http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=bdd3d7a6-8679-4860-94fd-ada64ffe0f5d&print=1© 2024 Российская академия наук
Об изменении правил бюджетного распределения денег между научными организациями спорили на прошлой неделе в Государственной думе. В ходе организованных комитетом по науке и наукоёмким технологиям слушаний была предпринята очередная попытка оценить «результативность научных организаций как субъектов инновационной деятельности».
Александр Хлунов: «В 2008 году на гражданские исследования было выделено 130 миллиардов рублей, однако эффективность этих вложений оставляет желать лучшего»
Владимир Бабкин: «В 2007 году США выделили на науку 256 миллиардов долларов, то есть в 100 раз больше, чем РФ. Европейские расходы на науку превышают наши в десятки раз» Обычно все дискуссии об эффективности, а точнее неэффективности, российской науки сводятся к поиску виноватых в том, что производимое в стенах отечественных институтов «новое знание» по мировым меркам оценивается либо как «старое», либо как «бесполезное», и поэтому фактически не трансформируемое в рыночные продукты. Учёные при этом справедливо разоблачают государство: внимание к науке и, соответственно, расходы на неё после распада СССР резко снизились. А представители государства не менее обоснованно пеняют на отсутствие результативности учёных в период, когда поддержка сектора исследований и разработок уже существенно повысилась. По такому незамысловатому сценарию развивались и последние парламентские слушания, посвящённые оценке эффективности научных организаций.
«Бюджетные расходы на науку увеличиваются на протяжении уже довольно длительного времени: в 2008 году на гражданские исследования было выделено 130 миллиардов рублей (примерно шесть миллиардов долларов. — прим. автора), однако эффективность использования этих средств оставляет желать лучшего, — обозначил позицию государства замминистра образования и науки Александр Хлунов. — На сегодняшний день результативность российской науки крайне низка: по количеству публикаций в международных научных изданиях мы находимся на 14-ом месте, по индексу цитирования — на 17-ом; экспортируем в сто раз меньше высокотехнологичной продукции, чем США, и в десять раз меньше, чем Австрия. При этом наблюдается тенденция к снижению показателей».
В противовес тезису замминистра, околонаучные аналитики приводили другие аналогии с зарубежной практикой, красноречиво подтверждающие гораздо большую, чем демонстрирует российское государство, заботу ведущих экономических стран о науке. «В 2007 году США выделили на науку 256 миллиардов долларов, то есть в 100 раз больше, чем РФ, — напомнил помощник депутата Госдумы Жореса Алфёрова Владимир Бабкин. — Европейские расходы на науку превышают наши в десятки раз».
Член профсоюза работников РАН Гранит Сёмин под аплодисменты зала потребовал признать неудовлетворительной работу профильного министерства и повысить финансирование науки до четырёх процентов от ВВП страны либо до четырёх процентов от всей расходной части федерального бюджета (видимо, в Академии ещё не успели определиться, какой из вариантов расчёта будет выгоднее в кризисный год, ведь на снижение идёт и ВВП — в разы, и бюджетные расходы — пока на четверть от планируемого).
Спор консервативно настроенной академической среды и сторонников активных преобразований длился довольно долго, но, вопреки старой русской пословице, истина в нём не родилась. Более того, создавалось ощущение, что стороны к этому и не стремились, а участвовали в прениях по инерции, поддерживая некую негласную традицию противостояния.
Институты поделят на три категории
Главным вопросом повестки дня слушаний была разработанная Высшей школой экономики по заказу Минобрнауки методика оценки эффективности научных организаций, согласно которой все организации предполагается разделить на три категории: передовиков, середняков и отстающих. «К первым будут отнесены признанные лидеры отрасли в стране, либо организации, отдельные показатели которых соответствуют мировому уровню при не менее чем средних значениях прочих показателей оценки результативности, — пояснил Александр Хлунов. — Во вторую категорию попадут те, чьи показатели находятся на среднем уровне относительно имеющих сходные цели или работающих в похожих организационных и финансовых условиях научных организаций. В третью категорию войдут институты, располагающие кадровыми, материально-техническими и иными ресурсами для осуществления профильных видов деятельности, но не показывающие значимых научных результатов и не являющиеся при этом уникальными в соответствующей отрасли; а также те, кто не располагает кадровыми, материально-техническими и иными ресурсами для осуществления профильных видов деятельности».
