http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=c55d58ed-692c-4fb7-9935-6caae828fb69&print=1© 2024 Российская академия наук
За комментарием о проблеме этого судна, и российского научного флота в целом мы обратились к директору Института океанологии РАН, академику Роберту Нигматуллину.
Вот его комментарий:
— В последние годы у нас наблюдается катастрофическое недофинансирование науки вообще. Просто катастрофическое. И за нынешним стремлением реструктуризировать и оптимизировать науку в стране эта важнейшая проблема почему-то теряется. А проблему нашего флота, и подавляющее большинство других проблем науки без денег не решить.
Что касается научного флота — есть сделанное в конце 2012 г. поручение Владимира Путина Правительству РФ совместно с РАН решить вопрос с материально-финансовым обеспечением исследовательского флота и подводных аппаратов «Мир». И, несмотря на это, ничего не сдвинулось, по сей день проблема тонет в бюрократии. В конце 2013 г. — начале 2014 г. помощник президента А. Фурсенко по согласованию с нами написал письмо В. Путину о том, что его поручение правительством не выполняется. И там было отмечено, что помочь делу должны 3 организации — РФФИ, ФАНО и Российский научный фонд.
И что мы имеем? РФФИ свои обязательства выполнил. Он дал около 25 миллионов – столько, сколько смог. Но этого, естественно, мало. А ФАНО сейчас хочет эту проблему нехватки денег решить всякими перераспределениями денег и реструктуризациями. Но сейчас всем уже понятно, что это не получилось. И сейчас мы снова стоим перед необходимостью существенных сокращений в Академии наук — потому что требуется, чтобы средняя зарплата в институтах соответствовала региону, и т.д. А флот — он останется там, где он остается сейчас.
С 2011 года мы не можем использовать наши подводные аппараты «Мир» — уникальные и не имеющие аналогов. Потому что если мы хотим сделать океанскую экспедицию с этими аппаратами, это стоит минимум 100 миллионов рублей — а сейчас и еще дороже из-за колебаний курсов. Наш институт на все свои экспедиции и на все свои 5 научных судов, со всеми усилиями и натяжками получает сейчас 30-40 миллионов. Так что «Миры» стоят на берегу, а «Академик Келдыш» у причала. Ведь еще что важно — если они стоят, мы не можем обеспечить преемственность — ведь их пилотов нельзя готовить на суше.
Один день работы наших больших кораблей — «Келдыша», «Иоффе» и «Вавилова» — это 1 миллион рублей в день. Суда типа «Штокман», «Петров», «Страхов» — это от 400 до 600 тысяч в день. Надо понимать, что за границей мы за все — топливо, продукты, портовое обслуживание — расплачиваемся валютой. А экипаж должен получать европейскую зарплату — таковы условия на этом рынке труда. Руководящий флотский состав сейчас получает зарплату больше профессорской.
Вы знаете, что мы вынуждены сдавать наши суда в аренду. Два наших судна с пассажирским классом — «Академик Иоффе» и «Академик Сергей Вавилов» активно используются в коммерции — мы их сдаем туристическим фирмам.
Суда Келдыш и Штокман стоят у причала в Калининграде. Один месяц стоянки каждого судна стоит 5 миллионов рублей. Просто за то, что стоит. А экспедиции нам не по карману. Нелепо?... Раньше Келдыш по нескольку месяцев работал для нужд морской геологоразведки, делал исследования для нефтяных и газовых фирм. Сейчас — в нынешних экономических условиях — это невозможно. Никто на это не тратится. Регистровый ремонт, который мы обязаны проводить, стоил в 2008 г. 20 миллионов рублей, сейчас — 65 миллионов.
А «Академик Николай Страхов»… Хочу напомнить, что кроме этого судна, есть еще и другой корабль — «Академик Борис Петров», эксплуатировавшийся институтом ГЕОХИ РАН.
С 2008 года он стоит на цепи в порту Мумбаи. Это тоже немало обсуждалось в разных источниках. И его проблема тоже никак не решается, судно ржавеет и разрушается. Чтобы спасти «Страхов» и «Петров», нужны большие денежные ресурсы. Для «Страхова» нужно минимум 100 миллионов рублей. Для «Петрова» — приблизительно столько же. И я берусь заявить, что те институты, которые эксплуатировали эти корабли и несут за них ответственность, не решат этих проблем, даже если получат эти деньги. Для этого нужно не просто иметь судно, надо иметь большое хозяйство и большой штат высокооплачиваемых морских специалистов — именно моряков, а не ученых. И тех людей, которые разбираются в проблемах использования судов, технике, фрахтах, экономике флота. В нашем институте такое хозяйство есть хотя бы потому, что у нас не одно судно, а пять.
Что делать? Пока только один выход — работать от копейки к копейке. Мы должны обеспечить экспедиционную работу хотя бы по минимуму. Мы сейчас проводим две ежегодные экспедиции — одна в Северную Атлантику по 60-му градусу, между Шотландией и Гренландией, у северной оконечности Гольфстрима, другая — в пролив Дрейка. По пути туда и обратно стараемся брать пробы и делать измерения в самых интересных точках Атлантики. Одно небольшое судно у нас работает в Черном море. От судна «Рифт», работавшего на Каспии, мы, вероятно, в ближайшее время будем избавляться, к сожалению, мы его уже не можем содержать. Каспий обмелел, судно стоит на берегу, и спустить его возможности нет. Там придется что-то брать в аренду. А у наших коллег с Дальнего Востока из Тихоокеанского института океанологии суда работают в Охотском море и море Лаптевых.