Заведующий
отделением нейрохирургии Алексей Воробьев демонстрирует корреспондентам «ВМ»
оборудование нейрооперационной
Этой осенью
исполнится семь лет с момента, как Федеральный научно-клинический центр
реаниматологии и реабилитологии Министерства науки и высшего образования
Российской Федерации (ФНКЦ РР) принял первых пациентов — людей с травмами головного
мозга, самых тяжелых пациентов из всех возможных. Находится он в деревеньке
Лыткино под Москвой. Не слышали? Значит, как минимум одна из бед обошла ваш
дом.
Современного
человека удивить трудно, и в этом его беда: так ощущения теряют остроту. Но нам
с фотокорреспондентом Алексеем Орловым повезло: во время этого репортажа
удивление не оставляло нас, сменяясь восхищением и гордостью за то, что все
увиденное происходит у нас в стране. За годы работы это уникальное научное и
практическое медучреждение вернуло к жизни огромное количество человек, считавшихся
безнадежными. Теперь, услышав, что ничего у нас в медицине и науке хорошего не
происходит, я просто рассмеюсь. Потому что есть НИИ реабилитологии им. профессора
И. В. Пряникова ФНКЦ РР в Лыткине.
По навигатору до
нужной нам точки «Б» — центра в Лыткине — всего ничего. Мелькают за окнами
дачи, затканные золотарником поля. Красота — сердце поет. Жизнь! Это слово для
центра в Лыткине — главное. Здесь все делается ради него, поскольку сюда со
всей страны везут пациентов, не способных самостоятельно дышать и вообще жить
без помощи врачей. Заступив на другой берег Леты, эти люди почти не имеют
шансов на спасение. Имеют один шанс. И он — тут. За каждого здесь будут биться
до последнего. И в 95 случаев из 100 вернут к жизни.
Три корпуса,
отделанные плиткой, возникают как из ниоткуда. Какие свеженькие, не скажешь,
что им семь лет! До встречи с руководством центра пробежались по одному из
корпусов, где расположены конференц-зал и… гостиница. В этом суть центра в
Лыткине: тут все было продумано до мелочей изначально. Вот вывели из комы
тяжелейшего пациента. Он нуждается в реабилитации и помощи близких, они должны
быть рядом. А где, как? Из Москвы не наездишься. Для них и запланировали
гостиницу. Там же и общежитие для медиков. А вот понятия «день» и «ночь» тут
существуют условно: поток тяжелых пациентов с последствиями черепно-мозговых
травм, инсультов и нейроонкологии круглосуточен и круглогодичен.
Из окон корпуса
виден совсем еще летний лес. За деревьями — вертолетная площадка. Чуть правее
планируется создание детского центра на 210 коек: как только добро дадут…
Логично: на создании центра для взрослых все «обкатано». Более того: тут,
вопреки русской традиции сначала резать, а потом мерить, реально умудрились все
продумать загодя. Это не фигура речи: даже плитка на полу в корпусах лежит не
абы как, а снабжена метками и служит навигацией для пациентов, которые реально
родились второй раз и делают первые самостоятельные шаги. Шаги эти — куда
труднее тех, что были сделаны после первого рождения.
Директор ФНКЦ РР
Андрей Гречко в свою работу влюблен. За плечами у него три высших образования и
огромный руководящий опыт. Про центр он все знает до деталей и впервые оказался
в Лыткине, когда тут было поле с бурьяном. Поэтому и экскурсию для нас Андрей
Вячеславович проводит сам. Мы слушаем, открыв рты.
Хорошо, под
масками не видно, как широко: нам разрешат войти в реанимационное отделение,
самое тяжелое из всех существующих в стране! Идем туда, а Гречко рассказывает:
— Перемещение пациента, не способного самостоятельно дышать, чье кровообращение
полностью зависит от медиков, — особая история.
У нас есть
санавиация и парк фантастически оборудованных реанимобилей. Первая задача
реаниматологов — вининг: надо научить человека дышать самостоятельно, без
дыхательной трубки и аппаратов. Если он сможет начать дышать самостоятельно,
мы, скорее всего, сможем его социализировать, ресоциализировать или
реадаптировать — вернуть к жизни. Мы теряем пять процентов пациентов, пять
человек из ста. Да, эти пятеро — трагедия и для их близких, и для нас. Но речь
идет о людях, которые поступают к нам в крайне тяжелом состоянии, в коме. Так
что эти цифры — фантастика.
