http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=cbf891fb-091c-48fd-bea1-e66dbd56c070&print=1© 2024 Российская академия наук
И предлагает на какое-то время восстановить обязательную продажу валютной выручки экспортерами и не давать банкам накапливать у себя слишком много валюты.
Александр Дмитриевич, по вашему мнению, другого выхода у нас нет?
Александр Некипелов: Мне кажется, мы попали в ловушку: после перехода к свободному плаванию рубля высокую волатильность на валютном рынке преодолеть никак не удается. А принципы политики таргетирования инфляции блокируют снижение ключевой ставки.
Понятно, что высокая процентная ставка оказывает угнетающее влияние на экономику, блокирует не только инвестиции, но и обрезает доступ предприятий к оборотному капиталу. Банки тоже оказываются в сложном положении, так как спрос на кредиты резко падает при нынешней цене денег.
Вот почему с учетом опыта 1998 года ряд экономистов, и я в их числе, говорим о необходимости введения ограничений по капитальным статьям платежного баланса. Это обязательная продажа валютной выручки экспортерами, установление предельных величин открытой валютной позиции для банков и введение механизмов типа "налога Тобина" (налог на трансграничные валютные операции. - Прим. ред.), призванных ограничить экономическим образом потоки в страну и из страны спекулятивного капитала. Разумеется, такие меры должны быть временными.
Львиная доля валютной выручки приходится на десяток крупнейших экспортеров, большинство из которых подконтрольно государству, и там эти ограничения фактически проводятся, но в ручном режиме. В крупнейших банках есть представители Центробанка. Зачем же вводить обязательную продажу валютной выручки и официальные ограничения по открытой позиции?
Александр Некипелов: Во-первых, действия по понятиям всегда хуже действий по правилам. Во-вторых, правительство лишено возможности послать эмиссаров (чуть не сказал - "комиссаров") на валютный и фондовый рынки, чтобы они там "выкрутили руки спекулянтам", в том числе тем, которые приходят из-за рубежа.
В-третьих, через разговоры о недопустимости ограничивать свободу рыночных сил мы все больше и больше втягиваемся в режим ручного управления, чреватый деформированием всей экономической системы.
Вы уверены, что с ограничениями на валюту смирятся рядовые граждане?
Александр Некипелов: Физических лиц вообще трогать не нужно. Они очень быстро среагируют на стабилизацию ситуации, среди них очень мало пассионарных людей, которые всю свою жизнь готовы посвятить беготне по обменным пунктам. Бегать они начинают только тогда, когда ощущают угрозу своему благосостоянию.
Это испугало бы бизнес, испортило инвестиционный климат.
Александр Некипелов: Вообще говоря, бизнес, конечно, против ограничений. Но это - "вообще". В частности же, вопрос стоит так: готов ли предпринимательский класс на время отказаться от таких удовольствий, как возможность свободно приобретать финансовые активы в любой части мира в обмен на скорейшее воссоздание нормальной бизнес-среды в стране?
По моим ощущениям, основная часть деловых людей в России с пониманием отнеслась бы к такого рода ограничениям при условии одного лишь быстрого снижения ключевой ставки до разумного уровня.
Почему она в этом случае должна быстро снизиться?
Александр Некипелов: Во, первых, неактуальной стала бы угроза выплескивания рублей на валютный рынок. А у Центрального банка, кстати говоря, появилась бы свобода рук, чтобы более успешно таргетировать инфляцию, меняя процентную ставку внутри границ, приемлемых для бизнеса.
Во-вторых, вырос бы курс рубля. Любые расчеты говорят о том, что разрыв между паритетом покупательной способности и курсом громадный - трехкратный, если не больше. Уменьшение влияния капитальных потоков на курс может иметь только один результат - повышение курса. Допускаю, что пришлось бы еще принимать меры, чтобы курс рубля не оказался чрезмерно высоким.
