Версия для печати
Вернуться к списку

ТЕХНОКРАТИЧЕСКИЙ КАТАРСИС

Диверсифицировать исследования и, опираясь на самодостаточную технологическую базу, обслужить мировой спрос.

У российских властей время от времени появляется новое "научное" увлечение. Сейчас это особые экономические зоны и технопарки, которые по мысли инициаторов их создания должны стать источником высокотехнологических инноваций и приманкой для западных корпораций. Возможно, зоны окажутся полезными. Однако в отличие от Индии, где правительство, создавая ОЭЗ, компенсировало недостаточное количество научных центров и ученых путем создания благоприятных условий для работы зарубежных компаний, за пределами пока еще гипотетических российских зон простирается гигантское пространство традиционной советской/российской науки. Академической и отраслевой. И если проблемы академической науки широко обсуждаются правительством и общественностью, то об отраслевой науке просто забыли. Наверное, потому, что Академия наук - это структура со своим администрированием, со своими традициями и с очень выраженными интересами, и личными, и групповыми. А отраслевая наука консолидирована в значительно меньшей степени. Возникает вопрос: осталось ли в нынешней российской экономике место для того, что называлось отраслевой наукой в советское время?

В СССР фундаментальная наука была закреплена за Академией наук, а прикладная (отраслевая) - за соответствующими отраслевыми министерствами и ГКНТ, ликвидированным в 1991 году. С одной стороны, граница между фундаментальной и прикладной наукой достаточно условна. С другой - внутри прикладной науки существует разделение по признаку, как сказал генеральный директор НПО ЦКТИ им. И. И. Ползунова Юрий Петреня, горизонта научного планирования.

По его мнению, пять, максимум десять лет - горизонт планирования для научных учреждений, непосредственно обслуживающих промышленность. Хотя бы потому, что промышленность, которая в большинстве своем финансирует прикладные исследования, на большее не замахивается. Ответственность за то, что находится за этими пределами, в большинстве случаев берет на себя государство. Вторая граница между государственными и частными интересами в сфере науки определяется финансовыми возможностями частных компаний и величиной возможных рисков. Чтобы уменьшить риски и обеспечить необходимый уровень финансирования, государство и промышленность кооперируются в решении многих научных задач. К примеру, в конце 50-х - начале 60-х годов правительство США задалось вопросом, что может сдерживать развитие электроники в стране в ближайшие десятилетия. Выяснилось, что это - чистота кремния, который был основой всех полупроводниковых приборов. Корпорации, в силу большой стоимости проекта, отдаленности и неопределенности его перспектив, не брались за решение этой проблемы самостоятельно. Государство взяло на себя финансирование и организацию соответствующих разработок, результаты которых затем передало частным фирмам, что обеспечило американское лидерство в электронике на многие годы. Юрий Петреня привел пример в близкой ему области энергетического машиностроения: "Есть, например, проблемы по оборудованию с уровнем температур 600 градусов. Это тактическая задача, которую мы в принципе решили. И если будет заказ, нам потребуется небольшой объем доводочных НИОКР. А есть задачи, например, по сверхкритическим температурам. И это фундаментальная проблема. Горизонт ее решения - в пределах десяти-двадцати лет. Поставить такую задачу и профинансировать ее решение может только государство".

По мнению генерального директора ФГУП "ВНИИ авиационных материалов" (ВИАМ) Евгения Каблова, "корпорации решают частные проблемы и не могут себе позволить думать на перспективу. Когда на правительстве докладывали стратегию развития науки и инноваций, рассчитанную всего на три года, я выступил и сказал: как можно говорить о трехгодичной стратегии, это называется план первоочередных мероприятий. И этим как раз и могут заниматься корпорации. Стратегия - это минимум двадцать лет, ну хотя бы пятнадцать". Заместитель генерального директора ОАО "Всероссийский нефтегазовый НИИ им. академика А. П. Крылова" Станислав Жданов заметил, что "в нефтяной отрасли все бывшие отраслевые институты сейчас или находятся в составе нефтяных компаний, или же являются самостоятельными акционерными обществами. И в большинстве случаев их работа связана с текущими проблемами компаний, а не с научными исследованиями, поскольку все делается по известным технологиям. Хотя справедливости ради замечу, что в последнее время нефтяные компании стали заказывать темы, косвенным образом связанные с научными исследованиями".

Государство сегодня отраслевой наукой заниматься не хочет принципиально. Наш министр финансов, например, не раз утверждал, что государство должно поддерживать науку фундаментальную, а прикладная (отраслевая) - зона ответственности бизнеса. Эта политика и привела нас к сегодняшней критической ситуации, когда очнувшиеся от инновационного сна корпорации рады бы вкладываться в необходимые НИОКР, новые технологии, но отраслевых исследовательских центров, способных помочь им в этом, почти не осталось, а масштаб требующих решения задач заметно превышает ниокровские бюджеты даже самых продвинутых компаний.

