http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=c68aaecc-cee0-42c7-98c7-ded3cfce3767&print=1© 2024 Российская академия наук
Недавно прошло общее собрание Сибирского отделения Российской академии наук, на котором утвердился новый устав СО РАН. В этом уставе, как и в уставе РАН, за Академией наук признано право высшего научного совета страны и органа, вырабатывающего научное направление и выдающего рекомендации по финансированию и развитию фундаментальной науки и инновационного развития. Проведено формальное объединение через устав трех академий: Российской академии наук, Российской академии сельскохозяйственных наук и Российской академии медицинских наук. Устав принят, уже не до дискуссий. Институтам Федерального агентства научных организаций (ФАНО) и Академии наук предстоит либо совместное, либо раздельное плавание. Поскольку за руководством ФАНО закреплено управление имуществом и финансами, то наше будущее зависит от того, насколько устав институтов ФАНО будет соответствовать уставу Академии наук.
Если бы во главе ФАНО стояли ученые, то я был бы уверен в возможности тесного сотрудничества между двумя этими структурами. Сейчас это не так. Руководство ФАНО состоит из квалифицированных и умных чиновников, которые (если судить по опыту других отраслей) не представляют существа роли фундаментальных наук. В результате они опираются на мнения экспертов и пытаются выработать какой-то алгоритм требований к любой работе, любому проекту, любой программе. Также вырабатывается требование к институтам ФАНО. Я представляю себе картину: в Институте теплофизики СО РАН работают Планк, Иоффе, Басов, Прохоров, Черенков (и так далее), и впервые, при подаче заявки на проект, вводят такие понятия, как квант, полупроводник или мазер. Ни один из проектов этих людей принят не был бы, так как в стране не нашлось бы эксперта, который бы понял, о чем идет речь, или таких были бы единицы, и, скорее всего, чиновники ФАНО и представлений бы о них не имели. Эффект Черенкова — очень тому объемный пример. Его значение было осознано далеко не сразу. На современном языке: крупное открытие рождает новый бренд. Российские нобелевские лауреаты появились за счет обильного бюджетного финансирования и возможности поиска новых идей.
В доперестроечные времена основное финансирование шло через бюджет, и директор Института теплофизики СО РАН требовал от меня абсолютно нового, того, что никто не делал раньше. Приходилось напрягать мозги и мне, и всем моим коллегам и генерировать эти идеи. В те годы было сделано очень много, что выдвинуло Институт теплофизики в лидеры мировой теплотехники, теплофизики и гидромеханики. Сейчас для того, чтобы сделать что-то абсолютно новое, приходится заимствовать деньги из других проектов, а потом уже, после публикации статей в журналах с высоким импакт-фактором, бороться за дальнейшие проекты в этом направлении. Путь длинный и далеко не для всех доступный. Было бы разумным уменьшить количество заказных конкурсных проектов и грантов и увеличить долю бюджетного финансирования в группе ведущих институтов.
Я не являюсь категорическим противником прошедшей реформы. В свое время в газете «Троицкий вариант» была опубликована моя статья с предложением о реформировании Академии наук [1], но поистине хочешь как лучше, а получаешь как всегда. Давайте вспомним про недостатки системы Академии наук к началу реформы. Первой и формальной причиной была коррупция руководства Академии наук, подтвержденная впоследствии следственными органами. Второе — средний возраст членов Академии стал беспредельно велик: 75 лет у академиков и 70 у членов-корреспондентов, и всё это время средний возраст пытались снизить путем выделения вакансий для «молодых» ученых. Формально введение вакансий молодых ученых уменьшало средний возраст, но качество работы Академии при этом не росло. Многие институты обросли людьми, потерявшими творческие способности, и учеными, работающими на стороне. Третьей причиной снижения эффективности работы в фундаментальном направлении был уход ряда ученых на параллельную деятельность за пределами института. Многие исследователи и сейчас создают собственные фирмы. До сих пор достаточно высок отток творческой молодежи за рубеж. Гарантированная заработная плата в институтах смехотворна. Доктор наук имеет зарплату на уровне младшего лейтенанта полиции, а главный научный сотрудник — на уровне капитана дорожно-постовой службы. Академик зарабатывает много меньше, чем начальник департамента в администрации, и его суммарный доход вместе с академической стипендией составляет 60 тыс. руб. Это заставляет ученых одновременно реализовывать себя в прикладной научной деятельности за пределами института. Приходится бороться за хоздоговора, которые за-частую выполняются на основе уже имеющейся фундаментальной науки, и отвоевывать максимальное количество грантов. Я лично много лет вел проекты с фирмами Air Products, НР, GM, в общей сумме в денежном эквиваленте составлявшие до $1,5 млн. Эти исследования не были фундаментальными, в них не генерировались новые представления об устройстве окружающего мира или физике новых явлений. Они отвечали на вопрос «как сделать лучше». Эти договора позволили в трудное время поддержать финансовые возможности института, и очень существенно. Сейчас возможность заниматься глубокой фундаментальной наукой есть на основе грантов президентской программы. Здесь глав-ной бедой является отсутствие квалифицированных экспертов. Конечно, необходимо сокращение числа не-эффективно работающих институтов Академии наук и количества сотрудников за счет сокращения потерявших творческую активность.
