http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=baf461d5-f712-4916-981d-e9e3dfbaddbb&print=1
© 2024 Российская академия наук

Талант как осуществленность

26.04.2006

Источник: Литературная газета, А. Сильвестров

К 75-летию Н.Н. Скатова

Если задержать внимание на основном впечатлении, которое оставляют у сочувствующего наблюдателя общественные и творческие биографии наших современников старшего поколения, литераторов, ученых, деятелей культуры, то впечатление это определяется одной общей особенностью этой генерации - необыкновенной полнотой осуществленности. Те люди, которые переживали свою молодость полвека назад и для которых историческая «оттепель» вопреки скептицизму скептиков все-таки знаменовала собой начало творческой «весны», оказались наделены особыми - устремленными к достижениям - дарованиями. Может быть, и потому, что уже в юношескую пору их встречали особые задачи...

Хорошо известно, сколь далеко идущие перемены совершались в конце 1950-х и в 1960-е годы в поэзии и в прозе, в кино и в театре, в музыке, в живописи, в журналистике, в общественном и частном быту. Менее осознанны и менее описаны изменения, пережитые тогда - и несколько позднее, с характерной задержкой, - специальными областями творческой деятельности, прежде всего науками, и в особенности гуманитарными. Изменения же эти были не просто эволюционными; гуманитарные науки медленно, трудно, с противоречиями и отступлениями, но неуклонно переставали быть формой идеологической политики и возвращались к себе: философия хотела быть философией, история - историей, литературоведение становилось литературоведением, живым и конкретным знанием о неисчерпаемой по богатству и сложности сфере мысли, слова, культуры, жизни. Именно в этом движении общественного сознания следует видеть истоки научного творчества Н.Н. Скатова.

Ранние историко-литературные интересы ученого во многом определялись, что естественно, тематическими традициями литературоведения 1950-х годов с их уклоном в область демократического социального и эстетического мышления XIX века. Как будто бы к этому же источнику исследовательских мотивов восходило и проявившееся у Н.Н. Скатова несколько позднее, в середине 1960-х годов, тяготение к изучению демократической поэзии середины XIX века и творчества Н.А. Некрасова, увенчавшееся вскоре созданием первой книги «Поэты некрасовской школы» (1968). Эта научная тематика проистекала в творчестве исследователя, однако, и из другого русла - биографического.

Нельзя не упомянуть о том, что Н.Н. Скатов родился и вырос на Верхней Волге, в Костроме, в старинной, овеянной «царскими» легендами 1613 года севернорусской провинции. Кострома издавна обладала прочными связями с Петербургом, более тесными, чем с Москвой, и если Н.Н. Скатов соединил свою биографию с Ленинградом-Петербургом, то в этом сказался как раз костромской обычай, сложившийся еще в эпоху строительства Петербурга. Ощущая себя в Петербурге; не «питерцем», а «питерщиком» (в семантике этих слов XIX век знал большие различия: первый - коренной житель, а второй - «отхожий крестьянин на промыслы и работы в Петербурге», как поясняет Толковый словарь В.И. Даля), Н.Н. Скатов именно в Некрасове, пришедшем в Петербург из ярославско-костромских мест, увидел и поэтический прототип своей судьбы, и свою прирожденную творческую тему. «Мне представляется Некрасов совершенно правдивым существом, богато во все стороны раздавшеюся натурою, - писал в 1902 году В.В. Розанов в статье «25-летие кончины Некрасова», восхитившей, между прочим, А.П. Чехова, - оригинальною, сильною, до типичности великорусскою, до приурочения к известной губернии, до невозможности представить его уроженцем какой-нибудь другой губернии, кроме четырех смежных: Ярославской, Тверской, Костромской, Владимирской». Это сказано задолго до появления некрасовских работ Н.Н. Скатова, а прочитано современным читателем значительно позднее их публикации. Исследователь между тем как будто бы отозвался своим биографическим и творческим действием на уловленную розановским «проникновением» природу предмета, сопрягая ее в определенном смысле с природой собственного миросозерцания и опыта.

