http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=d4607aaf-abe7-40db-860c-1da873424c89&print=1
© 2024 Российская академия наук

ВРАЧЕВАТЕЛЬ РАН

— Владимир Евгеньевич, недавно вы утверждали, что никогда не стремились к административным должностям. Так зачем же пошли в президенты РАН?

— Пост президента академии вовсе не лакомый кусочек, как думают некоторые. В нынешней ситуации это очень непростая, ответственная должность. Пошел я на нее вовсе не для того, чтобы с кем-то бороться или насладиться властью. Мне ясно, что научная сфера накопила ряд проблем, которые надо решать. И я хочу попытаться это сделать. Ведь фундаментальная наука дала мне очень многое, и я считаю своим долгом что-то дать ей.

— Как будете «возвращать долги»?

— Путем активного реформирования. РАН необходимо перейти на путь интенсивного развития. И это возможно. Я верю в нашу академическую науку, потому что даже в самые трудные времена она продемонстрировала удивительную стойкость и выживаемость. Задача сегодняшнего дня — сделать академию действенным инструментом научно-технического развития страны и проводимых социально-экономических преобразований, важнейшим элементом гражданского общества и культуры. Цель этих усилий — сохранение и гармоничное развитие РАН в интересах всего общества. Конечно, это не может произойти по мановению волшебной палочки. Руководству РАН придется занять более активную позицию не только в отстаивании своих корпоративных интересов, но и в выработке и реализации стратегии развития всей страны. В академии должно быть меньше конформизма и больше творчества. Тут не обойтись без самых энергичных преобразований, которые должны проводиться изнутри и при заинтересованной поддержке властных структур.

— До основанья, а затем?

— Ничего рушить мы не собираемся. Базовые академические принципы должны быть нерушимы: самоуправляемость, выборность, академическая демократия, свобода и высокий профессионализм.

— В России уже давно декларируется необходимость инновационной экономики. Почему дальше деклараций дело не идет?

— Как раз инновационная экономика, к построению которой призывает руководство страны, открывает перед академией хорошие перспективы развития и делает науку необходимым элементом решения многих масштабных задач. Именно РАН должна взять на себя разработку и идейное сопровождение стратегии модернизации страны, предложить алгоритм движения вперед. Пример — масштабная программа энергетики, а также программы развития медицины, энергетики, авиации. При этом нельзя забывать о важной роли фундаментальных исследований. Может, они и не приносят сиюминутного практического результата, но без них нет развития науки и общества в целом. Поиск разумного баланса между фундаментальными и прикладными исследованиями в РАН крайне важен.

— Накануне выборов вы дали «Итогам» большое интервью, в котором утверждали, что в последнее время власть вновь озаботилась интересами науки. Это был предвыборный реверанс или все же констатация факта?

— Я не привык делать реверансы, не та у меня комплекция. То, что наука должна пользоваться всяческой поддержкой государства, — это его, государства, обязанность. И я вижу, что наше высшее руководство это осознало. Везде в мире фундаментальная наука находится на попечении государства. Нельзя рассчитывать на банки, частные пожертвования и помощь из-за рубежа. Решить проблему в корне способно только государство. Выдающийся советский физик Лев Арцимович писал: «Наука находится на ладони государства и согревается теплом этой ладони. Конечно, это не благотворительность, а результат ясного понимания значения науки…» И это были не просто слова. На протяжении послевоенных десятилетий ассигнования на науку не опускались у нас ниже 2 процентов от ВВП, то есть были на уровне развитых стран. А потом началась ярко выраженная отрицательная динамика, достигшая своего апогея в лихие 90-е. Стало правилом, что расходы на науку сокращаются в первую очередь, а индексируются в последнюю. Логичным результатом такой государственной политики стали переход науки из критического в коматозное состояние, утечка мозгов, которая превратилась в позорное для страны массовое бегство, агония академических институтов и гибель целых научных школ, которыми мы могли гордиться многие годы. Конечно, страна пережила один из острейших кризисов за всю свою историю. Государству стало трудно поддерживать науку в прежнем объеме. Однако ясно: даже на этом фоне урезание относительной доли науки в бюджете крайне опасно. Это не дает государству ощутимой экономии, поскольку выделяемые на науку средства достаточно скромны, зато наносит ей сокрушительный удар. И это на фоне наблюдающегося во всем мире растущего интереса к науке и новым технологиям. В последнее время эта тенденция стала появляться и в нашей стране. Уже не надо доказывать, что только таким может быть путь к обеспечению экономического да и любого другого лидерства.

