http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=ba49fde3-9006-4a83-b767-279585b59f8f&print=1© 2024 Российская академия наук
Алексей Маслов, известный китаевед, доктор исторических наук, исполняющий обязанности директора Института Дальнего Востока РАН, профессор факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ — о причинах успехов Китая в развитии высокотехнологических компаний
Наш журнал неоднократно обсуждал на своих страницах проблему развития высокотехнологического бизнеса в России и причины, по которым, несмотря на все усилия, казалось бы предпринимаемые государством, этот бизнес все еще не блещет успехами, сравнимыми с успехами китайских компаний, которые за последние тридцать лет стали транснациональными корпорациями, которые самые развитые экономики мира воспринимают как серьезную конкурентную угроза. С вопроса о причинах их успеха мы и начали нашу беседу с Алексеем Масловым.
— За последние десятилетия мы стали свидетелями того, как в Китае из каких-то мелких торговых компаний, как, например, HuaweiилиAlibaba, возникли гигантские высокотехнологические корпорации. Что стоит за этим? Удача или сознательная политика китайских властей?
— Во-первых, конечно, это государственная политика, которая проводится еще с начала 2000-х годов, а в 2010-е была конкретизирована в виде целого ряда решений, направленных на стимулирование создания и развития стартапов и «единорогов». Во-вторых, это результат высококачественной образовательной подготовки целого поколения молодых людей, которые обучались в крупнейших университетах сначала в Великобритании и США, например в Массачусетском технологическом институте, в Беркли, а потом уже в созданных аналогичных центрах подготовки на территории Китая. В результате качество рабочей силы в Китае серьезно повысилось. В-третьих, свою роль сыграла конъюнктура внешнего рынка.
Китай долгое время мог предлагать и до сих пор предлагает многие высокотехнологичные разработки, по качеству сопоставимые с американскими или японскими, но более дешевые. И конечно, Китай не жалел денег на создание новых лабораторий, новых стартапов и приглашал туда не только китайцев, но и иностранцев, которые получали возможность использовать самое современное оборудование, доступа к которому у них не было, или же они стояли в очереди на его использование в других странах. Китай не стыдился приглашать максимальное количество постдоков из крупных западных университетов. Он, как пылесос, выкачивал со всего мира и новые идеи, как удачные, так и неудачные, формируя свой пул новых изобретений. И потом все это канализировалось в три-четыре основные компании, которые стали монстрами рынка, конкурирующими между собой, но конкурирующими ровно настолько, чтобы не задавить друг друга.
Из известных это прежде всего, конечно, Alibaba, это Huawei с десятком подразделений и бизнесов, это ZTE Corporation, это Tencent и так далее. Самое главное, что где-то еще в начале 2000-х эта политика воплотилась в очень конкретную идею — вывести свои высокотехнологические компании на транснациональный уровень. И в этом был очень глубокий смысл. Это делалось не ради престижа, а потому, что было, в принципе, понятно: продукция этих компаний в какой-то момент обязательно должна перешагнуть границы Китая, иначе вложения не окупятся никогда. А для этого надо было действовать постепенно. И в этом плане Китай нашел особый ход — это максимальная диверсификация высокотехнологических компаний.
Возьмем, для примера, компанию Alibaba, которая начинала как вполне тривиальная электронная торговая площадка, без каких бы то ни было изобретений, и первоначально заметно проигрывала таким монстрам, как Amazon, как eBay, просто предлагала то же самое, только для китайского рынка. Но далее Alibaba сделала грамотно как минимум три вещи. Во-первых, максимально доступный менеджмент, чтобы любой человек, который приходит в эту компанию, в том числе, например, не имеющий технологического образования, мог сразу же включиться в работу. Во-вторых, Alibaba сразу же начала вкладывать заработанные на торговле деньги в развитие тогда еще сторонних высокотехнологичных бизнесов, которые постепенно начинали становиться основными. И в-третьих, не было бы ни Alibaba, ни Huawei, если бы не было поддержки государства. Конечно, они являются акционерными обществами и у них есть целый пул владельцев. Но при этом они получали, и до сих пор получают очень серьезную поддержку от государства. Сначала она была чисто финансовая, то есть дешевые кредиты, а сегодня, когда деньги им уже не нужны, они получают другое — максимальную поддержку в продвижении своих интересов при помощи государства на внешних рынках.
