Версия для печати
Вернуться к списку

РАНГИ ДЛЯ ИНСТИТУТОВ

АКАДЕМИК ГЕОРГИЙ ГЕОРГИЕВ КОММЕНТИРУЕТ ЗАКОНОПРОЕКТ О РЕФОРМИРОВАНИИ АКАДЕМИЙ НАУК.

Какую вы можете предложить методологию проведения оценки институтов для включения или невключения их в состав Агентства?

– Плохо представляя себе, что такое Агентство и зачем в него надо включать часть институтов, скажу просто о методе оценки. Прежде чем оценивать институт в целом, требуется оценка его подразделений – лабораторий и независимых научных групп, ибо именно там и делается наука. По своей силе они резко отличаются в каждом институте. Кроме того, число сильных подразделений в разных институтах сильно разнятся, но это часто не видно, если не оценить отдельно все лаборатории.

Естественно, надо сравнивать между собой однопрофильные лаборатории, независимо от того, в каком институте они находятся. В биологии это могут быть: а) молекулярная и клеточная биология и новые подходы к диагностике и терапии социально значимых болезней; б) биоразнообразие, экология и эволюция и некоторые другие.

Критерии оценки в разных областях науки могут между собой различаться. Я буду говорить об оценке подразделений в области молекулярной и клеточной биологии и биомедицины.

Основными показателями для оценки биомедицинских лабораторий служат публикации в высокорейтинговых международных журналах и/или инновационные разработки за последние 5 (или 10) лет. Основным объективным показателем при оценке публикаций является суммарный импакт-фактор международных публикаций за данный период с поправкой на вклад в статью оцениваемой лаборатории. Кроме того, важную роль играют суммарный импакт фактор на одного сотрудника, подготовка высококвалифицированных кадров, а также знаки международного и российского признания лаборатории. Практические разработки подлежат экспертизе, коль скоро они не публикуются в международных журналах.

В первом туре отбираются наиболее сильные по объективным показателям лаборатории, сразу зачисляемые в высшую группу, ведущие сотрудники которых используются далее как эксперты для оценки остальных лабораторий, прежде всего их практических достижений.

На основании объективных показателей и экспертизы лабораториям присваиваются ранги А (лаборатории, работающие на передовом мировом уровне), Б1 (хорошие фундаментальные лаборатории), Б2 (посредственные фундаментальные лаборатории), В1 (сильные прикладные лаборатории) В2 (посредственные прикладные лаборатории) или Г (откровенно слабые или «мёртвые» лаборатории). Если в институте преобладают подразделения типа А, Б1 и В1 и в них работает большинство сотрудников института, то последний относится к первой группе. Если доминируют Б2 и В2, институт – кандидат на вторую группу. Если институт в основном представлен лабораториями типа Г, он относится к третьей группе и является кандидатом на закрытие с переходом сильных подразделений в другие институты. В любом случае лаборатории типа Г подлежат закрытию, а Б2 и В2 – постепенной реорганизации, например смене заведующего лабораторией.

На общую оценку института могут влиять и такие общеинститутские факторы, как перспективный возрастной состав института, наличие в институте уникальных установок, но всё же главным является научная продуктивность лабораторий.

Вопрос этот обсуждался мною неоднократно и очень подробно (см. «Как правильно оценить НИИ РАН»). Более того, однажды мы по согласованию с академиком-секретарём Отделения биологических наук, академиком А.И. Григорьевым провели оценку 400 лабораторий, работающих в области молекулярной и клеточной биологии. Были получены ясные и однозначные результаты. Предложения об использовании данного механизма оценки направлялись в Президиум РАН и в Минобрнауки, но на них даже не было никакой реакции. Была поддержка со стороны ряда сильных учёных, но на них тоже внимания не обращали.

Какие целесообразно использовать модели самоуправления внутри Агентства – советы учёных, советы директоров и прочее?

– Думаю, что и советы директоров, и советы учёных станут лишь ненужной бюрократической надстройкой. Достаточно иметь учёные советы институтов и научные советы по специальностям (последние для подготовки отчётов и отбора достижений).

