http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=c1c72173-af9c-4b49-902c-65bee029ed9f&print=1© 2024 Российская академия наук
В конце февраля 2019 г. государственный Российский научный фонд (РНФ) свернул на неопределённый срок бюджетное финансирование более чем 300 научных проектов на 7,3 млрд рублей. В объяснениях без пол-литра не разобраться: почему-то между государственными посредниками нет каких-то соглашений. Поэтому ведущие учёные, чудом сохранившиеся в нашей стране в ходе реформы науки, могут поискать деньги в других местах. Это не первый сигнал: власти наука особо не нужна, сырьевая экономика без неё с грехом пополам обойдётся. Отказаться от поддержки науки публично было бы слишком рискованно, но система распределения средств вышла непоследовательной и неэффективной. Как нарочно.
Русские горки
Что значит «задержка на неопределённый срок», когда учёному осталось три месяца до отчёта по грантам того же РНФ? Что он не успеет закупить оборудование, провести эксперимент, отчитаться по работам этого года и создать задел на продолжение работ. Что больше ему госструктуры денег не дадут, хотя его вины в срыве сроков нет. К тому же на долю грантов приходится от половины до двух третей зарплаты научных сотрудников.
О том, что меры государственной поддержки молодых учёных в России несистемны и малоэффективны, в начале 2019 го объявила Счётная палата: «У государства нет понимания, сколько средств инвестируется в одного молодого учёного и каков эффект от этой поддержки». Не известно даже, сколько учёных в России осталось: по данным Росстата, в наукоградах трудится почти 47 тыс. учёных, а по данным Минобрнауки – только 28 тысяч. Нехилое расхождение в 40% отметила аудитор СП Светлана Орлова. Нет даже определения понятия «молодой учёный»: чтобы «омолодить» цифры отчётов и показать великие «достижения» реформы, в молодёжь записывают докторов наук до 45 лет. По словам Орловой, в 2018 г. на поддержку молодых учёных ахнули 12, 7 млрд рублей. Но, даже если им удалось что-то исследовать и изобрести, внедрять мы толком не пытаемся.
Не менее важен фон, в котором развивается российская наука. Например, Роскомнадзору срочно потребовалось заблокировать мессенджер Telegram – ради этой великой государственной цели недоступными оказались почти 18 млн IP адресов. Совет Межрегионального общества научных работников (ОНР) по этому поводу обратился к премьер-министру Дмитрию Медведеву с жалобой: дескать, блокировка привела к коллапсу в работе научных учреждений вплоть до того, что даже заявки на гранты не подать. Медведев мог бы показать учёным, что их голос и проблемы что-то значат для власти, хотя бы погрозив Роскомнадзору пальцем. Но ничего подобного не произошло.
Жил-был в Краснодаре 26-летний учёный Дмитрий Лопатин. Он изобрёл гибкие солнечные фотоэлементы новой конструкции с использованием перовскита вместо кремния, которые эффективно работают даже на закате, в облачную погоду и в туман. При этом они в пять раз дешевле в производстве, чем обычные фотоэлементы. А его разработкой беспроводного зарядного устройства заинтересовались крупные производители сотовых телефонов. Выпускник аспирантуры кафедры радиофизики и нанотехнологий Кубанского госуниверситета является автором трёх патентов, полуфиналистом и соавтором Зворыкинской премии, победителем конкурсов «Энергетика будущего» и Russia Power. Казалось бы, вот кого надо показывать по ТВ в прайм-тайм в качестве примера для подражания.
Однако на телеэкраны Лопатин попал после того, как заказал по почте из Китая один литр растворителя гамма-бутиролактона, который, как позже выяснилось, является ещё и психотропным веществом. «Одно из веществ в составе солнечных элементов (иодид свинца) растворяется только в трёх растворителях, в том числе и в гамма-бутиролактоне, – объясняет Дмитрий. – Мы готовили «солнечные чернила» для принтера на основе других веществ, однако они нас не устраивали по вязкости и температурному режиму». Для прокуратуры всё это ехало-болело: она потребовала для Лопатина 11 лет лишения свободы. Видимо, для государства будет выгоднее, если цвет нации снова будет гонять тачку на лесоповале.
Что способно остановить прокурорскую прыть в подобной ситуации? Только грозный окрик с самого Олимпа: «Вы что там, совсем обалдели!» Но окрика не последовало, и прокуроры очень возмутились, когда суд дал Лопатину 3 года условно. Они бросились обжаловать приговор! Старший помощник прокурора Краснодарского края заявил: «Мы не согласны со снятием с Лопатина обвинений по контрабанде и назначением ему условного наказания. Безу- словно, мы принимали в расчёт, что подсудимый – молодой учёный, чьи изобретения вызывают интерес среди инвесторов». «Приняли в расчёт» – и всё равно решили посадить.
Тем не менее за последующие три года Лопатин так и не уехал из России. Он рассказывал в интервью, как одни только обвинения прокуратуры тут же лишили его всех наклёвывавшихся грантов. А вот Индия проявляет куда больший интерес к его исследованиям, чем Россия. Одной ногой Дмитрий уже за кордоном – на родине осталось 30–40% объёма его исследовательских работ.