Хороший пример: вспомним, как китайское руководство бросилось на защиту Huawei, когда американцы начали наступать на руководство компании. В основе этого лежит общая стратегия, а их успех заключается в том, что в целом эта стратегия не менялась на протяжении последних двадцати лет. Да, тактический рисунок менялся, они все время перестраиваются, подстраиваются под меняющиеся условия, но стратегия оставалась одной и той же. То есть это стандартный китайский вариант действий: монотонно бить в одну и ту же точку. И в конце концов, естественно, они «пробили» мировой рынок и начали выходить повсеместно, сначала с той же самой продукцией, что и у других, но дешевле, а потом — с продукцией более качественной и технологически емкой.
И одновременно они сделали еще один шаг. Такие компании в определенный момент всегда сталкиваются с очень сложным выбором. Это выбор между тем, чтобы оставаться высококонкурентной, но дешевой компанией, грубо говоря, делать много продукции, но дешевой, или переместиться в верхний сектор, но тогда, возможно, уменьшить количество потенциальных потребителей и встать перед лицом конкуренции со стороны таких гигантов, как, например, Sony, как Mitsubishi Corporation и так далее. Это изменение стратегии еще связано с тем, что внутри Китая тоже возникала внутренняя конкуренция, когда небольшие, но агрессивные инновационные компании готовые работать за небольшую зарплату, начали создавать конкуренцию своим же китайским компаниям. Например, таковой стала компания Xiaomi, которая нам известна своими телефонами, но в реальности она выпускает самый широкий спектр продукции. Например, электрические велосипеды, продукцию для умного дома, медицинское диагностическое оборудование, причем весьма качественное. И Alibaba, Huawei и другие подобные компании сделали важный шаг: они переместились в верхний сектор, оставив средний сектор средним компаниям. То есть в Китае пошла вторая, а затем и третья волна технологического прорыва за счет мелких и средних компаний. И оказалось, что всем есть место под солнцем: не произошло монополизации рынка одной из этих компаний.
— Существует такая байка, что будто бы значительную роль в том, что Huawei так быстро развивалась, сыграло личное знакомство руководителя компании с Дэн Сяопином. Якобы он убедил Дэна в том, что надо поддерживать высокие технологии, и предложил свою компанию как основу для их развития. И хотя Huawei тогда была мелкой торговой компанией, Дэн Сяопин проникся идеей и поддержал компанию, по крайней мере на первом этапе.
— Я не знаю, справедлива ли эта байка, но могу сказать, что, в принципе, в Китае так не работают. Нам в России кажется, что в Китае, если бы Дэн Сяопин сказал: «Все, мы вам отдаем рынок, вы начинаете работать», — так и было бы. Так в Китае не бывает. На самом деле в Китае решения принимаются коллегиально и очень, очень тщательно продумываются. И ни Дэн Сяопин, ни сегодня Си Цзиньпин не являются, грубо говоря, «императорами», которые могут принимать единоличные решения. Если бы все было именно так, никакого технологического прорыва в Китае не случилось бы. Была бы просто коррупционная модель, которая бы никуда не «взлетела».
А я вам расскажу то, что произошло со мной. Это было, по-моему, в середине 1980-х годов. Я повстречался с двумя молодыми ребятами, тогда еще выпускниками китайских вузов, которые говорили, что в мире властвуют IBM и Dell, а мы можем делать как минимум не хуже и даже лучше, но нужны деньги, чтобы мы сделали дешевые и качественные компьютеры. Им нужно было тогда меньше 50 тысяч долларов на стартап. И предлагали присоединиться к ним, но, во-первых, у меня не было таких денег, а во-вторых, я счел, что это просто стандартный китайский обман. Но потом эти двое ребят вместе с командой сумели получить стартовый капитал почти в 25 тысяч долларов от Китайской академии наук, а потом еще несколько дешевых кредитов в Банке Китая. Они раскрутились, и сегодня это компания Lenovo, и я потом уже узнал этих ребят, вспомнил нашу беседу и, изучив историю компании, понял, что схема, которую они реализовали, была абсолютно реальна, но я со своим советским тогда еще мышлением не мог себе представить, что можно пойти в академию наук, в банк, взять кредит и безо всяких препон со стороны государства начать развиваться.
