Версия для печати
Вернуться к списку

Когда государство и наука начнут понимать друг друга

Об авторе: Сергей Михайлович Стишов – академик РАН, лауреат Золотой медали Перси Бриджмена, присуждаемой Международной ассоциацией по развитию исследований при высоких давлениях (AIRAPT), Золотой медали П.Л. Капицы Российской академии наук.

Ученому нужно дать спокойно работать при некоторой гарантированной зарплате

В апреле Михаил Котюков был назначен и.о. губернатора Красноярского края. Да, это тот самый Михаил Котюков, который в свое время руководил ФАНО (Федеральное агентство научных организаций), а после ликвидации ФАНО в 2018 году недолго возглавлял вновь созданное Министерство науки и высшего образования РФ. Деятельность Котюкова была знаковой и определила совершенно новые правила взаимодействия науки и государства.

В этой связи, по-моему, важно хотя бы кратко вспомнить эволюцию отношения к науке в СССР и России в поствоенный и постперестроечный периоды.

После испытания советской атомной бомбы в 1949 году Сталин понял, что от науки есть существенная польза для Советского государства в его, сталинском, понимании. Наступил золотой век советской науки. Были увеличены зарплаты ученых и преподавателей, которые впоследствии несколько подрезал Хрущев. Исследовательские институты росли как грибы вместе с числом научных сотрудников. Академия наук создавала региональные научные центры (Новосибирск, Красноярск, Иркутск и пр.). Развивалась и ведомственная наука. Молодежь шла в науку в надежде внести свой вклад в ядерную физику, технику и космические исследования. Запуск первого спутника Земли, а затем и полет первого космонавта резко подняли авторитет советской науки. Запад стал интересоваться нашей наукой. Зарубежные ученые учили русский язык.

Академия наук СССР заключила ряд соглашений с западными странами о научном обмене. Стали доступны краткосрочные поездки на научные конференции. Отсутствие современных приборов и компьютеров частично компенсировалось оригинальной исследовательской тактикой и стратегией. Однако в ряде случаев можно было купить вполне современные приборы, сделанные в Финляндии, или же добиться выделения валюты для приобретения оборудования в других странах дальнего зарубежья. Нужно отметить крупное вливание денежных средств, включая валюту, в науку, произошедшее в конце 1980-х в связи с проблемой высокотемпературной сверхпроводимости.

Однако все это быстро кончилось, экономика СССР оказалась подорванной, условно говоря, строительством российских shuttles. Наступила перестройка, конец СССР, приватизация и проч., и проч. На науку у правительства Гайдара денег не было. В одно мгновение тысячи ученых оказались нищими. Институтские мастерские и конструкторские бюро опустели, кстати, они остаются практически пустыми и сейчас. Нечем стало платить за воду, свет и тепло. Началась странная эпоха взаимозачетов.

Малая часть ученых смогла поехать работать в зарубежные университеты и лаборатории. Многие зарубежные организации озаботились спасением научного потенциала России. Особое внимание уделялось предотвращению утечек критически важных ядерных технологий в руки восточных деспотий.

Но постепенно ситуация стала улучшаться. Был организован Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ). (Сегодня РФФИ фактически уничтожен в результате поглощения его сильно бюрократизированным Российским научным фондом, РНФ). Ученые смогли покупать кое-какое оборудование, ездить на конференции и немного пополнять свой личный бюджет. Ситуация в Российской академии наук постепенно улучшалась, хотя ее и пытались реформировать: то заставляли вводить молодежные квоты на выборах новых членов, то укрупнять отделения, то предлагали некий новый модельный устав...

Все же необходимо подчеркнуть, что нормального финансирования институтов РАН так и не удалось обеспечить. Денег едва хватало на поддержание инфраструктуры и скромную зарплату, из которой фактически отдельно выделялись средства на вознаграждение успешно работающих исследователей, исходя из персонального показателя результативности научной деятельности (ПРНД). Методика расчета этого показателя формулировалась в каждом институте по-разному. Однако в любом случае публикационная активность играла если не определяющую, то весьма существенную роль при определении ПРНД. Средства на оборудование и расходные материалы нужно было добывать из внешних источников.

Гром грянул в июне 2013 года. Правительство приняло решение о реформировании РАН. Это решение было утверждено всеми необходимыми инстанциями. В итоге все институты РАН, Академии медицинских наук и Российской академии сельскохозяйственных наук перешли под управление новой организации – ФАНО, руководителем которой назначался бывший заместитель министра финансов Михаил Котюков. Президиум РАН был отстранен от оперативного управления своими институтами. За академией оставили некий эвфемизм – научно-методическое руководство исследовательскими институтами.

Многие полагают, что основную роль в этом решении сыграл член-корреспондент РАН Михаил Ковальчук, нынешний президент Национального исследовательского центра «Курчатовский институт». Я не вполне согласен с этим мнением. Скорее всего здесь сыграло роль накопившееся раздражение высшей бюрократии относительно независимым Центром общественного мнения. Ситуация, возможно, близка к известному апокрифу. Якобы когда Сталина спросили, почему он подвергает репрессиям своих родственников, он сказал: «Знают много, болтают много».

Так или иначе, Михаил Котяков, будучи финансистом, не мог себе представить, как можно платить деньги ученому просто за то, что он размышляет, думает. В результате в ФАНО решили, что измерять работу ученых нужно количеством статей, ими написанных и опубликованных. Китайские показатели, характеризующие публикационную активность ученых, заворожили наших научных менеджеров. Они решили, что нам тоже надо пробиться в лигу много публикующих стран.

Однако, как оказалось, одного желания здесь мало. Нужно вкладывать деньги в научную инфраструктуру. Тем не менее в отчетности институтов перед высоким начальством количество статей играет центральную роль. Материальное вознаграждение ученых напрямую, через ПРНД, зависит от количества и качества публикаций. Под качеством здесь понимается impact factor соответствующего журнала, в котором опубликована статья.

На 4-й конференции научных работников в марте 2018 года я отмечал: «Нас хотят превратить в машины, производящие без устали и без перерывов никому не нужные статьи». Ничего хорошего от принятой ныне системы стимулирования научной работы ждать не приходится. Ученому нужно дать спокойно работать при некоторой гарантированной зарплате.

В итоге «советский» стиль научной работы, когда ученый имел возможность подумать и потратить драгоценное время на создание новой аппаратуры, новой техники, с тем чтобы в будущем получить новые результаты, безвозвратно исчез.