Ваше место у реторты
Помимо негативного информационного фона молодых учёных гонит за границу отсутствие в России практики постдокторантуры. А их карьерный рост нынче неприлично сильно зависит от личности руководителя и статуса университета. По словам доцента кафедры высшей математики МФТИ Андроника Арутюнова, даже Мексика и Китай предоставляют молодым математикам более комфортные условия: зарплата выше, творческий отпуск дольше. А времени ждать у моря погоды нет: 90% учёных делают свои лучшие открытия, которые потом всю жизнь развивают, в возрасте от 25 до 35 лет.
Сотрудник РАН религиовед Алексей Зыгмонт говорит, что молодому учёному в России сейчас и места не найти: «Все ждут смерти старого профессора, чтобы освободилась ставка. Мешают и другие вещи: там, например, где формально есть конкурс, на самом деле дело решается благодаря личным связям. Если ты не «дружище», то ты можешь биться в конкурсе, но ничего не произойдёт». По словам декана факультета математики НИУ ВШЭ Владлена Тиморина, треть выпускников бакалавриата последних лет продолжила обучение за границей, в том числе в Гарварде и Принстоне, одна треть – на магистерской программе факультета, ещё одна – по другим специальностям. Получается, что на рынок труда из бакалавров не вышел никто.
Между тем государство деньги на науку тратит, но тренды от его имени формулируют лоббисты, интересы которых загадочны. Почему-то сохраняется «докрымский» тренд на привлечение исследователей из-за границы. Из 40 получателей правительственных мегагрантов размером до 150 млн рублей лишь 20 имеют гражданство России, а постоянно проживают в нашей стране лишь пятеро. Большинство победителей конкурса среди зарубежных учёных – граждане США и Германии.
Профессор математики Женевского университета Станислав Смирнов получил 95 млн рублей. В интервью он говорит, что это большие деньги даже по мировым стандартам, но раздавали их как-то хаотично: за месяц до окончания срока подачи заявок пошла реклама. На Западе большие конкурсы анонсируют за год-два, чтобы больше конкурсантов смогли представить заявки. А в России участники конкурса даже рецензий не получили, чтобы на будущее представлять себе приоритеты грантодателя. Как будто его главная цель – поскорее избавиться от ненужных государственных денег и снова начать экономить копейки.
И целого мира мало
Многие учёные винят в сегодняшнем положении дел реформу Российской академии наук (РАН), о которой «АН» многократно рассказывали. Но условия работы стали ухудшаться ещё в 2006–2009 гг., когда во многих НИИ выкосили до 30% ставок. Отразилось это прежде всего на вчерашних аспирантах. Задолго до падения нефтяных цен стало сокращаться количество жилищных сертификатов для молодых учёных, а служебные квартиры и вовсе исчезли. Многие возлагали надежды на грантовую систему, о внедрении которой с пафосом вещали тогда первые лица. Деньги пошли по линии Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), федеральных целевых программ, Минобрнауки, администрации президента. И кажется, все давальцы сговорились, что главное – не дать кому-то лишнего, чтобы их потом не дразнили лохами.
Крупнейший грант РФФИ несколько лет не превышал 400 тыс. рублей на группу исследователей в 5–10 человек. На эту сумму они должны работать год, отстегнув налоги в бюджет, коммуналку институту и закупив всё необходимое оборудование и реактивы. С момента заявки до оглашения проходит полгода. А деньги могут прийти ещё через 4–5 месяцев. Распространённая ситуация: деньги дошли в октябре, а потратить их нужно до Нового года. Бежать бегом в магазин за реактивами? Ничего подобного – закон требует объявлять тендер! Но даже если чудом успели это сделать, из-за грамотной работы нашей таможни импортный реактив может прийти ещё через полгода просроченным. Формы отчётов по некоторым грантам и сейчас достигают 500 страниц, да и сама заявка не намного меньше. Интересно, стал бы Иван Петрович Павлов нобелевским лауреатом, если бы имел дело с кремлёвскими благодетелями?
Наука с каждым годом становится наднациональной, где невозможно развиваться без сотрудничества с коллегами из других стран. Но руководство многих научных коллективов мыслит по принципу «абы чего не вышло» и сворчаивает международные контакты. Даже если они никак не связаны ни с военной тайной, ни с санкциями. Начальство хочет досидеть до пенсии, а молодому учёному надо до 35 лет реализовать какую-то из своих идей. Отсюда выбор: либо уезжать из страны, либо завязывать с наукой.
Системного учёта уезжающих за рубеж российских учёных стыдливо не ведётся. Но, по данным ректора МИРБИС, это могут быть 5–6 тысяч человек в год. Плюс столько же работающих в зарубежных университетах по контрактам.
Кстати, в мире нехватка учёных. Тридцать развитых стран испытывают дефицит в 300 тыс. исследователей, и в ближайшие годы эта цифра может удвоиться.