— Не пять, Андрей
Вячеславович, а 4,8! — с полуулыбкой замечает Алексей Яковлев, заместитель
директора, руководитель НИИ реабилитологии имени проф. И. Пряникова.
Гречко
посмеивается: «Алексей Александрович всегда меня поправляет». Но это понятно:
снижение такого показателя и на доли процентов — успех. В других реанимациях
эта цифра приближена к двадцати...Фраза «не расстается с телефоном» — это про
Яковлева. Но для него это способ круглосуточного мониторинга состояния каждого
пациента. К тому же в любой момент может поступить запрос на госпитализацию.
Это — крик о помощи. Отложить рассмотрение вопроса нельзя: счет идет на минуты.
Вот и на наших глазах развивалась история. Мужчина поехал на самокате («Даже не
на электрическом!» — замечает Гречко) в булочную и… пропал. Через два дня его
нашли в реанимации. После падения травма такая, что… Выехавшая бригада
сообщает: у пациента еще и тромб. Не нашли бы, погиб бы от тромбоэмболии.
Сейчас поставят на тромб «ловушку» и привезут пациента. Есть шанс!..
Новые халаты
накидываются на халаты, новые бахилы — на бахилы, на руки обрушивается поток
антисептика. Входим в реанимацию.
Почему-то
казалось, что тут будет безлюдно и… скорбно, что ли. А это не так. Все кипит: с
каждым пациентом работает мультидисциплинарная бригада. Работа идет даже с тем,
кто пока еще «там», за чертой. Вот спецаппараты крутят-вертят ноги человека,
возвращая им мышечную память. А у одной пациентки лицо почти закрыто какими-то
космическими «очками».
— Мы используем
VR-технологии, дополненную реальность, — объясняет завотделением анестезиологии
и реанимации № 3 Дмитрий Колесов, — пациентка смотрит фильм, снятый ее родными
— там ее комната, подъезд дома, любимые места… Это поможет ей вернуться.
Реанимационные
залы оборудованы центральной разводкой кислорода, сжатого газа и вакуума,
вентиляцией воздуха, особая система которой обеспечивает высочайшую степень
чистоты воздуха. Стены — двойные, с воздушной прослойкой для создания
микроклимата. Оборудование — «космическое». Тут применяют для лечения и
восстановления пациентов инертные газы, используют криотерапию: научились
охлаждать головной мозг до 34–35 градусов, что дает потрясающий эффект в плане
его восстановления.
Заглядываем и в
одноместную реанимационную палату. Находящийся в ней человек пока
далеко-далеко… Но они возвращаются из этого черного небытия, эти сложные
пациенты. Иногда — полностью, восстанавливаясь так, что выходят на работу.
Другие возвращаются, но нуждаются в уходе и повторной реабилитации. В одном из
наших «путешествий» по корпусам мы столкнулись с женщиной, смущенно юркнувшей в
сторону от толпы в белых халатах. «Месяц назад в коме была…» — тихо поясняет
Алексей Яковлев, провожая глазами быструю фигурку, и улыбается. Счастье же —
когда так…
Идем в
нейрооперационную. По пути знакомимся с чудом. В камере за стеклом шуршит
3D-принтер. На столе рядом — фрагменты моделей… черепов.
— Мы не
конкурируем по объему и номенклатуре нейрохирургических операций с Национальным
медицинским исследовательским Институтом нейрохирургии имени Бурденко, но
успешно выполняем операции по восстановлению черепной коробки, — рассказывает
профессор Гречко.
Детали технологии
объясняет нам заведующий отделением нейрохирургии Алексей Воробьев:
— Аппарат МРТ
сопряжен с 3D-принтером, и изготовление нужных фрагментов осуществляется на
основе полученной 3D-модели, — рассказывает он и, предвосхищая вопрос,
добавляет:
— Подобные дефекты
возникают не только при травмах, но и при некоторых нейрохирургических
операциях. Например, нам иногда приходится удалять часть черепа, чтобы снизить
внутричерепное давление. В остром периоде эта операция приносит хороший
результат, но затем дефект начинает вызывать проблемы — те же головные боли. И
мы эти дефекты закрываем. «Дефекты» — слово абстрактное. Скажем как есть: дыры
в черепах они закрывают, иногда — в полчерепа! Как в этом случае: Воробьев
кладет мне в ладонь лепешку, похожую на тесто.
Директор ФНКЦ РР,
профессор, член-корреспондент РАН Андрей Гречко
Она и встает на
место дыры в модели.