В-третьих, резко уменьшилась бы волатильность курса рубля. А она может нравиться только тем, у кого профессия - спекуляция. Для обычных экономических агентов никакого удовольствия подобные колебания не доставляют.
Да, система обязательной продажи валютной выручки несколько увеличила бы текущие расходы для экспортеров, потому что им пришлось бы сначала продавать, а потом покупать ту валюту, которая им нужна для импорта комплектующих. Но, поверьте, для них это с лихвой перекрывается выгодами от стабилизации ситуации на российском рынке.
Есть еще иностранный бизнес, иностранные инвестиции. Какой будет их реакция?
Александр Некипелов: Не надо недооценивать иностранный бизнес: он хорошо понимает, что в экстренных случаях принимаются экстренные меры.
Кроме того, ситуация в российской экономике никак не устраивает тех, кто нацелен на долговременное сотрудничество с нашей страной.
Ну, а о тех, кто не хочет утратить возможности для крупномасштабных спекуляций или покупки за бесценок российских активов, нам беспокоиться, думаю, все же не стоит. Наконец, важно понимать, что предлагаемые меры ни в коем случае не наносят ущерба прямым иностранным инвестициям.
Вообще же, разговоры о том, что валютные ограничения - это всеми осуждаемый анахронизм, просто искажают реальное положение дел. В Китае до сих пор есть ограничения по капитальным статьям, и, тем не менее, осенью юань станет мировой резервной валютой. Украина ввела такие ограничения ни больше ни меньше как по рекомендации Международного валютного фонда. Действуют различные ограничения по капитальным статьям и в немалом числе других стран. И отнюдь не превращают их в изгоев.
Разве введение ограничений не приведет к спекуляции, к появлению черного валютного рынка, параллельных обменных курсов?
Александр Некипелов: Такие опасения можно было бы еще понять, если бы предлагалось распространить эти ограничения на население.
Но как может появиться сколько-нибудь серьезный черный рынок валюты юридических лиц? В мешках они, что ли, ее будут передавать друг другу? Не случайно никакого параллельного валютного рынка не возникло и после усиления валютных ограничений в 1998 году.
На отток капитала из страны это как-то повлияет?
Александр Некипелов: Эти меры, несомненно, позволят уменьшить отток ресурсов из страны. Пока же он продолжает расти.
По статистике платежного баланса Центробанка - падает. Упал в три раза по сравнению с 2014 годом.
Александр Некипелов: Это относится к оттоку частного капитала. Общий же отток ресурсов из страны в точности равен положительному сальдо текущего счета платежного баланса. Этот показатель, согласно той же статистике, увеличился с 58,4 миллиарда долларов в 2014 году до 65,8 миллиарда долларов в 2015 году. Вы спросите: кто же, как ни частный сектор, вывез дополнительные 7 миллиардов долларов из страны? И ошибетесь в постановке вопроса, поскольку принимать в расчет нужно не только вывоз, но и ввоз капитала, причем не только частным сектором, но и государственным.
Смотрите: в 2014 году международные резервы страны сократились на 107 миллиардов долларов. Это означает, что Центральный банк, грубо говоря, на эту сумму продал ценные бумаги американского казначейства, валюту привез в Россию и ее приобрел частный сектор. А дальше - либо в буквальном смысле вывез из страны в форме выплаты внешних долгов или покупки иностранных активов, либо просто положил на валютные счета.
В 2015 году валютные резервы России сократились на несопоставимую сумму - всего на 3 миллиарда долларов. А это значит, что, по сравнению с предыдущим годом, 104 миллиарда долларов было "недоввезено" в страну Центральным банком. Отсюда разнонаправленная динамика общего вывоза ресурсов из страны и вывоза частного капитала.