Развал отраслевой науки

Мы обратились за комментариями о состоянии отраслевой науки к ее сегодняшним лидерам, которые сумели выстоять и даже развиваться в водовороте последних пятнадцати лет.

Научный руководитель Института металлургии и материаловедения им. А. А. Байкова РАН академик Николай Лякишев: "Прошедшие пятнадцать лет нанесли гигантский ущерб и металлургической науке, и самой металлургии. Все отраслевые металлургические институты в очень тяжелом состоянии. Хотя такие передовые технологии, как непрерывная разливка стали и кислородно-конвертерный процесс, родились у нас в России, в СССР. В черной металлургии было десять заводов, которые лили спецсталь. Например, металл для лопаток авиационных двигателей, которые работают при 1100 градусах. Мы превосходили по качеству этой стали всех. Но если раньше делали пятьсот плавок в год, то в последний год - одну. А теперь еще и специалисты разбежались, они же не будут ждать, когда плавка будет".

Директор Института машиностроения им. А. А. Благонравова РАН академик Константин Фролов утверждает, что сегодня многие машиностроительные отраслевые институты просто исчезли с лица земли: "Например, ЭНИМС. Это был центральный институт в области станкостроения. Этого института теперь нет. Там склад какой-то. Был крупнейший институт ЦНИИТМаш. Этого института практически не стало. Я мог бы этот грустный перечень продолжать без конца. Военно-промышленный комплекс тоже имел сеть своих мощных машиностроительных институтов, например ЦАГИ, Кораблестроительный ЦНИИ им. академика А. Н. Крылова. Они сохранили свою основную исследовательскую базу. Но все равно они остались без хозяина, без единой системы. Просто выживают".

Даже представители Академии наук хорошо понимают, что кризис в отраслевой науке повлияет и на ситуацию в науке фундаментальной. По мнению Константина Фролова, задачи перед фундаментальной наукой часто ставит наука отраслевая. "У нас в Академии наук работает академик Ривнер Ганиев, он предлагает волновые методы добычи нефти, повышения дебета скважин. Ряд интересных вещей у нас был сделан в Институте проблем механики покойным академиком Сергеем Христиановичем. Но все это под сукном, потому что нет отраслевой науки, где эти идеи можно довести до материального воплощения".

Почему выжили те, кто выжил

Естественно, мы попытались понять, почему при общем развале отраслевой науки, о котором говорили наши респонденты, их собственные организации сумели выжить, сохранить ядро коллектива, основные направления разработок и даже развиваться. На наш взгляд, этому способствовало несколько условий.

Первое, достаточно очевидное: высокий уровень научных достижений в советское время. Организации, руководителей которых мы опросили, представляют те направления науки, в которых еще в советское время был достигнут высокий, превышающий среднемировой, уровень разработок. Известно, что советские достижения в области квантовой электроники и лазерном приборостроении, авиационном материаловедении и энергетическом машиностроении пользовались признанием во всем мире. Не случайно одна из советских Нобелевских премий получена Басовым и Прохоровым как раз за разработки в области квантовой электроники. Броня, разработанная в ВИАМе, и установленная на штурмовиках Ил-2, стала знаменитой на весь мир еще в годы войны. А котлы и турбины советского производства экспортировались по всему миру. Более того, по оценкам экспертов, мы и сейчас сохраняем в этих областях мировой уровень. А высокий уровень достижений способствовал и известности институтских брендов.

Второе условие - диверсификация разработок. По мнению и Евгения Каблова, и Юрия Петрени, и Александра Казакова, одно из важнейших преимуществ их коллективов перед другими научными организациями заключалось в том, что они изначально создавались и работали как многоцелевые предприятия, которые занимаются разработкой широкого спектра продукции. Это привело к тому, что какие-то временные конъюнктурные колебания на них влияли меньше, чем на других. Удавалось лавировать, опираясь то на одно направление, то на другое.

Высокий уровень разработок позволил организациям найти свое место на мировом рынке. И это четвертый важнейший фактор выживания центров отраслевой науки в условиях отсутствия внутреннего спроса. Как сказал Александр Казаков, "только наличие экспортных заказов дает нам возможность выжить, сформировать необходимые показатели рентабельности и иметь устойчивую загрузку на определенный период.

Вообще нынешнему российскому правительству "повезло": сама история сделала за него самую неприятную работу - провела аудит российской отраслевой науки на состоятельность и выживаемость. Как и всякий исторический отбор, он был жестоким. Выжили сильнейшие, и поэтому именно они должны стать ключевыми элементами национальной инновационной системы.

По мнению всех наших собеседников, главное, что должно сделать государство в области науки, - поставить перед ней масштабные общенациональные задачи и обеспечить их ресурсами. А инновационная система тогда станет естественным продолжением большой отраслевой науки. Так была построена советская наука, так построена американская, японская и отчасти европейская. Понятно, что восстановить советскую систему невозможно и не нужно. Но и без всякой системы тоже невозможно. Надо просто проанализировать опыт успешно работающих научных учреждений и опереться на них.