— Это
полиметилметакрилат, материал содержит полимер и пропитан антибиотиком, —
поясняет Алексей Воробьев.
Н-да, никаких
шансов повторить название материала у меня нет… Выясняю, что же за травма
такая. Отвечают кратко: голову «обработали» молотком. Но и этого бедолагу
починили! Тормозим в коридоре у огромного короба: это прибыла в центр новая
система нейрохирургической прооперационной навигации, сделанная, кстати, по
программе импортозамещения.
— Создан аппарат в
Самаре, по качеству не уступает зарубежным аналогам, а по ряду показателей их
превышает, — рассказывает Алексей Воробьев. — Он нужен, чтобы направлять
действия хирурга при проведении операции.
Практика и наука
тут ходят, взявшись за руки. Вот, это тянет на сенсацию, в ФНКЦ РР активно
занимаются разработкой новых технологий по борьбе с нозокомиальными
(внутрибольничными) инфекциями. Это самая частая причина осложнений и гибели
пациентов в реанимациях, где большинство пациентов — на ИВЛ.
— Эта проблема так
важна, что ее даже обсуждали на Совете Безопасности России, — рассказывает
Андрей Гречко. — И мы разработали и впервые в мире зарегистрировали первую
фармакологическую субстанцию на основе индивидуальных фагов для борьбы с
клебсиеллой.
Это важно, ведь ее
«не берут» даже антибиотики. В октябре планируем доложить об этом на
международной конференции.
Не могу сдержать
гримасу: ну какая ныне международная конференция? Директор поясняет:
— Мы занимаемся
большой классической наукой и реализуем много госзаданий. И у нас не возникло
ни одной проблемы с публикациями за рубежом! Да, мы перестали ездить на
конференции, но изучаем передовой опыт и делимся опытом своим, участвуя в
конференциях дистанционно. Мы не можем не поделиться нашими результатами по
бактериофагам, ведь это спасет тысячи жизней!
А еще тут
научились имплантировать временные и постоянные электроды в спинной мозг на
уровне шейного отдела, рассказывает Гречко. И на международной конференции
ученые мира признали, что россияне — пионеры в таких операциях.
Да, и это —
фантастика. Электрод (на снимке он выглядит как пунктир) сначала вживляется
временно, на 72 часа. Если все хорошо и он работает, его снимают и ставят
электрод постоянный. Его внедрение позволяет купировать тотальную спастику и
бороться с прежде непереносимым болевым синдромом, повысить уровень сознания и
вернуть человека из тьмы.
Операционных тут
две, о них рассказывают Алексей Воробьев и Евгений Алтухов, завотделением
хирургии. Перебрасываются шутками, подтрунивают друг над другом — сегодня это
можно, операций нет. Но на одной из фотографий увижу их рядом у операционного
стола. Глаза… Трудно описать. У людей, понимающих цену ошибку и цену успеха,
особый взгляд…
В коридоре, что
ведет в это святилище, не найти ни шва на отделочных материалах, ни одна
бактерия не «зацепится», и все пропитано антибиотиком. И после нашего ухода
помещение будет обработано до полной стерильности. И все это потрясающе! Но в
голову лезут тревожные мысли: а что будет, если выключат свет, а хватает ли в
санкционные времена препаратов, а нет ли трудностей с оборудованием.
— У нас три
независимых источника энергоснабжения, — поясняет Гречко, — а оперативные
действия, которые были реализованы на правительственном уровне, позволяют нам
лечить пациентов самыми лучшими препаратами. И сейчас мы дооснащаемся,
приобретаем лучшее оборудование, причем в последние два года появилось много
оборудования отечественного производства. Честное слово: сейчас возможности
оказывать помощь у ФНКЦ РР значительно выше, чем у западных коллег. Были у нас
представители клиники Шарите и Дрезденской больницы. Ушли — подавленными…
Выписывающихся из
центра пациентов близкие встречают шариками, цветами, иногда — с оркестром. А
как отметить второе рождение? Именно поэтому обстановка тут лишена и намека на
скорбь и, скорее, царит атмосфера роддома. Да, эти стены видели чудовищные
трагедии. Но двадцать лет назад шанса выжить после таких травм не было ни у
кого. Секрет нынешних успехов, считает Андрей Гречко, в том, что в 2000–2010-х
годах было осуществлено огромное госкапвложение в такие высокотехнологичные медицинские
направления, как анестезиология, реаниматология, нейрохирургия и неврология.