— Да, но так ли нужна для этого РАН? Министр Ливанов считает, что эта структура несовременна и нежизнеспособна.

— Я и мои коллеги с ним категорически не согласны. Академический способ организации науки принят не только у нас. Он успешно действует, например, в Китае, который сейчас демонстрирует совершенно фантастические темпы роста в области высоких технологий. Академическая система в наших условиях оказалась эффективной, и надо это максимально использовать. Даже наши критики хотят стать членами академии. Я полагаю, что без мощной, компетентной роли академии наука в стране не выживет.

— Выходит, государство должно снова взять науку «на руки»?

— Академия наук не нуждается в няньке в лице государства: наоборот, она сама всегда была квалифицированным и незаменимым помощником при решении ключевых проблем страны. Без участия авторитетных ученых не решался ни один важный государственный вопрос. Вполне возможно возродить эту традицию и теперь, если современное научное сообщество сможет доказать свою способность достойно вписаться в политический истеблишмент, а государство осознает, что без ученых принимать те или иные ответственные решения по меньшей мере неправильно.

— Однако наука жива не только маститыми академиками, но и талантливой молодежью. А живет она, эта молодежь, преимущественно впроголодь...

— Это одна из наших основных задач. Ведь талантливые кадры всех возрастов и специальностей — главная ценность академии. Мы должны создать адекватные условия для жизни и работы научного сотрудника. Ученые должны получать нормальную зарплату, чтобы прокормить свою семью, построить жилье, ясно видеть возможность профессионального роста. Тогда никому не захочется уезжать из страны. Мало того, захочется вернуться. Уже есть примеры, когда наши перспективные молодые ученые, когда-то уехавшие работать в западные лаборатории, нашли себе достойное применение на родине. Пока таких примеров немного, однако я надеюсь, что возвращение кадров станет приметой времени. Для этого мы обязаны не только создавать им условия здесь не хуже, чем там, но и восстановить в обществе престиж научного труда. И это никакие не планы, это происходит уже сейчас, на наших глазах.

— С одной стороны, вы призываете поддерживать научные школы, а с другой — говорите о конкурсном принципе финансирования исследований. Не покинут ли науку ее последние энтузиасты? Ведь не каждому нравится соревноваться.

— Конкурсные принципы не моя выдумка, они действуют во многих странах мира в виде международных научных фондов. Такая система имеет свои минусы, однако главный ее плюс — стимулирование творческой активности и ответственности ученых. Уверен: если объемы финансирования фундаментальных исследований в институтах и лабораториях будут основываться на их результативности, то и отдача окажется куда более заметной. При этом гранты и премии не должны быть приоритетной формой заработка. Нужен разумный баланс.

— А что с прикладной наукой? Ведь складывается такое ощущение, что фундаментальные исследования и прикладные дисциплины — это две разные планеты...