Некрасовские штудии Н.Н. Скатова, предпринятые в 1960-1970-е годы, имели своим результатом обширную серию историко-литературных статей, публикаций, издательских инициатив, а также помимо уже упомянутой первой книги монографию «Некрасов. Современники и продолжатели» (1-е изд. - 1973; 2-е изд. -1986). Труды эти приобрели в науке о Некрасове неоспоримое значение поворота, вполне ощутимое и сегодня. Некрасов был здесь не только освобожден из долговременного плена казенных, пустых, как высохшие мертвые пчелы, слов и даже не только избавлен от навязанной ему в немалой степени роли литературного аккомпаниатора политической истории, но предстал в своем основополагающем и первородном качестве - поэта. Особым смыслом был наделен в этих работах самый ракурс обозрения материала: некрасовское творчество рассматривалось ученым не в замкнутых границах суверенной персоналии, но в разомкнутых пространствах русской поэзии и XIX, и XX столетий. Н.Н. Скатов изучал большой контекст поэзии Некрасова, но одновременно с этим устанавливал истинное место Некрасова в русской культуре -место среди поэтов, что и знаменовало путь и движение к существу дела.

Не впервые в научной литературе Н.Н. Скатов сопоставил, например, такие разные явления русской лирической поэзии, как Некрасов и Тютчев. Вместе с тем лишь в его книге это сопоставление получило как насыщенность историко-литературными фактами и наблюдениями, так и содержательную широту: два поэта оказались сближены и как создатели послепушкинской поэтики русской лирики, и в разных преломлениях тематического спектра -и в лирике политической, и в лирике природы, и в лирике любви. Не лишено значения, что именно сравнительная характеристика Некрасова и Тютчева, «двух тайн русской поэзии», согласно критической формуле Д.С. Мережковского, позволила Н.Н. Скатову поставить особый вопрос о Некрасове как поэте любовно-психологических переживаний. Соизмеряя два хронологически близких и психологически схожих лирических цикла»- «денисьевский цикл»Тютчева и «панаевский» цикл Некрасова, подчеркивая, что «оба поэта оказались, каждый по-своему, подготовленными к созданию в интимной лирике не традиционно одного, а двух характеров, из которых женский оказывается чуть ли не главным», Н.Н. Скатов умел показать и своеобразие наблюдаемых поэтических явлений, и одновременно не вполне признававшуюся раньше, хотя несомненную причастность Некрасова к «вечным» темам и «священным» константам лирической поэзии.

В 1980-е годы Н.Н. Скатов написал, выпустил, подготовил как составитель уже целый ряд книг, посвященных разным именам и явлениям русской классической литературы, и стал одним из самых читаемых современных литературоведов. Две книги в этом ряду заключали в себе собрания его историко-литературных статей: «Далекое и близкое» (1981) и «Литературные очерки» (1985).

Статья - основная жанровая форма филологического творчества, более первичная и, следовательно, более «краеугольная», чем книга. Есть статьи, которые пишутся как фрагменты будущих книг или же, развиваясь в авторском сознании, перерастают в книги, и в этом, безусловно, являет себя законная и естественная динамика творческого процесса. Есть, однако, и такие статьи, которые создаются как исчерпывающая в своих пределах тема, завершенная и замкнутая интеллектуально-словесная целостность. Это лучшая разновидность статейного жанра, и к ней у Н.Н. Скатова относится довольно большая серия работ. Следует назвать некоторые из них, получившие уже в известной мере оттенок хрестоматийности: «Лучезарная точка в русских летописях... (О нравственно-эстетическом опыте декабризма)»; «Лирика Афанасия Фета. (Истоки, метод, эволюция)»; «Создатель народного театра. (А.Н. Островский)»; «Comme il faut русской критики (А.В. Дружинин)»; «Русский критик Николай Страхов»; «Эпопея народной жизни. («Кому на Руси жить хорошо»)»...

