— Николай Александрович, какое место в нашей и мировой науке занимает сейчас ваш институт?

— Есть магистральное направление, в создании которого принимал непосредственное участие академик Геннадий Андреевич Месяц (научный руководитель ИСЭ. — Ред.). Это мощная электроника. В молодые годы Месяц поставил перед собой ясную задачу: надо сформировать короткие, но мощные импульсы. Тогда речь шла о наносекундном диапазоне. Надо было придумать, как это получить, и, главное, как зарегистрировать полученный результат. Сами разрабатывали аппаратуру, сами делали генераторы. Лазерщикам, во главе которых стоял академик Прохоров, нужен был «быстрый затвор». Они накапливали энергию в объеме, а потом ее нужно было быстро выпустить, то есть открыть затвор. Месяц и Ковальчук это сделали. Когда это случилось, Прохоров даже пустился в пляс. Геннадий Андреевич (Месяц. — Ред.) — человек вообще неугомонный. Он расширял фронт работ, искал приложения для импульсной техники.

— И дошел до «звездных войн»?

— Это позже начали делать лазер космического базирования.

— Не получилось?

— Задачу поставили, а потом от нее отказались. Были созданы громадные установки, хотя запускать их в космос было, конечно же, невозможно. Впрочем, в институте занимались не только этими проблемами, но и генерациями рентгена, СВЧ, световых импульсов на лазерных системах, совершенно разные ускорители. Появилась школа специалистов высшей квалификации. Это признавалось всеми и не только в Советском Союзе. Когда в Институт приехали ученые из Америки, они были поражены, что у нас всего 300 человек. В Лаборатории Санди по этой тематике работало несколько тысяч! И мы ничуть не уступаем им, а в некоторых областях лидируем.

— Понятно, что ваши работы интересуют военных. А где ваши генераторы можно использовать в повседневной, нормальной жизни?

— Мы постоянно искали приложения для мирных целей. К примеру, мы сделали рентгеновские генераторы, которыми можно просвечивать тех же мух. А биологи говорят: нам не нужны такие мощные импульсы, да и просвечивать мух нам не особенно требуется… Подобные генераторы эффективны для контроля различной продукции. Ими пользуются в различных исследовательских центрах мира. Каждый год мы продаем несколько установок в Европу, Азию, Америку — везде в них есть потребность. Лет за двадцать в общей сложности мы продали больше ста установок. Для института — это немало, учитывая, что мы не предприятие, производящее серийную продукцию. Но мы следуем призыву президента и правительства о том, что ученые РАН должны заниматься не только фундаментальными исследованиями, но и прикладными проектами. У нас четыре лаборатории «заряжены» сейчас именно на такие исследования. Одно из направлений — небольшие генераторы, способные модифицировать практически любые поверхности.

— Что значит — «модифицировать»?

— Речь идет не только об упрочнении материала, но и о создании специальных слоев на его поверхности. Например, на одном из заводов Новосибирска используются в производстве специальные матрицы. Они быстро выходят из строя, а оборудование очень дорогое. Мы с ними работаем. Нужны наши генераторы и в медицине. Там тоже идет речь об упрочнении инструментов, в первую очередь — хирургических. Создали мы систему, которая позволяет резко сократить кровопотерю при операциях. Она уже используется в медицинских центрах Томска. Установки для упрочнения материалов проданы в Японию. К сожалению, у нас промышленность не очень восприимчива к новациям, хотя о них много говорят все.

— А у них?

— Они делают на наших системах полировку зубных протезов, упрочняют лезвия бритвенных станков и так далее. Там широко используют наши генераторы в разных областях.

— Хочется все-таки родного, нашенского?

— Приведу пример работы с одной из крупных корпораций. Объединение «Иркут» делает самолеты. Обратились к нам, мол, некоторые детали в кабине летчика нужно упрочнить. У них сейчас «единичка», а нужно «полтора». Мы говорим, что мы можем сделать «двойку». Причем, советуем им заказать детали у нас — им ведь не нужно их много, иначе им придется покупать оборудование, которое стоит дорого. Вроде бы договорились, но потом они говорят, что все-таки решили купить оборудование на стороне, чтобы от нас не зависеть…

Из другого предприятия обратились к нам, чтобы мы сделали оборудование для упрочнения лопаток турбин. Вроде бы все решили. Но потом молчание на несколько месяцев. Наконец, добиваемся, чтобы разъяснили ситуацию — нам же работать надо. Отвечают, что, если установят наше оборудование, то им нужно сократить несколько десятков человек. А это социальная напряженность!

Ну как людям объяснить, что новое всегда более прогрессивно и его нужно внедрять, а освободившихся людей переучивать или переводить на другую работу. Иначе всегда будем работать по старинке.

А еще постоянно сталкиваемся с разными группами — их еще называют «мафиями», которые ничего не хотят делать на своих предприятиях, мол, и так прибыль хорошая… Не думают о будущем, планы в основном строят на год-два, а дальше хоть трава не расти… С временщиками сотрудничать просто невозможно.

— «Просвет в конце туннеля» все-таки есть или сплошная темнота?

— Есть много разных вариантов использования нашей техники, уже выросло поколение специалистов, которые могут на ней работать, но в России сейчас ситуация для модернизации производства неблагоприятная.

— Мне сказали, что вы вдруг занялись землетрясениями?

— Да, мы разрабатывали систему сейсморазведки. Сейчас как делается: опускают взрывчатку в скважину, ставят вокруг датчики, производят взрыв и изучают, где там нефть или газ. Нас спросили: не можем ли мы что-то сделать, чтобы избавиться от взрывных работ — они ведь на экологию влияют. Мы сделали генератор. Ребята съездили в Уренгой, летом и зимой там поработали. Поставили генератор на шасси. Провели эксперименты. Они были весьма удачные. Все в восторге. Но потом все рухнуло, потому что геологоразведку в стране практически прекратили. По крайней мере, бюджетное финансирование сократили так, что пришлось ликвидировать большинство геологоразведочных организаций.

— Но ее же начали возрождать?

— Да, и мы это ощутили тоже…

— Вашу установку взяли?

— Я поинтересовался у заказчиков, а мне в ответ, мол, они уже купили аналогичную установку в Канаде. За семь миллионов долларов. Огромная установка. Бьет по земле молотом, все рушит, об экологии говорить не приходится, а результаты во много раз хуже, чем у нас. Ну и стоит канадский монстр в сотни раз больше. Мы думали тогда не о миллионах, а хотя бы десяток тысяч долларов найти…

Впрочем, когда денег море — это у нефтяников и газовиков — то им некогда думать о государственной пользе. Заманчивей пару раз съездить в Канаду, чем в Томск. Когда власть говорит, что заставит бизнесменов работать в стране, не надо слепо верить, что ей это удастся.