Версия для печати
Вернуться к списку

Как без науки жить-то такой стране, как Россия?»

– Завтра, 8 февраля, в России отмечается День науки. Как бы вы оценили состояние российской науки на фоне мирового уровня?

– Конечно, в ряде направлений мы очень сильно отстаем от зарубежной науки. Это в основном те направления, которые связаны с дорогостоящими экспериментами.

Правда, уже сейчас существует серьезная международная кооперация. Например, это Большой адронный коллайдер в CERN. Это коллективное детище, и РАН занимает там очень серьезные позиции, в этой кооперации.

В ряде направлений мы свои позиции, я считаю, не потеряли, работаем на международном уровне.

Например, традиционно для России это математика. Еще, хотя некоторые газеты посмеивались, это некоторые разделы науки о жизни, в которых тоже делаются первоклассные работы. Кроме того, это химия, науки о Земле. Даже в космосе мы умудряемся, не имея много научных запусков, получать научные результаты, кооперируясь с иностранными организациями. У нас хорошие связи с NASA, мы участвуем в нескольких проектах.

Я считаю, что наука в России начинает поднимать голову. Молодые люди пошли в науку.

А без этого как жить-то такой стране, как Россия?

– Как вы относитесь к созданию «Сколково»? Поможет ли это развитию науки в России? Как бы вы прокомментировали утверждение, популярное в Новосибирске: «Зачем нам Сколково, если есть Академгородок»?

– Идея строительства таких центров, как «Сколково», – это прекрасная идея. Но одно «Сколково» не решит проблему. У нас есть масса площадок с хорошей наукой, с развитой инфраструктурой, где тоже нужно было бы развивать и создавать подобные организации. Кстати, полтора года назад, еще до того, как было объявлено о строительстве «Сколково», я говорил об этом президенту Дмитрию Медведеву, и он с пониманием отнесся к этому. Я считаю, что у нас в Новосибирске, в Академгородке, очень большая степень готовности организовать такое же дело, как в Сколково.

Вы упомянули про активное международное сотрудничество ученых Академии наук. Год назад в интервью «Газете.Ru» вы сказали фразу: «Почему мы, российские наши люди, должны учить английский язык, чтобы читать работы на английском языке, а там – нет?», из которой можно было сделать вывод, что вы не считаете обязательным знание английского языка российскими учеными. Можете подробнее раскрыть свою точку зрения на эту тему?

– Тут, конечно, все переиначили. Я имел в виду следующее: я говорил о русскоязычных научных изданиях. У нас есть прекрасные, высочайшего класса русскоязычные издания. И некоторые из них стали увядать благодаря тому, что каждый старается публиковать статью в английском издании. Потому что когда составляется индекс цитирования и прочее, то обрабатываются в основном журналы английские, как вы понимаете, а русские – нет.

Это неправильно. И я сказал, что, конечно, мы должны печатать работы и в своих журналах тоже.

И иностранцы иногда не стесняются печатать в наших журналах. Есть выдающиеся журналы в области математики на русском языке, и что же, мы должны закрыть их на замочек? Мы должны не развивать культуру издания отечественных научных журналов на русском языке и печататься на английском? Я же не отрицаю, что английский язык, так уж сложилось, это международный язык. Я совсем не говорил о том, что не надо английский изучать. Я говорил, что на русском надо печатать.

***

Этой беседе корреспондента «Газеты.Ru» с Юрием Осиповым предшествовал брифинг, на котором были объявлены имена лауреатов премии президента Российской Федерации в области науки и инноваций для молодых ученых. В ходе брифинга президент РАН ответил журналистам на несколько вопросов, связанных с премией.

– Каковы критерии оценки при рассмотрении работ, претендующих на получение президентской премии для молодых ученых?

– К нам приходят работы. Их смотрят сначала те члены совета при президенте по науке, технологиям и образованию, которые являются специалистами в той или иной области. Потом каждая работа идет на экспертизу двум независимым экспертам. Если оба дают положительный отзыв, то работа идет дальше и рассматривается более тщательно. Если один дает положительную оценку, а другой – отрицательную, то работа направляется третьему эксперту, и если он даст положительную оценку, то работа также пойдет дальше. Потом идут многочисленные бесконечные заседания в разных конфигурациях. Главная «тяжесть» лежит на президиуме совета. Мы много раз собираемся и возвращаемся к тем или иным кандидатурам, но уже по существу, понимая вклад их в науку, сравнивая с другими работами.

Если, к примеру, есть две хорошие инновационные работы, которые вносят весомый вклад в науку, и одна из них связана с модернизацией, которая объявлена в стране, то, естественно, мы должны поддержать эту работу.

Это же правильно. Вот так вот, такие критерии. Для меня важно, что математик, посмотрев эту работу, скажет: «Да, эта работа хорошая». Вот какие есть критерии, кроме формальных, бесконечных. Так и должно быть в науке.

– Какова обычно дальнейшая судьба лауреатов президентской премии?

– Многие из них продолжают работать обычным образом. Сейчас молодежь, в частности, пошла в Академию наук. У нас сейчас образован совет молодых ученых, и с его представителями просто приятно иметь дело. Молодые ребята очень остро воспринимают академическую жизнь и вносят дельные предложения. Конечно, мы стараемся их как-то поддержать. Но и государство в определенной степени их как-то поддержало. Зарплата в академии чуть повыше стала. Еще по поручению президента выделена тысяча ставок для молодых ученых и принято решение о строительстве для них жилья. Мы уже 150 квартир получили, причем не в Москве, а в более отдаленных регионах, где жизнь, скажем так, более трудная для ребят. Сейчас мы эти квартиры распределяем. Вообще программа Медведева – 5000 квартир для молодых ученых. Кому-то квартиры будут отданы по соцнайму, если человек имеет право на соцнайм. Но мы хотели бы так, чтобы какое-то время квартиры оставались служебными, а если потом ученый закрепился и активно работает, то квартира ему будет отдана. Мне кажется, это разумное решение. Но вообще в работе с молодыми учеными со стороны государства произошли сдвиги.

