Версия для печати
Вернуться к списку

НАУКА ЗАРАБАТЫВАТЬ

«Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем» – это старая присказка ещё советских времён, но по сей день во многих научных учреждениях РАН она остаётся крайне злободневной. Вот данные о зарплатах, которые нам удалось раздобыть по московскому Институту общей и неорганической химии им. Н.С. Курнакова: от 11 тысяч у лаборанта до 32 тысяч у главного научного сотрудника, доктора наук… В самом дорогом мегаполисе страны для уважающего себя интеллектуала с высшим образованием – мягко говоря, не густо.

Конечно, есть ещё премии, поощрительные надбавки, участие в работе по грантам. Но молодёжь начинает с голого оклада, и именно с такого, а в иных научных центрах и с более скромного, причём довольствуется им не один год. Поэтому нет ничего удивительного, что, как, например, свидетельствует последний отчёт Санкт-Петербургского научного центра РАН, за весь 2013 год в академические учреждения северной столицы, где работают свыше 4600 научных сотрудников, поступили всего 52 молодых специалиста.

Между тем ещё два года назад Минобрнауки в рамках начинавшейся реформы РАН приняло решение о переводе учёной братии на контрактную форму оплаты труда. Ставилась задача: к 2018 году в системе Академии наук повысить зарплаты научным сотрудникам до 200 процентов к средней по региону.

При этом особенное внимание решено было уделить тем, кто трудится в РАМН (Российской академии медицинских наук) и РАСХН (Российской академии сельскохозяйственных наук). Как ни мизерны оклады в РАН, в этих двух академиях, которые теперь влились в большую Академию наук, зарплаты ещё в два – два с половиной раза меньше, а потому их планируется подтягивать до рановского уровня.

Но само собой, планировалось подкинуть денег учёным не за красивые глаза, а в соответствии с эффективностью их труда. В частности, с учётом таких показателей, как объём выполняемых работ, количество научных публикаций, цитируемость статей, занятость в учебном секторе и тому подобное. Схожий подход существует в Великобритании, Китае, США, Франции, Германии. Правда, там доля стимулирующих компонентов в оплате труда гораздо меньше – к примеру, у англичан это только 5 процентов, а у американцев – 10. Тогда как в России предполагается 20 с лишним процентов.

Против повышения зарплат никто в академии не возражал, а вот что касается условий, тут учёные сразу обвинили Минобрнауки и Минтруд в непонимании специфики труда российских учёных.

– Если мы говорим об учёном, который занимается конкретным проектом, и ему поставлена задача в такой-то срок добиться результата, – это одно, – объясняет профессор РАН Андрей Кулагин. – А когда речь идёт о специалисте фундаментального профиля, то перед ним определённых задач может и не стоять, он может заниматься определённой проблемой много лет.

Да, так оно и происходит в действительности. Фундаментальная наука сродни венчурному бизнесу – риски здесь огромны. Были даже такие учёные, которые за всю жизнь становились авторами всего одного открытия, и хорошо, если крупного, но из-за этого в кругу коллег никто не считал их бездельниками.

Пресловутый индекс цитируемости – тоже сомнительный показатель. Многие «доценты с кандидатами» уже не первый год надувают его друг дружке самым бессовестным образом – цитируют один другого к месту, а чаще не к месту. Я сам это видел на нескольких научных конференциях и могу себе представить, что иной учёный с широким кругом друзей способен заткнуть за пояс любого современного Эйнштейна.

– Требование к сотрудникам научных учреждений, формально занятым своей основной работой все восемь часов в день, ещё и заниматься преподавательской деятельностью представляется вообще незаконным, – сказал заместитель главы профсоюза РАН Вячеслав Вдовин.

К тому же немалое число учёных даже при всём желании не могут преподавать. Кто-то работает на удалённых от цивилизации телескопах, кто-то по полгода пропадает в геологических партиях или изучает вулканы – там на десятки, а то и тысячи километров вокруг нет ни вузов, ни даже школ.

Да и попытки установить зарплаты научным сотрудникам на уровне 200 процентов к средним показателям своего региона в иных случаях окажутся тщетными. Тот же Вячеслав Вдовин сослался на пример Специальной астрофизической обсерватории: она находится в Карачаево-Черкесии, где живут одни чабаны, которые берут всё натурой, а потому этот 200-процентный уровень научные сотрудники давно уже превзошли.

И всё-таки некоторые учёные уже теперь, без всяких увеличений зарплаты, живут вполне благополучно. А всё благодаря грантам. Сегодня в стране действует достаточно разветвлённая грантовская система: Совет по грантам президента РФ, Российский фонд фундаментальных исследований, Российский гуманитарный научный фонд, Российский научный фонд, Фонд перспективных исследований, федеральные целевые программы, а также 14 негосударственных фондов.

Государственные фонды богаче частных. Так, Фонд фундаментальных исследований, созданный в 1992 году для поддержки научных исследований по всем направлениям фундаментальной науки, в позапрошлом году имел свыше 8 миллиардов рублей, а Фонд перспективных исследований, появившийся в конце 2012 года для содействия научным исследованиям и разработкам в интересах обороны страны, с самого начала располагал 3 миллиардами.