Вместо модели «мнимого самоуправления» я предложил бы модель совета по резкому повышению эффективности науки за счёт снижения её бюрократизации. В совет должны войти представители науки (сильные учёные, непосредственно работающие в экспериментальных естественных науках, в частности, и представители от научной молодёжи) и достаточно полномочные представители Минобрнауки, Минэкономразвития, Минфина, Счётной палаты и Федеральной таможенной службы. Совет должен иметь широкие полномочия по решению вопросов организации научной деятельности. Собираться достаточно два раза в год, но принятые решения должны выполняться. Только при условии снятия искусственных препятствий для работы учёных можно ожидать расцвета науки и инноваций. Иначе всё будет гнить в ускоренных темпах, какие бы новые варианты организации ни придумывало правительство. Кстати, мы любим всё заимствовать у США и других западных стран, но обычно – плохое, а действительно разумные и полезные для науки и страны меры не перенимаем.

Охарактеризуйте параметры кадровой модели институтов в составе Агентства: соотношение числа постоянных и временных позиций; конкурсы на позиции; возможные ограничения по возрасту, сетка окладов исследователей.

– Возьму за образец наш Институт биологии гена РАН. Подавляющее число ставок в институте – фактически временные, т.е. контрактные. Контракт с научным работником заключается на 5 лет. Если сотрудник работает на высоком уровне, то его контракт продлевается по конкурсу ещё на 5 лет и т.д. В противном случае контракт может быть прерван и на эту позицию избран другой сотрудник из института или извне. Требования для каждой должности сформулированы в постановлении кадровой комиссии института, и с ними всегда можно ознакомиться. Таких ставок должно быть 5–10 на лабораторию и 3–4 на научную группу. Конкурс на эти ставки проводится на основании стандартных параметров: публикаций в высокорейтинговых журналах или наличия оригинальных разработок. Как и при оценке лабораторий учитывается ряд других показателей, в том числе уникальность сотрудника в системе института.

Несколько ставок в институте являются постоянными. Это ставки, занимаемые членами РАН и особо заслуженными сотрудниками, являющимися консультантами в той или иной лаборатории. В целом, принятая у нас система мне представляется разумной.

Хотя это правило пока и нарушается, но после 70–72 лет (в порядке исключения после 75–77 лет) учёный не должен занимать административного поста руководителя института или его подразделения. Это не мешает ему активно участвовать в творческом процессе в качестве консультанта, если в нём есть заинтересованность у сотрудников института. Для членов РАН – это позиция советника РАН, что является оптимальным решением проблемы. Возрастной ценз, увы, был отменён, когда президенту РАН академику Ю.С. Осипову понадобилось выбраться ещё на один срок.

Кроме постоянных и контрактных ставок имеются аспиранты, срок пребывания которых в институте жёстко ограничен, если руководителю не удастся для особо талантливых разыскать ставку после окончания аспирантуры. В будущем, возможно, появятся постдоки на 3 года (лучше было бы на 5 лет). Чем больше постдоков и аспирантов, тем лучше. Думаю, оптимальное их число – около 50% от основного состава.

Зарплата учёных у нас слагается и пока должна слагаться из двух составляющих: базовой и грантовой с определённым максимумом (таблица).

Базовая зарплата не должна быть слишком высокой, чтобы не привлекать в науку «неучёных», как это было в СССР.

Максимальная зарплата соответствует максимальным выплатам из бюджета любого происхождения. Сверх этого могут быть только выплаты из внебюджетных источников.

Приведённая или близкая к ней сетка зарплат соизмерима с западной, что будет способствовать удержанию в России талантливых молодых научных кадров, конечно, в сочетании с резкой дебюрократизацией нашей науки.

Какой может быть оптимальная модель финансирования институтов: соотношение между базовым и конкурсным финансированием; типы грантовых программ; виды, размеры и продолжительность грантов?