Главное, что там было сделано, — и в этом, может быть, один из китайских секретов, — что кредиты давали и дают сегодня даже стартапам на очень длительный срок. Многие кредиты могут даваться и на десять лет, и на пятнадцать лет, потому что в Китае понимают, что в технологиях нельзя сделать прорыв за один день или за один год. И нельзя сразу вернуть эти деньги. Конечно, государство контролирует, чтобы вы за эти пятнадцать лет не растратили деньги, как говорят в Китае, «на фейерверки». В Китае нет в чистом виде, как у нас, частно-государственного партнерства. То есть нет в чистом виде своего «Роснано», которое финансируется государством. Есть дешевый банковский кредит, и сегодня все китайские стартапы, связанные с высокими технологиями, освобождены от налогов на прибыль, вообще. Если ваш бизнес — это повторение уже готовых решений, взятых за рубежом, но производимых в Китае дешевле, вот вам 50 процентов скидки по налогам или вы можете открыть свой стартап в специальной экономической зоне, где вам предоставляется помещение и дается даже стартовый капитал — от миллиона юаней. Это, грубо говоря, на наши деньги 11 миллионов рублей на год. Это просто на то, чтобы нанять помощницу, купить оборудование и так далее.
То есть, в принципе, в высокие технологии вкладываются большие деньги. Сейчас очень сложно сказать, окупаются ли эти вложения. Но многие компании уже вышли на операционную прибыль. Но окупились ли они целиком — это большой вопрос. Я сейчас не говорю о Huawei или о Lenovo, это другая история.
Но самое главное, сейчас начинается уже третья волна, поддержка стартапов, которые сегодня за счет поощрительного налогообложения создают конкуренцию среднему уровню. В основном это связано с искусственным интеллектом: от распознавания лиц до распознавания речи. Или, например, система речевого электронного перевода. Или система распознавания китайской скорописи. Потому что ни один человек в Китае каллиграфически иероглифами не пишет, он пишет скорописью, для нас — просто каракулями. И распознавать это — непростая история.
Большие компании, например Apple, часто хотят скупить такие маленькие стартапы. Но в Китае такие покупки не всегда поощряются. Потому что китайские власти очень боятся монополизации рынка. И нередко государственные компании заключают договоры по технологиям для распознавания речи не с гигантами типа Huawei, а с небольшими компаниями. Во-первых, это дешевле, а во-вторых, они понимают, что небольшая компания будет делать все возможное, чтобы пробиться наверх, и будет за небольшие деньги предоставлять вам максимум услуг. То есть здесь как раз хорошо видно, что в Китае работает очень продуманная система стимулирования и демонополизации рынка.
— Как бы вы сформулировали основные пункты их политики? Вы в целом ее описали. А если по пунктам?
— Во-первых, это, конечно, максимальные услуги за минимальные или разумные деньги. Во-вторых, это постоянный поиск новых решений. Это очень хорошая информированность о технологиях конкурентов, как внутренних, китайских, так и зарубежных. Это максимальная покупка патентов сегодня. Кто-то говорит, что китайцы все воруют, — нет, они очень активно покупают патенты. Это «покупка» специалистов, в том числе зарубежных. Это приглашение молодежи, как китайской, так и зарубежной. Это постоянное переобучение персонала, практически при каждой относительно крупной компании работает свой университет. Это грамотное и поощрительное использование кредитной политики со стороны государства. Это агрессивный прорыв на внешние рынки. Это локализация своей продукции для внешних рынков: любой продукт сразу создается и на китайском, и на английском языке, чтобы он стал известен за рубежом. Многие продукты изначально ориентированы на внешние рынки. Далее, это очень быстрое использование новых тенденций. Например, быстрый переход на облачные технологии, быстрый переход на новые платформы. И образовательные, и коммуникативные. То есть это скорость принятия решений и прорыва. И наконец, хотя, это можно даже поставить на первое место, это понимание того, что государство поддерживает ваши идеи. То есть вы нужны государству. Психологически это очень важный момент.