Кстати, вопреки расхожему мнению, будто в Западной Европе и США главные грантодатели – частные фонды, это на самом деле не так. Как свидетельствует Дина Гусейнова, сотрудница Центра транснациональной истории департамента университетского колледжа (UCL) в Лондоне, и там основные гранты получают именно в государственных (национальных) ассоциациях. Да, эти ассоциации в наиболее экономически развитых странах, конечно, состоятельнее российских, но тут уж, как говорится, чем богаты, тем и рады.

Несмотря на частые жалобы по поводу того, что большинство отечественных грантов очень скромно, многие российские учёные и целые институты борются за них изо всех сил. Во-первых, чтобы получить ощутимую прибавку к зарплате, а во-вторых, потому, что в бюджетах академических научных учреждений деньги на науку вообще не предусмотрены: 90 процентов – фонд зарплаты, остальное – накладные расходы.

Однако если до сих пор фундаментальные исследования финансировались главным образом из бюджета через федеральные целевые программы, то в скором будущем, как ожидается, фундаментальная наука станет жить исключительно за счёт грантовской системы. Все средства федеральных программ перейдут в Российский научный фонд.

Ожидается, что это приведёт к более эффективному использованию государственных денег. Но как такая перемена отразится на доходах учёных – пока неизвестно.

…Собирая материалы для этой статьи, я убедился, что вопросы оплаты труда в РАН – это если и не закрытая, то уж наверняка полузакрытая тема. Во всяком случае, ни в отчётах всей Российской академии наук, ни в отчётах её Санкт-Петербургского научного центра о зарплатах вообще не говорится.

Один из моих давних знакомых, работающий в системе академии, объяснил этот факт просто:

– А что ты хочешь, чтобы они показали? Сколько получают директора НИИ – писать стыдно по одной причине, сколько получают рядовые сотрудники – прямо по противоположной. А давать средние показатели – бессмысленно, ведь это всё равно что «средняя температура по больнице».

А вот среднюю зарплату в академических научных центрах я всё же нашёл, причём в открытых источниках. Просто взял 40 миллиардов рублей, которые являются годовым фондом заработной платы во всех подведомственных Федеральному агентству научных организаций (ФАНО) институтах, и разделил на 52 тысячи 983 научных сотрудника, числящихся в сети организаций того же ФАНО. Получилось почти 755 тысяч рублей на каждую учёную душу в год, или без малого 63 тысячи в месяц.

Вроде бы сумма вполне приличная, хотя отражает лишь ту самую «среднюю температуру по больнице», поскольку в одну кучу сваливает и лаборанта с технологом, и директора с главным бухгалтером. Правда, как сказал мне Эдуард Колчинский, директор Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН, в большинстве научных центров академии разница в оплате между рядовым сотрудником и руководителем осталась той же, что была при советской власти, – 1:4. И всё же если у руководителей есть ещё надбавки, премии и возможные доли грантов, то у молодых начинающих учёных обычно ничего этого нет. А потому именно им в первую очередь необходимо довести зарплату до среднего уровня ведущих субъектов России. Если хотят получать ещё больше, тогда в силу должны вступать те самые условия, о которых говорилось выше, но разработанные с учётом реальной специфики труда учёных.

Отдельная проблема – зарплаты тех, кто не является учёным, но тоже трудится в РАН. Хорошо бы в ФАНО не забыли про лаборантов, техников, технологов, без которых мало-мальски эффективная научная работа попросту невозможна.

О каком резком повышении оплаты труда учёным может идти речь, когда в стране кризис – тот тут, то там не повышают, а, наоборот, понижают зарплаты, в том числе госслужащим?! Сомнения понятны. Однако говорить об улучшении материального положения учёных необходимо как раз сейчас. Потому что надо смотреть вперёд: именно наука – тот единственный локомотив, который способен не только вытянуть страну из кризиса, но и поставить её на путь уверенного развития.

Среднемесячная заработная плата (в тыс. руб.) молодых учёных Петербурга, работающих в системе РАН, вузовской и коммерческой науке:

2010 год – 23,3

2011 год – 26,1

2012 год – 33,9

2013 год – 35,8

прямая речь

Галина К., Институт химии силикатов им. И.В. Гребенщикова РАН:

– Мой оклад научного сотрудника – 16 700 рублей. За дополнительные обязанности выплачивают 7–10 тысяч. Иногда у наших сотрудников бывают премии от 5 до 15 тысяч рублей. Кандидатам наук выплачивают ежемесячную надбавку – 3 тысячи рублей, докторам наук – 7 тысяч.

Олег С., Ботанический институт им. В.Л. Комарова РАН:

– У нас оклад рядового научного сотрудника – 14 тысяч рублей плюс надбавки за научную степень. А далее размер зарплаты зависит от эффективности научной работы сотрудника. Насколько знаю, в ряде академических институтов Петербурга зарплата продуктивного научного сотрудника может быть в два раза выше оклада. Но для нашего института в данный момент это, к сожалению, не характерно.

Анна Т., Главная (Пулковская) астрономическая обсерватория РАН:

– Я младший научный сотрудник, кандидат наук. Мой оклад – 17 тысяч рублей плюс 3 тысячи за степень. За совмещение основных обязанностей с научной работой доплачивают до 70 процентов оклада. А ещё в конце прошлого года была премия – 25 тысяч. То есть получается в среднем 34 тысячи в месяц.