Говоря о сочинениях Н.Н. Скатова, принадлежащих к малой и средней формам, невозможно умолчать об открывающейся в них широте познаний и интересов ученого. Н.Н. Скатов - не исследователь двух-трех тем, как это нередко бывает в академической среде и даже у значительных ее представителей. В русской литературе XIX века отыщется не много сколько-нибудь выдающихся имен, и которые не вызывали бы у него познавательных побуждений и были бы оставлены им без критического отклика, а ведь ученый мог бы составить еще и сборник своих работ по поэзии XX столетия. Широта кругозора в данном случае находит известное объяснение в требованиях профессорского поприща, на котором Н.Н. Скатов трудился много лет и продолжает трудиться, но объяснение все-таки частичное. Более весомым фактором представляется тут осуществляющийся в нем профессионально-творческий тип, имеющий образцы в тех из больших филологов прошлого, которые владели не отдельными темами, но отраслями знаний, научными дисциплинами. Помимо этого, в самом филологическом методе Н.Н. Скатова, в характере его историко-литературных представлений заложено еще одно условие разносторонности - приверженность традициям классической критики, предметом же критики всегда являлся литературный процесс в совокупности его дифференциалов и интегралов.

Пристальное внимание к наследию русской критики, отменное его знание и разборчивое использование, представ качествами филологической обеспеченности творчества ученого, сделали его и своеобразным хранителем этого наследия, собирателем и публикатором трудов выдающихся русских критиков. Замыслам Н.Н. Скатова обязаны своим появлением на свет современные - и первые после прижизненных публикаций - издания литературно-критических сочинений А.В. Дружинина (1-е изд. - «Литературная критика», 1983; 2-е изд. -«Прекрасное и вечное», 1988) и Н.Н. Страхова («Литературная критика», 1-е изд. - 1984; 2-е изд. - 2000), сопровождавшиеся вступительными очерками, о которых мы уже упомянули в кратком перечне лучших статей автора. К школе классической критики и ее урокам восходит и еще одна особенность творческой индивидуальности Н.Н. Скатова - незаурядное словесное мастерство, дающее его работам такую литературную форму, которая делает их наряду с прочим явлением научного стиля.

Не секрет, что литературоведение сегодняшнего дня сталкивается с различными трудностями социально-культурного бытования, и одна из этих трудностей - читатель. Существуют (если существуют) достаточно туманные представления о том, кто и как читает литературоведческую печать, и есть подозрение, что у многих, быть может, слишком многих научных публикаций число читателей не оправдывает авторских усилий. Конечно, наука, и история литературы в частности, - не предмет интересов потребительского рынка и имеют существенную цель не в потребителе, а в установлении некоторых истин, установление же истины может и не нуждаться в свидетелях и служить видам провиденциальным. Это так, и тем не менее... Тем не менее этим обстоятельством легко злоупотребить: ссылки на полноту знания и необходимость служения истине нередко должны извинять невостребованность литературоведения обществом, отстраненность науки от живых запросов культуры и мысли. Одна из причин сужения читательской базы литературоведения - его небрежение стилистическими ценностями. Строгость научного стиля давно уже перепуталась со стилистической безликостью, и было бы заблуждением думать, что выяснение историко-культурных истин искупит этот недостаток науки, тем более такой особой, во многих отношениях граничащей с искусством, как литературоведение. Совсем не случайно новейшая французская историография, к примеру, усмотрела в проблеме литературной формы исторического исследования не факультативный эстетический фактор, но фактор выживания своей отрасли: если историография хочет жить, историограф должен писать, и не в одном механическом смысле слова.