Итог — налицо.
О том, что
делается тут для реабилитации пациентов, можно написать трактат. Не так давно
ввели в рутинную практику специфическую методику исследований —
диффузно-тензорную трактографию. Метод позволяет визуализировать проводящие
пути головного мозга. — Один наш пациент не мог открыть глаза. Считали, что он
в коме. А метод позволил определить, что у него нарушен путь, отвечающий за
открывание глаз, — рассказывает Яковлев.
Мы вновь идем по
коридорам.
— Увы, мест не
хватает. Поэтому в корпусе, где гостиница, мы недавно развернули два отделения,
— рассказывает профессор Гречко.
А если никак не довезти человека? Что тогда?
— Мы осуществляем
порядка 3000 телемедицинских консультаций в год. Если нет возможности доставить
человека к нам — вместе с коллегами вырабатываем алгоритм действий.Консультации
— круглосуточные...
В центре работают
1440 человек. 650 из них — ученые, врачи, средний медицинский и вспомогательный
персонал. Помимо фундаментальной науки, тут есть и общеобразовательная
платформа, Институт высшего и дополнительного профессионального образования.
— В июле этого
года мы получили редкую лицензию на подготовку врачей физической
реабилитационной медицины (ФРМ). Эта специальность введена недавно,
специалистов пока недостаточно, — рассказывает Андрей Вячеславович. — Получить
такую лицензию сложно, что правильно: реабилитация — мультидисциплинарна, она
объединяет знания со всех медицинских направлений.
Средний возраст
работающих тут врачей — 39 лет. Это не значит, что отбирают лишь молодых.
Опытных коллег в годах берегут.
А чудеса не
кончаются. Завотделением рентгенологии Маргарита Радутная объясняет: к
магнитно-резонансному томографу подведены газы, благодаря чему можно проводить
обследование пациентов в любом состоянии, в том числе и тем, кто находится на
ИВЛ. А заведующая неврологическим отделением нейрореабилитации Марина Штерн с
гордостью показывает нам глубинный каньонный бассейн.
— Тут можно
заниматься даже с теми пациентами, кто уже не на ИВЛ, но в бессознательном
состоянии. Дно у бассейна движется, позволяя менять глубину, заниматься
массажем и ЛФК в комфортных условиях, чтобы мягче отрабатывалась спастика.
Чуть дальше, в
другом бассейне, с тренером занимаются несколько женщин. Даже не верится, что
все они недавно были в коме…
Да, понимаю немцев
и их подавленность: увиденному вряд ли можно что-то противопоставить. А еще тут
есть… балкон. 1200 квадратных метров — широкий, с козырьком. Его тоже задумали
заранее. Он позволяет вывозить даже самых тяжелых пациентов на воздух — на
прогулку. И когда ты вернулся оттуда, где была только тьма, и над тобой плещет
лазурью небо и играет лучами солнце, а воздух напоен ароматами хвои, ты хочешь
жить — больше, чем когда-либо. А если так, будешь жить. Это точно.
ДОСЬЕ
Андрей
Вячеславович Гречко — ученый, доктор медицинских наук, профессор,
член-корреспондент РАН, почетный работник науки и высоких технологий Российской
Федерации, с 2016 года — директор Федерального научно-клинического центра
реаниматологии и реабилитологии. Работал главврачом Центральной клинической
больницы МВД России, начальником Управления медобеспечения МВД России. Имеет
три высших образования: медицинское, юридическое и психологическое. Автор и
соавтор 10 книг и монографий, имеет 16 патентов на изобретения, более 300
научных публикаций.
КСТАТИ
ФНКЦ РР — «дитя»
Министерства науки и высшего образования РФ. Мало где медики могут так активно
сочетать занятия фундаментальной наукой и клинической практикой. Вскоре после
открытия центра к нему были присоединены НИИ общей реаниматологии им. В. А.
Неговского и санаторий «Узкое» РАН. В составе ФНКЦ РР Институт высшего и
дополнительного профессионального образования, Дом ученых в Мозжинке, Инклюзивный
реабилитационный комплекс «Поречье». Основоположником концепции создания центра
был хирург, академик Александр Коновалов, ныне почетный президент НМИЦ им. Н.
Н. Бурденко Минздрава России и «Министерства науки и высшего образования
Российской Федерации». В ФНКЦ РР издают три журнала, два из которых входят в
перечень ВАК.