Версия для печати
Вернуться к списку

«МЕЖДУНАРОДНЫЕ НАУЧНЫЕ КОЛЛАБОРАЦИИ – ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ, ЧТО РАЗРУШАЕТСЯ»

Григорий Трубников о прошлом и будущем сотрудничестве России и CERN

Когда будет подписано новое соглашение России с CERN, сколько денег наша страна платит за сотрудничество с Европейской организацией по ядерным исследованиям и помешает ли всему этому начинающаяся конфронтация с Великобританией? Об этом в интервью Indicator.Ru рассказал заместитель министра образования и науки РФ, академик РАН Григорий Трубников.

— Россия отозвала свою заявку на статус ассоциированного члена CERN и сохранит за собой особый статус. Могли бы вы озвучить какую-то конкретику, что это дает?

— Россия сотрудничает с CERN около 60 лет, почти со дня основания этой организации. Таких стран не очень много. В 93-м году мы заключили особое международное соглашение о сотрудничестве, которое со стороны России тогда подписывали Минатом и ГКНТ (Государственный комитет по науке и технологиям, — прим. Indicator.Ru), а от CERN – генеральный директор по поручению международного Совета CERN. За это время, конечно, многое изменилось. Во-первых, у нас поменялись ведомства, ответственные ФОИВы. Во-вторых, это соглашение подписывалось по работающей в то время в CERN установке – LEP (Большой электрон-позитронный коллайдер) и по планирующемуся проекту LHC (Большой адронный коллайдер). В нем было обозначено только участие России в экспериментах CERN, никакой симметрии. И это соглашение позволило, в том числе, сохранить и развить мировой уровень нашей квалификации в физике высоких энергий.

С тех пор в CERN тоже многое изменилось. У них произошла институализация формата наблюдателей, ассоциированных членов и полноправных членов. Без сомнения, в перспективе Россия планирует стать полноправным членом CERN, это наша глобальная цель, и мы к ней эволюционно идем. Ассоциированное членство, к которому мы выразили интерес в 2011-2013 годах, предполагало на тот момент условия, что в CERN может быть либо ассоциированное, либо полное членство, и никакого другого. Для нас ассоциированное членство предполагало бы взнос – примерно 10-11 миллионов швейцарских франков – который приходит в бюджет CERN и дальше расходуется по усмотрению международного Совета. Нет гарантий, что этот взнос будет возвращаться контрактами и заказами в Россию. Ассоциированный член не имеет права голоса на Совете, он лишь присутствует на заседании.

Сейчас мы платим CERN порядка восьми миллионов швейцарских франков в год, но на условиях, что практически все эти деньги идут на обеспечение деятельности российских ученых, которые работают в CERN.

Вторая часть взноса, примерно две трети, возвращается в Россию в виде контрактов. Эти деньги мы даже не переводим в CERN, а расходуем на разработку уникальных систем, которая осуществляется в российских институтах, — например, Курчатовском институте, Институте ядерных исследований в Троицке и других. Они изготовляют оборудование, мы поставляем его в CERN, и оно засчитывается нам в качестве взноса.

Такая схема для нас адекватна и правильна — она загружает самыми высокотехнологичными разработками и заказами нашу науку и позволяет нам играть роль полноправных партнеров экспериментальных коллабораций на LHC. При этом некоторые государства могут участвовать в CERN на особых правах. И сейчас таких государства три: Россия, США и Япония. Конечно, мы хотим сохранить такой особый статус, и в ассоциированном членстве в этом случае нет целесообразности.

Мы в прошлом году после долгого перерыва возобновили работу комитета 5+5 – это члены директората CERN, руководители крупнейших экспериментов с их стороны, а с нашей – представитель руководства Минобрнауки (ваш покорный слуга), представитель РАН, представитель Курчатовского института, который по распоряжению правительства выполняет роль координатора участия России в CERN, представители крупной университетской и «неакадемической» науки, в частности, МГУ, и ОИЯИ. И мы договорились, что, для России важно и целесообразно сохранить свой особый статус в CERN. Вспомним хотя бы то, что мы участвуем в CERN около 60 лет и интегрально за эти годы наш вклад просто огромен. Во-вторых, мы обновляем соглашение, которое датируется 93-м годом. В нем изменятся названия ведомств и так далее. В-третьих, в этом соглашении мы отражаем тезис, что CERN выражает интерес в участии в российских мегапроектах.

— Как именно CERN будет участвовать в российских мегасайенс-проектах?

— Пока имеется в виду проект NICA, по которому CERN уже подписал документы, есть протокол, подписанный ОИЯИ и CERN об их участии в NICA. Пока речь идет об интеллектуальном вкладе, они делятся с нами разработками и технологиями, которые используются в детекторах NICA. В ближайшее время, я думаю, это выльется и в участие сотрудников CERN в создании детекторов. На базе CERN уже сейчас создается ряд элементов для детектора MPD на NICA.

Коллеги из CERN хотят также выражают интерес участвовать в создании электрон-позитронного коллайдера «Супер чарм-тау фабрика», который создается в Институте ядерной физики в Новосибирске. На этом коллайдере можно отработать много принципиальных экспериментов для того, чтобы правильно спроектировать и построить Future Circular Collider – будущий коллайдер CERN с периметром в 100 километров. Для того, чтобы быть уверенным, что этот коллайдер заработает, нужно многие решения отработать с живым пучком, поэтому новосибирский коллайдер в этом смысле представлял бы собой замечательный полигон. Это Курчатовский институт и Институт физики высоких энергий в Протвино.

CERN готов вкладываться в наши установки, чтобы создать здесь прототипы для своих проектов. Это происходит впервые в истории CERN, когда они готовы участвовать не в своих экспериментах.

Все развивается исключительно положительно, сейчас проект соглашения рассматривается в МИДе, и мы надеемся, что либо в самом конце марта, либо в июне на очередном заседании совета CERN они одобрят текст соглашения и разрешат директорату CERN его подписать. А мы ждем разрешения от нашего правительства. Так что, надеюсь, до конца года мы соглашение подпишем.

— Есть ли у России стратегия взаимодействия с другими международными научными организациями, например, Европейской южной обсерваторией?

— Нам это очень интересно. Сейчас правительство обсуждает этот вопрос, в частности вице-премьер Аркадий Владимирович Дворкович с большим интересом относится к этой инициативе. Вопрос в том, чтобы согласовать условия вхождения в организацию. Сейчас мы с коллегами из ESO это обсуждаем и, может быть, даже в конце этого года будем готовы в правительство представить согласованное с РАН предложение о поэтапном присоединении к этому уникальному масштабному проекту.

— Может ли разгорающийся между Россией и Великобританией скандал сказаться на планах России участвовать в этих проектах?

— Я думаю, что нет.

Уверен, что наука всегда была и будет вне политики, вообще говоря, международные научные коллаборации – это последнее, что разрушается. Их всегда держат до последнего, каким бы холодным или горячим не было противостояние.

Все прекрасно понимают, что международное научное и культурное сотрудничество – это то, с чего проще всего восстанавливать отношения. Пока мы не ощущаем каких-то сложностей в наших международных контактах.

Сейчас мы обсуждаем с Великобританией разработку совместной дорожной карты по международному научно-исследовательского сотрудничеству, такому же, как с Францией и Германией. Я на днях был в Лондоне на церемонии завершения перекрестного года науки и образования между Россией и Великобританией, посетил несколько уникальных центров и университетов, везде есть наши ребята, которые приезжают на практику, потом возвращаются в Россию, есть группы российских ученых, которые работают на установках в Великобритании. Слава богу, ученые вне политики.