Что происходит в стандартном случае при ухудшении условий торговли? Растет дефицит текущих статей баланса, который компенсируется притоком капитала. У нас происходит прямо противоположное: условия торговли ухудшаются, а профицит по текущим статьям растет. Частному сектору нужно расплачиваться по внешним долгам, и если государство не компенсирует связанный с этим спрос на валюту своими интервенциями на валютном рынке, падение курса рубля усиливается.
Рубль: замедленная реакция
Александр Дмитриевич, так почему экономика не отреагировала на девальвацию рубля мгновенным ростом?
Александр Некипелов: Реакция явно замедленная. А ведь позитивного эффекта от обесценения национальной валюты хватает, как правило, лишь на 4-5 лет - он постепенно исчезает из-за роста внутренних цен и связанного с этим увеличения реального курса национальной валюты.
Экспорт не растет, а падает как по причине обрушившихся мировых цен на наши традиционные экспортные товары, так и в силу неспособности наших промышленных предприятий в сложившихся финансово-экономических условиях быстро нарастить выпуск пользующейся спросом продукции. Последнее справедливо и для объяснения причин недостаточной динамики в сфере импортозамещения. Иными словами, мы вновь возвращаемся к вопросу о необходимости уделить первоочередное внимание нормализации финансовых условий хозяйственной деятельности.
В положении, подобном нашем, ставка только на силы рыночной саморегуляции крайне рискованна: к тому времени, как экономика возвратится в состояние равновесия, она может потерять заметную часть своего производственного и человеческого потенциала. Почему мы предпочитаем заниматься самогипнозом, говорим, что валютный курс не затрагивает благосостояния российских граждан, и не желаем видеть того, что драматическое снижение зарплаты в валютном измерении уже порождает отток из страны специалистов, спрос на которых есть за рубежом?
А медленное снижение инфляции также связано с проблемами на валютном рынке?
Александр Некипелов: Когда курс падает, цены подталкивают вверх и более дорогая импортная продукция, и более дорогая отечественная, приходящая ей на смену. Импортозамещение в краткосрочной перспективе неизбежно связано с ростом цен, потому что оно является результатом ослабления конкуренции. Наконец, недостаточное предложение продукции, о чем я уже говорил, также способствует росту цен. Разумеется, санкции все это усугубляют. Думаю, есть достаточные основания утверждать, что возможности таргетирования инфляции в условиях свободного плавания рубля явно переоценены.
Раз плохо работают механизмы рыночного финансирования экономики, в последние пару лет все настойчивее звучат требования, чтобы Банк России напрямую финансировал инвестиционные проекты. А денег у него столько, сколько он захочет напечатать. При этом предлагается жестко следить, чтобы деньги эти не попали на валютный рынок. Вы к этому как относитесь?
Александр Некипелов: С опасением. Не сложно внедрить механизмы контроля за первым получателем денег - участником кредитуемого проекта. Но вот он купил материалы, оборудование, заплатил заработную плату рабочим. Деньги ушли из проекта, но остались в экономике, и в этом главная проблема.
Это не значит, что денежная эмиссия через проектное финансирование недопустима в принципе. В конце концов, по мере роста спроса на деньги эмиссия необходима и, на мой взгляд, нет никаких причин, почему ее нельзя направлять через этот канал. Недопустимо другое: думать, что впрыскивание в экономику денег через проекты может быть чуть ли не беспредельным и не создавать никаких угроз для финансовой стабильности.
А соображения о низком уровне монетизации российской экономики, которые дают основания для значительного увеличения денежной эмиссии?
Александр Некипелов: К этому отношусь с еще большим опасением. Здоровые основания для эмиссии дает увеличение спроса на деньги. Сегодня этот спрос низок по ряду причин. Сказывается, конечно, спад производства, высокая цена денег, при которой держать рубли на расчетном счете - дорогое удовольствие. Что же касается показателя монетизации, то он всего лишь является обратной величиной скорости денежного предложения. Попытка замедлить ее через простое увеличение денег теоретически бессмысленна, а практически - разрушительна.