Минобрнауки намерено создать универсальный и при этом гибкий инструментарий для оценки результативности организаций науки. Методику будут совершенствовать на практике, подгоняя её под разные по структуре, направлениям деятельности, численности сотрудников и объёму финансирования институты Валерий Черешнев: «Очень важно, что вес критериев будет разным при оценивании организаций академической, отраслевой, вузовской науки и отдельно — государственных научных центров»
Георгий Георгиев: «По предложенной методике невозможно отследить состояние науки в крупных институтах. Слабые подразделения будут прятаться за спиной сильных. В итоге потеряется сам смысл ранжирования» Основными критериями оценки эффективности научных организаций признаны количество публикаций в рецензируемых научных изданиях, суммарный индекс цитирования учёных, число зарегистрированных патентов, доля молодых научных сотрудников, состояние материальной базы. По словам председателя комитета по науке и наукоёмким технологиям Госдумы Валерия Черешнева, очень важным является то, что вес критериев будет разным при оценивании организаций академической, отраслевой, вузовской науки и отдельно — государственных научных центров.
Замерять эффективность институтов планируется раз в пять лет. По результатам оценки ресурсы господдержки перераспределят в пользу наиболее сильных: для организаций первой категории разработают подкреплённые финансированием программы по развитию их лидерства, для второй — программы улучшения деятельности, для третьей — предложения по реорганизации или ликвидации, а в отдельных случаях по замене руководителя в соответствии с трудовым законодательством.
Методику — на доработку
Но хорошую идею ещё нужно достойно реализовать. Пока научное сообщество не полностью доверяет предложенной Министерством образования и науки методике оценки, опасаясь, что на практике при всей своей внешней простоте и прозрачности она окажется чем-то вроде кривого зеркала, искажающего, порой до безобразия, реальное положение вещей. «По ней фактически невозможно будет отследить состояние науки в крупных институтах, где лаборатории существенно отличаются по качеству, — такую точку зрения высказал в интервью журналисту STRF.ru научный руководитель Института биологии гена РАН, академик Георгий Георгиев. — Слабые подразделения будут прятаться за спиной сильных; в итоге может получиться так, что несколько действительно успешных групп выведут в лидеры посредственный институт, который затем получит дополнительное финансирование и размажет его тонким слоем и на сильные, и на слабые группы. Потеряется сам смысл ранжирования».
Кроме того, уже имеющаяся практика применения разных методик формализованного оценивания научных результатов показывает, что в отдельных случаях при сложении главных объективных показателей — количества публикаций в ведущих научных журналах и индекса цитирования — получаются просто нелепые результаты. Противники подобных замеров любят приводить пример признанного гения математики, лауреата Филдсовской премии Григория Перельмана, у которого при подсчёте оказался очень низкий ПРНД — формульный показатель результативности. Можно вспомнить предпринятую пять лет назад старшим научным сотрудником Института ядерных исследований РАН (Троицк) Борисом Штерном попытку измерить суммарный индекс цитирования учёных разных организаций, что привело как к закономерным, так и к весьма неожиданным выводам. Например, показатели всегда считавшихся сильными в экспертной среде Института теоретической физики им. Ландау РАН и Математического института им. Стеклова РАН оказались невелики; а «индексы» Института ядерных исследований РАН, Института ядерной физики им. Будкера СО РАН вообще не поддавались объективному исчислению, поскольку большинство статей с адресом этих организаций публиковались в виде «братских могил» на сотни соавторов.