– Можно ли сказать, что за те три года, что существует президентская премия молодым ученым, направления исследований как-то изменились?

– Мы смотрим только по качеству работ. Мы в позапрошлом году тоже присудили премию по астрофизике, и в этом году Дмитрий Горбунов получил ее по астрофизике. Обе работы были очень высокого класса. Заранее мы не говорим, по каким направлениям будут давать премии.

Но, разумеется, если будут две равноценные работы, одна, например, по математике, а другая, допустим, по истории, и если мы видим, что эти работы равноценны с точки зрения экспертов и сообщества, которое принимает эта работы, но в прошлом году мы премировали математика, то в этом году мы постараемся поддержать историка.

В целом же было много работ по химии, биологии и физике, вообще, как я бы сказал, по «наукам о жизни» было много работ. Есть замечательные работы в области медицины. К сожалению, гуманитариям премий для молодых ученых мы пока не присудили, хотя это очень важное направление развития общества.

– А были заявки по гуманитарным наукам?

– Подачи были. Не скажу, что они были низкого класса, это некорректно. Но предпочтения были отданы тем работам, в которые, как нам представлялось, было вложено больше труда и которые являются более фундаментальными.

Мы очень обеспокоены, потому что нам нужно присуждать премии историкам и литератором, и языковедам, и социологам. Гуманитарное направление должно быть одно из приоритетных в науке.

Еще президенту РАН был задан общий вопрос, касающийся проблемы омоложения кадров: как он относится к мнению, что у чиновников должен быть возрастной ценз, применительно к Академии наук.

На это Осипов ответил, что это «правильная постановка вопроса», но, по его мнению, такие вещи должны в первую очередь касаться чиновников, а не людей, которые работают в науке.

– Какова обычно дальнейшая судьба лауреатов президентской премии?

– Многие из них продолжают работать обычным образом. Сейчас молодежь, в частности, пошла в Академию наук. У нас сейчас образован совет молодых ученых, и с его представителями просто приятно иметь дело. Молодые ребята очень остро воспринимают академическую жизнь и вносят дельные предложения. Конечно, мы стараемся их как-то поддержать. Но и государство в определенной степени их как-то поддержало. Зарплата в академии чуть повыше стала. Еще по поручению президента выделена тысяча ставок для молодых ученых и принято решение о строительстве для них жилья. Мы уже 150 квартир получили, причем не в Москве, а в более отдаленных регионах, где жизнь, скажем так, более трудная для ребят. Сейчас мы эти квартиры распределяем. Вообще программа Медведева – 5000 квартир для молодых ученых. Кому-то квартиры будут отданы по соцнайму, если человек имеет право на соцнайм. Но мы хотели бы так, чтобы какое-то время квартиры оставались служебными, а если потом ученый закрепился и активно работает, то квартира ему будет отдана. Мне кажется, это разумное решение. Но вообще в работе с молодыми учеными со стороны государства произошли сдвиги.

– Можно ли сказать, что за те три года, что существует президентская премия молодым ученым, направления исследований как-то изменились?

– Мы смотрим только по качеству работ. Мы в позапрошлом году тоже присудили премию по астрофизике, и в этом году Дмитрий Горбунов получил ее по астрофизике. Обе работы были очень высокого класса. Заранее мы не говорим, по каким направлениям будут давать премии.

Но, разумеется, если будут две равноценные работы, одна, например, по математике, а другая, допустим, по истории, и если мы видим, что эти работы равноценны с точки зрения экспертов и сообщества, которое принимает эта работы, но в прошлом году мы премировали математика, то в этом году мы постараемся поддержать историка.

В целом же было много работ по химии, биологии и физике, вообще, как я бы сказал, по «наукам о жизни» было много работ. Есть замечательные работы в области медицины. К сожалению, гуманитариям премий для молодых ученых мы пока не присудили, хотя это очень важное направление развития общества.

– А были заявки по гуманитарным наукам?

– Подачи были. Не скажу, что они были низкого класса, это некорректно. Но предпочтения были отданы тем работам, в которые, как нам представлялось, было вложено больше труда и которые являются более фундаментальными.

Мы очень обеспокоены, потому что нам нужно присуждать премии историкам и литератором, и языковедам, и социологам. Гуманитарное направление должно быть одно из приоритетных в науке.

Еще президенту РАН был задан общий вопрос, касающийся проблемы омоложения кадров: как он относится к мнению, что у чиновников должен быть возрастной ценз, применительно к Академии наук.

На это Осипов ответил, что это «правильная постановка вопроса», но, по его мнению, такие вещи должны в первую очередь касаться чиновников, а не людей, которые работают в науке.

«Все знают такую фигуру, как Дмитрий Сергеевич Лихачев. Слава богу, он прожил много лет и возглавлял многие направления в науке. И что, в 70 лет его надо было освободить от этой деятельности? Если человек выполняет чисто административную работу, то тогда, наверное, это имеет смысл. Наука – это очень специфическая область деятельности. Гуманитарии часто достигают своего расцвета в очень зрелом возрасте. А, к примеру, математики, в основном делают свою карьеру достаточно рано», – сказал президент РАН.

Еще один вопрос касался документов, опубликованных Wikileaks, в которых раскрывается взгляд американцев на противостояние директора Курчатовского института Михаила Ковальчука и руководства Академии наук. На просьбу сказать свое мнение относительно этих материалов Юрий Осипов ответил: «Я не читаю Wikileaks. Спасибо, что сказали: я обязательно почитаю».