Именно такого рода отступлением необходимо предварить взгляд на большие монографические книги Н.Н. Скатова, вышедшие в свет в 1980-1990-е годы, по отношению ко многим его предшествующим трудам интефационные, замкнувшие главные тематические линии его научных занятий и, кроме того, в наибольшей мере проявившие масштабы и своеобразие литературных, стилистических дарований автора. Речь идет о книгах «Кольцов» (1-е изд. -1983; 2-е изд. - 1989), «Некрасов» (1-е изд. - 1994; 2-е изд. - 2004), а также о пушкинской книге, первая редакция которой называлась «Русский гений» (1987), а вторая, значительно расширенная, получила и уточненное заглавие: «Пушкин. Русский гений» (1999). Тиражи этих книг вполне сопоставимы с тиражами художественных изданий, и свидетельствует этот математический факт лишь об одном: книги написаны пером живым, гибким, острым, разнообразным, не похожим на другие. Словесная ткань этих сочинений существует не в качестве «носителя информации», но как органическая форма, и потому чтение в данном случае не просто дает сведения, но превращается и в самостоятельную ценность как процесс, умственное и эстетическое переживание. Приходится постоянно обращать внимание на авторский строй фразы, ритмику абзацев, экспрессивность формулировок, не исключающую, впрочем, их филологической точности, на образы в заглавиях разделов, собирающие материал, вплоть до словесных «соринок», молекул устной речи, сообщающих авторскому стилю тон говорения, интонацию общения, и это немалой частью входит в состав читательского впечатления от книг.

Стилистические средства общения с читателем обыкновенно расцветают в литературе популярной, но мы сделаем ошибку, если причислим хорошо читаемые монографии Н.Н. Скатова к этой разновидности литературоведческой практики. Две из них -«Кольцов» и «Некрасов» - были написаны, впрочем, для популярной книжной серии «Жизнь замечательных людей» и в рамках этой серии впервые выпущены; книга «Пушкин. Русский гений» по своим жанрово-тематическим характеристикам также примыкает к традициям литературных жизнеописаний. В этих работах нет специализированного академизма, но нет и характерных для популярных изданий облегченности и упрощенности, и предмет здесь дан всерьез, без применений к читателю. Исследователь умеет видеть историко-культурные проблемы не в массовой их адаптации, но и не в отвлеченности академического подхода, - они начинают являть в его книгах свою общезначимость, равно относящуюся и к науке, и к интеллектуальному кругозору в более широком значении, к познавательным интересам различных групп образованного читательства.

От популярной литературы научно-биографи-ческие книги Н.Н. Скатова отделяются и за счет обширных экскурсов в области художественного творчества. Аккумулируя в себе опыт историка литературы, текстолога и составителя многочисленных изданий классики, комментатора, эти работы исследуют не автономные ряды «жизни и творчества», а взаимодействие и взаимовлияние биографии писателя и его творческого развития, ибо исходят из убеждения, согласно которому смысл изучения писателя коренится в необходимости понимания прежде всего созданных им художественных ценностей.

Книга о Пушкине, не случайно поздняя, последняя из написанных Н.Н. Скатовым до сегодняшнего дня, - нужно было долго готовиться и приближаться к постижению первоисточника и средоточия отечественной культуры, - освещена формулой-образом ее подзаголовка: «русский гений». И в этой связи еще раз приходится говорить о ее создателе как о представителе старых, домодернистских гуманитарных традиций. Русская литература для него - не «миф», без остатка погруженный в области воображения и фантазии, и не «текст», открывающий простор для рационалистических предположений и комбинаций, но в соответствии с классической русской метафизикой ХIХ века центральное явление национальной жизни, лучшее ее историческое, творческое и нравственное достояние.

Оглядываясь на пройденный замечательным литературоведом путь и почтительно взирая на его благородные седины, еще раз задумаемся об этом особом даровании осуществлять свое дарование... Автор четырехтомного собрания сочинений (2001), в состав которого вошли основные историко-литературные и публицистические работы, воспитатель нескольких поколений ученых-филологов, блестящий лектор, неутомимьш общественный деятель, прирожденный лидер, без малого два десятилетия руководивший Институтом русской литературы (Пушкинским Домом) Российской академии наук, личность незаурядного внутреннего масштаба и своеобразия, Н.Н. Скатов - поучительный пример не потенциальных, но явленных творческих сил, не мнимой, но сбывшейся осуществленности.