— Прикладной науке пришлось ничуть не слаще, чем фундаментальной. Многие курировавшие ее министерства развалились, а НИИ и КБ прошли через повальное акционирование, когда акции крупнейших наукоемких предприятий страны распродавались за копейки, а люди, которые работали там многие годы, влачили нищенское существование. То, что они как-то выжили, — чудо, говорящее о героизме наших ученых. В этих условиях РАН могла бы выступить с инициативой о координации и поддержке фундаментальных исследований в прикладных НИИ и вузах за счет выделения дополнительных государственных средств. Недавно в стране принята программа фундаментальных исследований. Необходимо организовать взаимовыгодный обмен кадров между академической, отраслевой, вузовской и корпоративной наукой. Такой опыт уже есть и у нас, и в других странах. Если мы возьмем на себя ответственность за кадровый научный потенциал страны, то именно академия станет источником кадров для новых направлений прикладной науки и техники — подобно тому как АН СССР в свое время снабдила квалифицированными кадрами атомный и ракетный проекты страны.

— Еще одна ваша идея — создавать межведомственные научные центры при академических институтах и наукоградах. Но не секрет, что большинство наукоградов давно превратились в сырьевые придатки мегаполисов, где ученых практически не осталось. На что же вы надеетесь?

— Я надеюсь на лучшее. Мой оптимизм основан на уверенности в мощном потенциале нашей страны, ее научных кадров. Такие центры необходимы, и в каждом из них будут работать специалисты, понимающие как специфику научного мира, так и конкретные запросы частного и государственного секторов. Для выполнения конкретных научно-исследовательских работ в интересах промышленности целесообразно создавать «виртуальные» лаборатории, в которых представители академической, отраслевой, вузовской и корпоративной науки могли бы вместе работать над конкретными научно-техническими проблемами. Такая форма кооперации широко распространена за границей, а теперь начала применяться у нас в стране. Уверен, это поможет возродиться наукоградам.

— Все ваши призывы поднять престиж РАН идут вразрез с планами государства увеличить роль вузовской науки...

— Наоборот, одна из задач академии — подготовка научных кадров высшей квалификации, которая должна решаться в тесной кооперации с ведущими вузами страны. Примеры такого активного сотрудничества хорошо известны — это МГУ, МФТИ, НГУ, СПГУ и так далее. Академия наук совместно с Министерством образования и науки РФ, ведущими государственными и частными компаниями могла бы учреждать высшие учебные заведения, ориентированные на подготовку кадров высшей квалификации под конкретные задачи, в которых заинтересованы как государство и бизнес, так и сама академия.

— Известно, как вы ненавидите академическую бюрократию. А теперь и вовсе объявили ей войну. Не боитесь ответного залпа?

— Когда-то Владимир Маяковский писал о бюрократах и бюрократии как страшном зле, готовом сожрать все лучшие начинания. Бюрократизм, волокита, бумаготворчество и безответственность превратились сегодня в проблему национального масштаба. Это бедствие не обошло стороной и академию. При этом эффективность нашей работы существенно снижается, времени для реальных исследований почти не остается. Например, сегодня для тендерной закупки скрепок и авторучек надо написать 50 страниц текста, в то время как атомный проект страны был инициирован одной тетрадной страницей, написанной рукой сотрудника АН СССР профессора Харитона. В нашей академии постоянно растет количество разнообразных научно-организационных структур — комиссий, советов, рабочих групп, редколлегий и т. п. Руководство этими структурами концентрируется в руках немногих членов президиума РАН, что оставляет им все меньше времени для занятий наукой. Борьба с бюрократизацией должна быть жесткой и непримиримой. Ведь именно ученый является центральным элементом нашей академии.

— Если бы у вас было знамя, вы бы, наверное, именно это на нем и написали. Трудной ли оказалась борьба за эту должность?

— Своих соперников я очень уважаю. В особенности великого физика, нобелевского лауреата Жореса Алферова, перед научными заслугами которого снимаю шляпу. Я готов был к любому исходу выборов. Если бы не прошел, огорчился бы не очень сильно. Тем более у меня было все готово для кругосветки, куда очень хотелось отправиться. Теперь вряд ли получится. Моя победа означает, что я и моя программа вызывают доверие, а это большая честь. Теперь надо получить одобрение президента страны и начинать работать, чтобы это доверие оправдать.