ПЛЫВИ, КУДА ТЕБЕ НАДО
09.11.2005
Источник: Российская газета,
Елена Новоселова
Михаила Гаспарова называли гениальным стиховедом
ВЧЕРА НЕ СТАЛО АКАДЕМИКА МИХАИЛА ЛЕОНОВИЧА ГАСПАРОВА. УШЕЛ ИЗ ЖИЗНИ ФИЛОЛОГОМ УРОВНЯ ЛОТМАНА И АВЕРИНЦЕВА.
К горестному сожалению, нынешняя осень немилостива к отечественной гуманитарной науке. Полтора месяца назад скоропостижно скончался лингвист номер один в России, полиглот и эрудит Сергей Старостин. Теперь вот - Гаспаров. Знаток античной культуры, крупнейший российский специалист в области стихосложения, имевший большой успех на Западе, он очень не любил давать интервью. Стеснялся своего заикания. И поэтому предпочитал общаться с журналистами по электронной почте. Журналисты "Российской газеты" были среди тех немногих, кому все же посчастливилось послушать рвущуюся речь Гаспарова. Сегодня мы печатаем выдержки из последнего интервью, которое он дал "РГ".
Российская газета: Должен ли переводчик отвечать на запросы современников автора или нынешних читателей?
Михаил Гаспаров: Сергей Аверинцев часто говорил, что, когда люди знакомятся, они сперва смотрят на сходство друг в друге, чтобы найти общий язык, а потом на различия, чтобы не скучно было. Точно так же знакомятся и культуры. Во время первой встречи с чужим классиком мы подтягиваем его к пониманию читателей нашего перевода. А для более глубокого знакомства - к той непривычной культуре, к которой принадлежит классик. Получаются два типа перевода, взаимоисключающие, но тем не менее сосуществующие: так бывает. А вот если стараться угодить в переводе и нашим, и вашим, то, скорее всего, получится нечто посредственное.
РГ: Как вы относитесь к переводам русской классики на близкородственные (понятные) славянские языки? Почему, к примеру, перевод "Евгения Онегина" на украинский звучит для нефилолога как пародия?
Гаспаров: Потому что и не в переводе непривычное русское ухо воспринимает украинский как испорченный русский. Как с этим бороться? Разрушать непривычность: время от времени показывать русскому человеку хорошие украинские стихи с русским переводом, чтобы он понял: а ведь русский перевод слабее смешного украинского подлинника. Немцы включают в детские и школьные хрестоматии стихи, написанные на немецких диалектах, и молодой читатель привыкает не смотреть на диалекты свысока. До войны, когда я был маленьким, в детском календаре печатались по-украински с русским переводом стихотворения и Шевченко, и Тычины. После войны этого уже не было. Почему?
РГ: Как вы относитесь к идее выбросить из школьных уроков всякие "филологические заморочки"? Есть мнение, что дети должны просто читать художественную литературу. А остальным пусть занимаются ученые.
Гаспаров: Во-первых, "просто читать" - совсем не просто: даже взрослый обычно не может дать себе отчета, почему ему нравится то или иное произведение. Если школьник спрашивает, почему он должен интересоваться, скажем, Есениным, то ответить ему очень трудно. Когда человек не понимает, что и почему ему интересно, ему трудно искать новые книги, он начинает читать только привычное или вовсе перестает читать. Конечно, тем, у кого от природы тонкий художественный вкус, это не грозит, и учиться анализу им не нужно. Но таких мало: у меня, например, такого вкуса нет. Вот таким, как я сам, я и хочу помочь.
РГ: Коль скоро вкусы читающей публики изменились, не пересмотреть ли канон классических авторов?
Гаспаров: А его уже пересмотрели: вместо Фадеева проходят Булгакова, вместо Чернышевского - никого. Я бы пересмотрел еще и канон классических произведений: вместо "Кому на Руси жить хорошо" предложил бы некрасовскую же сатиру на капитализм "Современники". С ее моралью: дельцы - мерзавцы, однако дело делается. Мне кажется, это ближе нашему времени и даже не потребует больших комментариев.
РГ: Один ваш ученик сказал о вас: "Готов идти против течения". Что он имел в виду?
Гаспаров: Я не знаю за собой такого свойства. Мне гораздо привлекательнее сентенция, которую я прочитал в эпиграфе какой-то хорошей книги: не плыви по течению, не плыви против течения, а плыви, куда тебе надо.