В результате прихода к руководству наукой в основном экономистов, юристов и рядовых доцентов вузов возникают такие странные и опасные тенденции, как, например, всё объединять. Пример тому — Московский государственный университет инженерной экологии, ранее Московский институт химического машиностроения, к которому были присоединены три других вуза, даже и близко не лежащих по специализации учеников к знаменитому МИХМу и катастрофически уступающих МИХМу по качеству обучения и квалификации преподавателей. Такое сравнение каждый может сделать сам, воспользовавшись любой поисковой системой. Совершенно не-понятно, на основе какого здравого смысла было проведено объединение абсолютно несовместимых структур и почему ему дано такое внешне привлекательное название. Неужели не понятно: если к пятерке прибавить единицу, то получится посредственность — тройка. Московский институт химического машиностроения славился школами профессоров Гухмана, Шорина, академика Кутепова и многими другими. Выпускники были востребованы на всех предприятиях химической промышленности России. Нет никаких сомнений, что рейтинг объединенной структуры начнет катастрофически падать по сравнению с рейтингом МИХМа. Уменьшая количество вузов, мы неизменно будем уменьшать и качество. Я окончил энергетический факультет Томского политехнического института и доучивался в Новосибирском госуниверситете. В дальнейшем мне пришлось в течение нескольких лет быть ректором НГУ, который в настоящее время стал национальным исследовательским университетом, которому государство дало почетную возможность бороться за попадание в рейтинг лучших вузов мира. Я с ужасом себе представляю, что кому-нибудь придет в голову начать объединять институты ФАНО или присоединять к НГУ другие вузы города. Как-то односторонне трактуется гегелевская диалектика «количество переходит в качество». Забывается, что новое качество может быть и лучшим и худшим. В основе и фундаментальной и прикладной науки лежит профессионализм, основанный на специализации знаний. Фундаментальная наука требует глубоких знаний именно своей науки с постепенным, не насильственным проникновением одной науки в другую. Так возникла химическая физика, физическая аэромеханика и другие науки.
Создание небольшого количества крупных федеральных университетов, например во Владивостоке и в Красноярске, было вполне оправданным, так как сопровождалось достаточным финансированием и приглашением ведущих профессоров. Организовывались эти вузы разумно на основе соединения сильных организаций под сильным руководством.
В особо трудном положении оказались институты Сибирского отделения. Финансирование президиума Сибирского отделения имеет минимальные размеры. Происходит двукратное сокращение аппарата президиума. Основная координирующая сила — общее финансирование — исчезла. Функции назначения руководителей институтов перешли с 1 июля к ФАНО. На заседаниях президиума СО РАН и ФАНО будут слушаться научные доклады без возможности получения финансовой поддержки тех или иных направлений. Нужно искать возможности межинститутской координации в пределах сложившейся ситуации.
Я вижу единственную возможность, которая заключается в консолидации институтов Академгородка с Новосибирским государственным университетом. Наиболее разумным это было бы при полном использовании научно-исследовательской части (НИЧ) Новосибирского госуниверситета. Напомню, что НИЧ НГУ возникла после ликвидации молодежной организации «Факел» в Академгородке. Эта организация, выполняющая проекты и хоздоговора на основе сотрудничества с исследователями академических институтов, была эффективным посредником между сотрудниками институтов СО РАН и производством, а также другими научными организациями страны. Научно-исследовательской частью НГУ до сих пор проводится солидный объем работ по этому же принципу. Я лично планирую приглашение ведущего ученого из Японии в НГУ через НИЧ. Через НИЧ возможно проведение многих контрактов, проектов и грантов. Многолетний опыт работы НИЧ об этом свидетельствует. Важно, что начинать нужно не на новом месте. Нельзя забывать, что зарубежьем НГУ воспринимается как комплекс из университета и всех научно-исследовательских институтов, здесь расположенных, — об этом свидетельствует статья о Новосибирском госуниверситете в знаменитой Оксфордской энциклопедии.
В газете научного сообщества «Поиск» от 27 июня было опубликовано большое интервью с членом-корреспондентом РАН Арнольдом Кирилловичем Тулохоновом, членом Совета Федерации, о нынешнем состоянии науки в стране. Хотя я и не государственный деятель, но мне кажется, было бы крайне полезно создание Министерства науки или комитета по науке и технологии, которое, как и много лет назад, организовывало бы и финансировало деятельность фундаментальной и прикладной науки в стране с опорой в области фундаментальной науки на Российскую академию наук — главный экспертный совет страны.