— А как государство создает эту психологическую атмосферу? Нужна ведь какая-то демонстрация того, что оно заинтересовано. Может, партия играет какую-то роль?
— Есть несколько уровней работы. Высший уровень — это решения Политбюро ЦК КПК и вообще руководства Компартии, а также Госсовета КНР. Так же, как было в Советском Союзе: есть решения, которые обязательны к исполнению низовыми партийными органами. Например, решение о создании технопарков. И это решение обязательно к исполнению всеми уровнями китайской власти, от администраций до банков. Во-вторых, государство финансирует создание этих технопарков или специальных зон. Это значит, что государство строит определенную зону, где есть уже готовые помещения, как офисные, так и лабораторные, и, например, ангары для производства. Оно выделяет деньги на стартапы, и, если вы туда приходите и регистрируетесь как местный резидент, оно освобождает вас от налогов. То есть государство показывает, что быть технологическим стартапом — это хорошо. И это кругом прописывается, об этом всюду рассказывается. Это второй момент — «промоушен» самой идеи технологического стартапа.
Третий момент: государство выделяет повышенное число мест в университетах на программы, связанные с высокими технологиями. Часто это критикуют за то, что увеличение числа мест может проводиться за счет свертывания программ классического образования: по истории, по филологии, по литературе. Но факт остается фактом, востребованность классических программ ниже, а государство делает ставку именно на технологическое будущее. И поэтому именно на эти направления идут в основном поступать студенты. Четвертый момент: государство официально объявило, что финансирует приглашение зарубежных специалистов по высоким технологиям. Это государственная программа, и, соответственно, если ваша компания хочет пригласить такого специалиста, вы можете запросить у государства соответствующее фондирование.
— Вы сказали, что технологическим компаниям широко предоставляются дешевые кредиты. Но у нас постоянно говорят, что снизить стоимость кредитов нельзя, что это может привести к инфляции, к каким-то другим последствиям. А почему там не приводит? Казалось бы, море дешевых кредитов должно вызывать последствия типа инфляции или другие финансовые отрицательные эффекты.
— Потому что у них такая экономическая модель. Китай сейчас извлекает деньги в основном из активизации внутреннего рынка и из экспорта. Причем если раньше это был сначала экспорт, а уже потом внутренний рынок, то сейчас наоборот. Чтобы внутренний рынок заработал, нужно, чтобы люди получали как можно больше денег и больше их тратили. В отличие от России в Китае идет максимальное количественное стимулирование внутреннего рынка. Но как только Китай видит, что на счетах у граждан образовались слишком большие излишки, они перестают «забрасывать» деньги на внутренний рынок, создают целый ряд других, новых стимулов. Например, объявляют, скажем, пониженную ставку НДС, чтобы было выгоднее торговать. Или предоставляют дешевые кредиты бизнесу. То есть в Китае очень быстро реагируют на изменение ситуации, в отличие от России, где реагируют медленно.
Почему эта кредитная политика Китая сработала? Потому что исторически Китай создал гигантскую конкуренцию на всех уровнях между гражданами и бизнесами. Например, в России вы вряд ли на свои десять тысяч долларов создадите стартап, который «взлетит». Потому что вам на это обязательно нужно много денег. И вам нужна особая налоговая политика, каким бы вы гением ни были. А в Китае, если ваш стартап интересен, вам будут выделены деньги от местного технопарка на долгий срок, и вы можете прорваться. Но поскольку на прорыв идут одновременно тысячи и десятки тысяч таких компаний, то люди понимают, что нужно торопиться предлагать новые технологии. И в этом как раз и заключается секрет того, что делают в Китае: огромная конкуренция на всех уровнях за счет предоставления дешевых кредитов и преференциального налогообложения.
— То есть дешевый кредит играет роль стимулирования конкуренции?
