не стесняюсь, во-первых, продвигать его интересы. Во-вторых, подчеркивать его академический статус. Другое дело, что задача думающего чиновничества и топ-менеджмента, того же "Сколково", - вовремя поддерживать и направлять эти процессы. Чего не происходит.
- Так все-таки кто должен возглавить модернизацию - РАН, бизнес, вузовская наука?
- Успех проекта "Сколково" может быть достигнут только в случае, если мы поймем, что академическая, отраслевая и вузовская наука - каждая из них имеет свою нишу в развитии высоких технологий. Вынуть хотя бы одну из составляющих этого процесса - и поражение нам гарантировано. Чтобы этого не произошло, нужен симбиоз, как я понимаю, болезненный и компромиссный, науки с рождающимися и развивающимися высокотехнологичными бизнес-компаниями. А для этого требуются мудрость и терпение бюрократии. Именно государство должно определить объемы финансирования каждого из направлений науки, а РАН, так исторически сложилось, - пополнить научное производство талантливыми и конкурентоспособными кадрами. Все вместе - определить проекты, в которых страна может выйти на самые передовые позиции в наиболее перспективных направлениях высоких технологий. При этом, как и в бизнесе, не надо класть яйца в одну корзину. Я против любой монополии.
Надо развивать весь имеющийся потенциал отечественной науки, в том числе РАН, где он сосредоточен прежде всего.
- Эта цель достижима?
- По сути, вопрос стоит о жизни и смерти науки, определяющей развитие современной экономики.