– Институты должны получать базовое финансирование для выплаты установленной базовой зарплаты, для оплаты инфраструктуры (электричество, тепло и т.п.) и для научных расходов на сотрудника, примерно равных средней зарплате – около 500 тысяч рублей в год. Остальные средства должны поступать из грантов. Гранты для наиболее сильных, работающих на мировом уровне лабораторий (их в молекулярной и клеточной биологии в Центральном регионе РАН около 100), должны выдаваться по конкурсу сроком на 5 лет и на сегодняшний день составлять 10–15 миллионов рублей в год с индексацией, зависящей от инфляции. Снижение размеров гранта примерно в два раза следует делать в случае чисто теоретических лабораторий, не нуждающихся в оборудовании и реактивах (например, биоинформатика) и для небольших групп. Это должен быть основной тип финансирования лучших подразделений, работающих на передовом мировом уровне.

Другим обязательным типом грантов должны быть гранты для талантливых молодых учёных, доказавших свою высокую продуктивность, для создания ими независимых научных групп, далее обычно перерастающих в полноценные лаборатории. Размер гранта – 5–7,5 миллионов рублей в год на 3 года с возможностью продления по конкурсу ещё на 3 года. Эта ситстема уже более 10 лет реализуется в программе «Молекулярная и клеточная биология» и вполне оправдала себя, только размеры грантов намного меньше. И сегодня явно недостаточны для полноценной работы.

Кроме основных грантов для поддержки лучших лабораторий, желательно существование и других источников дополнительного финансирования, меньших по размеру. Сюда может относиться поддержка успешных постдоков с самостоятельным грантом, поддержка инициативных проектов по линии РФФИ и других фондов, поддержка центров коллективного пользования. Могут быть специальные выплаты на приобретение дорогостоящего оборудования институтам, где много лабораторий относится к классу А.

Отдельную важную группу представляют гранты на производство инновационных продуктов или технологий, когда уже существует определённая уверенность в успехе. В них должны быть особенно заинтересованы Минобрнауки и целевые министерства. Финансирование здесь должно быть адекватно поставленной задаче (достаточно, например, для проведения доклинических или клинических испытаний). Государство должно иметь право на результат. Гранты на прикладные работы, где результат уже заранее ясен, выдаются министерствами или фирмами, и все права переходят в руки заказчиков.

Необходимо проводить полный мониторинг грантов, полученных каждой лабораторией, во избежание избыточного финансирования, ведущего к миллионным и многомиллионным месячным зарплатам, как это принято в наших госкорпорациях.

По вашему мнению, насколько перспективны модели интеграции институтов и университетов: например, включение НГУ в состав академического кластера в Академгородке, создание магистерских университетов в Черноголовке и других наукоградах.

– Это крайне важная проблема. Она отчасти решается и сейчас, но на случайной основе, а должна приобрести законодательный характер. Целесообразно, чтобы она вытекала из акции проверки институтов. Тогда группа или группы лучших лабораторий институтов создают кафедру или ряд кафедр при университете или вузе. На кафедре будут читаться курсы лекций высокого уровня старшекурсникам нашими наиболее сильными учёными, выполняться курсовые и дипломные работы, а сильные студенты после магистратуры продолжат учиться и работать в аспирантуре. Академия примет прямую и весьма эффективную работу по подготовке научных и инновационных кадров. Что важно, так это чтобы система работала в обе стороны. Университеты имеют право выбирать только лучшие лаборатории, но и не имеют права отказываться от создания кафедр лучшими учёными, если, конечно, при этом не идёт простое дублирование. Впрочем, иногда в этом случае полезно провести конкурс между занимающим пост заведующим кафедрой университета и претендентом.

Хорошая система – создание академических университетов для магистратуры и аспирантуры с более широким спектром специальностей. Базы для таких университетов в РАН имеются. По этому принципу построен пока единственный в России академический университет Ж.И. Алфёрова и ряд университетов в США (Рокфеллеровский и др.).

Связь академической и университетской науки, а не бессмысленная конкуренция – это будущее нашей общей науки и высшего образования.

Поднятые вопросы требуют тщательной проработки. Следует отметить, что фактически все они уже подробно обсуждались в интернете на моём сайте, а также апробированы на практике в программе «Молекулярная и клеточная биология» при проверке лабораторий в секции физико-химической биологии РАН, академическом университете и в других мероприятиях.