Увы, к единому мнению по критериям оценки эффективности организаций науки эксперты не пришли и на прошедших парламентских слушаниях, где было высказано довольно много предложений общего характера — например, о необходимости учитывать «стремление института избавиться от старых догм» или «признание деятельности института на региональном уровне», — которые выглядели совсем уж беспомощно в практическом применении. Но, похоже, желающих сказать своё веское критическое слово это не особо волновало.
Впрочем, все описанные выше нюансы свидетельствуют отнюдь не против ранжирования институтов (та же внутренняя комплексная проверка институтов РАН проходит раз в пять лет и опирается на вполне разумные критерии), а, скорее, за доработку существующей методики с учётом её возможных искажений на практике, а также за максимально аккуратную трактовку результатов оценки. К тому же участники слушаний в кулуарах намекали, что им больше не нравятся не сами критерии и разработанная на их основе методика оценивания, а то, что к этому процессу не привлекли директоров институтов, отдав всё на откуп аналитикам из Высшей школы экономики. Но это, как говорится, дело вкуса, так как по существу придраться к методике довольно трудно.
В Минобрнауки в свою очередь заверили, что пытались создать универсальный и максимально гибкий алгоритм оценки результативности научных организаций. По словам Александра Хлунова, методику будут совершенствовать уже на практике, подгоняя её под разные по структуре, направлениям деятельности, численности сотрудников и объёму финансирования институты.
Участники слушаний в кулуарах намекали, что им больше не нравятся не сами критерии и разработанная на их основе методика оценивания, а то, что к этому процессу не привлекли директоров институтов, отдав всё на откуп аналитикам из Высшей школы экономики
Кризис в отношениях
Время старта очередного эксперимента по оптимизации расходов на науку пока точно не определено, но, вероятно, реформа начнётся уже в ближайшие месяцы. К этому подталкивает не только стремление власти оживить вялотекущие исследовательские процессы в стране, но и финансовый кризис, вылившийся в дефицит федерального бюджета, который, в свою очередь, угрожает сокращением уже принятых статей расходов. «По некоторым расходам Минфин уже дал лимит — реализовывать не более 85 процентов от бюджетных обязательств, — признал председатель президиума Уральского отделения РАН академик Валерий Чарушин в одном из интервью STRF.ru. — Экономить придётся на приобретении оборудования, ремонтных работах и прочих статьях».
Однако, несмотря на то, что объективные экономические условия не позволяют занимать выжидательную позицию, процесс межведомственного согласования реформы, как говорят эксперты «не для записи», проходит довольно сложно. Предположительно, причина противодействия заключается в том, что решение о перераспределении ресурсов между научными организациями является непопулярным с политической точки зрения, так как повлечёт за собой прекращение финансирования целых институтов и рост напряжённости в учёной среде.
Исходя из этого социальный аспект реформы, возможно, ещё будут дорабатывать, по крайней мере, зарубежный опыт подсказывает именно такое развитие событий. Например, в Германии сразу после принятия решения о поддержке наиболее эффективных научных организаций была запущена специальная программа по трудоустройству уволенных из учреждений науки сотрудников в вузы. «Применение различных методов социальной поддержки в переходный период поможет избежать негативных эмоций по отношению к эвалюации, — считает ассистент директора Института методов неразрушающего тестирования общества им. Фраунгофера Дирк Хенн. — Люди начинают воспринимать оценку эффективности не как инструмент для увольнения, а как возможность дальнейшего карьерного роста».
Однако стоит оговориться, что в той же Германии реформирование научного сектора проходит без лишних политических спекуляций, при активном участии и поддержке представителей научной среды. В России же, как показали прошедшие парламентские слушания, учёные пока не готовы к конструктивному диалогу с властью. Это означает, что очередной этап перезагрузки науки будет непростым для всех сторон.