— Да, конечно. Поэтому идет такая конкуренция не за счет близости к власти, а за счет своих мозгов. Кстати, сами китайцы не всегда понимают, что это действительно специально продуманная система, которую разработали суперпрофессионалы. И она очень простая: в Китае на уровне малых и средних предприятий идет огромная конкуренция. И она абсолютно свободная. Для иностранцев это плохо, потому что сейчас, особенно с 2019 года, любые иностранные предприятия приравнены к китайским. Это значит, что вы окажетесь в той же самой конкурентной среде, что и любой китаец. И ни в чем вас ограничивать не надо, потому что вы просто не обладаете таким пониманием рынка, такими логистическими связями, как китайцы. И скорее всего вы проиграете, если, конечно, не возьмете, например, опытного консультанта. А вот верхний уровень, уровень крупного бизнеса, очень жестко контролируется государством. Это то, что составляет структуру доходной части китайской экономики. То есть у государства разные механизмы взаимодействия с разными уровнями бизнеса.
— В России тоже разрабатываются разного рода программы поддержки малого и среднего бизнеса, может быть, не такие эффективные как в Китае, но выяснилось, что из этой поддержки выпадает целый класс компаний, которые уже выше установленной планки для среднего уровня, но не стали крупными корпорациями. В мире тоже обратили внимание на такие компании, их там по-разному называют: скрытые чемпионы, национальные чемпионы… И вот сейчас в России предпринимаются попытки добиться поддержки таких компаний, которые оказались в такой нише, о которой государство не думает. Вот вы рассказали о поддержке в Китае малого и среднего бизнеса и крупных компаний. А такой промежуточный слой как-то обслуживается дополнительно государственными программами?
— Это просто вообще разные программы. Средняя компания, которая уже стоит на ногах, но которой нужна помощь, не может претендовать, например, на стартаповские инвестиции со стороны государства. Но она при этом может претендовать на освобождение от налогов и на особый режим реализации своей продукции, на освобождение от НДС, но внутри Китая.
Еще есть понятия «малое технологическое предприятие» и «среднее технологическое предприятие». Они рассчитываются не только по количеству людей, которое там работают. Если, например, для малых предприятий достаточно молодых парней с дипломами бакалавров или магистров, то для средних предприятий, чтобы они подпадали под целый ряд мер поддержки, выставляется требование уже собрать команду из докторов наук, например. И таких тонкостей бесконечное количество.
То есть можно сказать, что китайская политика поддержки высокотехнологических компаний в той или иной степени распространяется на все виды их компаний, но по-разному — она сильно диверсифицирована.
Если мы сейчас говорим о технологических компаниях, то в период эпидемии COVID-19 их даже спасать не надо было — они, наоборот, взлетели моментально. Потому что большинство этих компаний занимаются теми технологиями, который в той или иной мере сейчас оказались востребованными. Они начали расширять свои платформы и предлагать самые неожиданные услуги. Например, это платформа общения пожилых людей, тех, которые заперты на карантине. И эта идея взлетела моментально. Тем более что такие компании сегодня не облагаются вообще налогом. В целом же малый и средний бизнес Китая с начала 2019 года не облагается налогами. Они должны декларировать свои доходы, но налогом не облагаются. А те компании, которые целиком ушли на карантин, в онлайн, смогли не платить и НДС.
Многие компании начали заниматься доставкой продуктов. Раньше это были две-три крупных компании — доставка продуктов по регионам. Многие такие компании принадлежат Alibaba. Самая известная называется Ele.me, дословно — «проголодался». Конечно, это суперкомпания. Но, например, доставкой из магазинчика у вас под окном начали заниматься мелкие компании, которые создали свои небольшие приложения. Множество маленьких компаний вышли в онлайн и стали предоставлять платформы для домашнего образования, например для изучения иностранных языков. Другие компании предложили новые платформы для получения новой профессии. Они обращались в официальные университеты и говорили: давайте мы выведем ваши программы в течение двух-трех дней в онлайн, сделаем систему тестирования, и люди, которые сейчас сидят на карантине, смогут получить профессию в конце концов. И дело пошло.
— Но это, скорее, IT компании. А вот компании, которые «железо» выпускают, они как? Они же вынуждены были прекратить производство, по крайней мере в ряде регионов. Как их поддерживают?
— Если это государственная компания – всем выплачивается зарплата. Если это компании в особо пострадавших регионах, например в провинции Хубэй, то там еще идет и доплата за работу в опасном регионе. А во-вторых, этим компаниям разрешено получать кредиты на особых условиях и на особо долгий период. Формально они не называют их беспроцентными, но в реальности проценты по этим кредитам выплачивает государство.