Версия для печати
Вернуться к списку

День науки и искусства, или почему Юрий Осипов не любит модернистов

«Мы специально так оделись, чтобы подчеркнуть, кто здесь представляет науку, а кто — искусство», — смеялся перед телекамерами Зураб Церетели

По негласной традиции праздник, объединяющий две государственные, когда-то имевшие общие корни академии, отмечают в Выставочном зале Архива РАН. Из главного академического хранилища извлекают всё самое ценное и удивительное — рукописи Ивана Мечникова и Льва Ландау, чертежи Константина Циолковского и Сергея Королёва, философские рисунки Владимира Вернадского, суровые полотна Андрея Васнецова, натюрморты Бориса Мессерера… Коктейль из научных «вещдоков» и воплощённых творческих фантазий. Публика, пришедшая на «угощение», не менее разнолика. Под исполняемый живым оркестром «Вальс цветов» в зал входят дамы в платьях с боа, мужчины творческого вида и солидные академики в галстуках-бабочках. Вот широко улыбающийся, готовый заключить в объятия в честь праздника каждого, включая представителей прессы, маэстро современной живописи Игорь Обросов, а вот разглядывающий в сторонке потрёпанные архивные документы светило физической науки Геннадий Месяц. Одетый в строгий серый костюм президент РАН Юрий Осипов и нарядившийся в чёрные атласные брюки и красную шерстяную кофту президент РАХ Зураб Церетели.

28 января (8 февраля) 1724 года вышел именной указ Петра I, которым государь извещал о том, что «указал учинить Академию, в которой бы учились языкам, также протчим наукам и знатным художествам и переводили б книги». Новое учреждение получило название «Академия, или Социетет художеств и наук», его первым президентом стал лейб-медик Лаврентий Блюментрост. Главной задачей Академии было «стараться о приведении художеств и наук в лутчее состояние». В 1999 году указом президента РФ 8 февраля стал официальным Днём российской науки Юрий Осипов и Зураб Церетели открывают выставку в честь 285-летия российской науки

«Мы специально так оделись, чтобы подчеркнуть, кто здесь представляет науку, а кто — искусство», — искренне смеялся перед телекамерами Зураб Церетели. Юрий Осипов рассказывал о единых исторических корнях и об уникальности архивов двух академий. После к микрофону выходили поэты, художники и скульпторы, выступающие так проникновенно, как могут, наверное, только люди искусства. Когда же и их запас красноречия был исчерпан (в какой-то момент мне показалось, что этого не произойдёт никогда), оркестр скрипачей заиграл фривольного Моцарта, и президенты академий, пританцовывая, пошли перерезать атласную ленточку в честь официального открытия выставки, приуроченной к 285-летию российской науки. На этом, пожалуй, тема науки была окончательно закрыта, и начался в полном смысле слова день искусства. Гости (впрочем, их же можно назвать и хозяевами) звенели бокалами с шампанским, вели светские беседы, шутили, как подобает богеме. Поддавшись всеобщему настроению вольнодумства, ваша покорная слуга подошла к Юрию Осипову и завела «антинаучный» разговор.

— Моя любовь — импрессионисты, — ответил на мою просьбу рассказать о предпочтениях в живописи «главный российский академик», давая понять, что ничто человеческое математикам не чуждо. — Особенно ценю работы Эдгара Дега и блестящих русских художников, которые уехали во Францию, — Константина Коровина, Георгия Лапшина. В их произведениях, несмотря на влияние французской школы, проглядывает нечто родное, русское… А вот модернистов не люблю.

Честное слово, мне совсем не хотелось на этом празднике интеллектуалов говорить про реформы науки, но как-то само собой вспомнилось о нежелании президента РАН привнести кое-что из стиля «модерн» в управление Большой академией. И не успела я об этом подумать, как уже произнесла:

В День науки учёные наслаждались искусством

— Юрий Сергеевич, а ведь Пётр Первый, основавший Российскую академию наук и художеств, был великим реформатором, а значит, в некотором роде модернистом…

— Я приветствую преобразования, благодаря которым организация приспосабливается к новым реалиям, — чётко уловил мою смелую аналогию г-н Осипов. — Но перестраивать само здание науки — на мой взгляд, полный бред. Наука — это самоорганизующаяся система, к ней никаких насильственных мер применять нельзя.

— Что же тогда приведёт российскую науку к ренессансу? — продолжаю беседу о прекрасном.

— В нашей Академии уже происходят большие позитивные изменения: она стала более компактной по структуре и численности сотрудников, появились новые научные направления. Все разговоры о том, что мы выживаем, цепляемся за соломинку, не имеют под собой основания. Подумайте только: в этом году несколько сотен талантливых исследователей приняли участие в конкурсе молодых учёных. Не десять и не двадцать! Это значит, что наука в стране развивается. При этом мы сталкиваемся и с новыми трудностями. Нас, наверное, справедливо упрекают в том, что мы плохо управляем имуществом, но ведь все предшествующие годы никто не ставил вопрос: «Как вы управляете?»…

Президент РАН рассказал ещё о том, что государство стало уделять больше внимания Академии, и что в научной среде декадентские настроения постепенно сменяются ожиданием посткризисного расцвета. Кажется, беседой он остался доволен.

А его коллега, президент Академии художественных наук Зураб Церетели, которому я составила компанию в созерцании полотен Андрея Васнецова, с удовольствием поведал о главном проекте РАН и РАХ, призванном, по его словам, «покорить весь мир». «В наших архивах хранятся уникальные документы по истории религии, науки и искусства, собранные по указу самого Петра Первого, — похвалился заслуженный московский скульптор и главный по художественным наукам. — Мы организуем выставку, которая сначала пройдёт во Франции, потом в Англии, Исландии, Италии, Санкт-Петербурге и Москве». И кризис, заметил господин Церетели, этому и другим начинаниям академий не помеха.