http://93.174.130.82/digest/showdnews.aspx?id=b878b1b1-3c5b-4d9e-a5e0-f1966da89799&print=1© 2024 Российская академия наук
И ладно бы с нею, с цитируемостью — не за одни ссылки в журналах работаем. Главное — по финансированию наша наука не просто ниже, а постыдно ниже мирового уровня. Всего 1,12 процента от валового внутреннего продукта.
А тут ещё Академию наук ликвидировали…
Именно так многими учёными было воспринято принятие в прошлом году закона о реформе РАН. Для чего её делали? — чтобы превратить академию наук в ничего не решающий клуб престарелых учёных. Институты отобрали, отдали их под какое-то ФАНО, деньги — тоже. Научных сотрудников сократят. А в комнатах наших будут сидеть комиссары от ФАНО и руководить фундаментальными научным исследованиями. Так, как умеют «эффективные менеджеры».
Впору взывать к поручику Голицыну…
А кто-то и взывал. Боролись. Писали. Выходили на митинги.
И… И вот в ближайшее время должен быть утверждён в правительстве новый устав РАН. Если что-то тектоническое не сдвинет сложившуюся конфигурацию интересов причастных элит, то устав станет фактически законом. Законом, по которому жить, конечно, академии… но в силу её веса в системе отечественной науки — и научной отрасли тоже. Например, то же ФАНО — Федеральное агентство научных организаций, под которое перевели академические институты, — должно соотноситься с этим уставом, чтобы окончательно определить поля взаимодействия с РАН.
Именно — взаимодействия. Ибо прошла первая волна столкновений вокруг реформы и вокруг полномочий — именно о них в конечном итоге ведётся речь во всякой реформе. Прошла череда трений, споров и утрясок. Настало время практического взаимодействия.
Это не значит, что искр выбиваться больше не будет. Но это уже так… Афтершоки, если сравнить с землетрясением. Вторичные толчки, в природе обычно затухающие. Однако первый результат уже очевиден: магнитуда была хоть и большой, но тотальных жертв и разрушений не случилось.
Прежде всего, конечно, благодаря вмешательству президента, который наложил мораторий на всячески резкие ломки сложившего порядка вещей, предложил всем потихоньку вживаться в новые формы и роли, чем сгладил углы и способствовал пусть настороженному, особенно поначалу, но диалогу. И заявленные первоначально цели обеих сторон постепенно трансформировались. В конце концов, рациональное начало взяло верх, и сейчас нащупывается новая формула существования отечественной науки.
И что же получается?
Физически научные учреждения РАН ей теперь не подчиняются. Оперативным управлением институтами занимается ФАНО. Оно же, что называется, содержит их материально.
Так что фундаментальная наука теперь из-под РАН вышла. И что же — она под ФАНО? Это теперь — академия наук?
Нет, отрицают здесь, мы, в общем, действительно только лишь менеджеры. В пульсарах и квазарах мало что понимаем, и на какой из них нацеливать «Радиоастрон» — решать не собираемся.
Но кто же тогда будет это решать? Э-э… РАН! Собственно, академия будет и далее предлагать государственные программы фундаментальных научных исследований. И, в общем, в оценке их результатов её слово будет не последним. А именно на эти программы и будет выделять деньги государство.
В адрес ФАНО.
А уж определять конкретику в этих самых квазарах — это дело научных работников. В крайнем случае — директора института.
Значит, РАН становится как бы мозгом российской науки, а ФАНО — её руками? Или, точнее, мастерской или лабораторией, обеспечивающей «руки» условиями для работы?
Нет, такой простенькой схемы не получается. Распределение функций в ней более сложно и до конца покамест ещё неясно — окончательный алгоритм ещё только складывается. И не исключено, что он будет работать, может быть, даже более эффективно, чем в благодатные для науки советские годы. Тем более что эффективность науки тогда вовсе не была такой уж высокой.
Чем была Академия наук в советской схеме? Если упрощённо, то исполнителем. Квалифицированным исполнителем научного заказа государства.
Характерный пример с созданием атомной бомбы.
Государственный комитет обороны (ГКО) велел: «Обязать Академию наук СССР возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путём расщепления ядра урана». Созданный при ГКО СССР Специальный комитет спросил: «Что нужно для достижения результата, товарищи учёные?» (и очочками этак бликнул обещающе). А товарищи учёные, рассказав, что требуется, и получив оное, атомную бомбу создали. А по пути — атомную энергетику, атомную промышленность, новые разделы физики, химии, биологии, ускорители и так далее.
Правда, цена этого достижения была ой какой запредельной…
Потом стало помягче, без бликов пенсне, но принцип оставался: государство заказывает и даёт деньги — академия наук исполняет — государство контролирует и принимает. Лишь в ходе нарастающих реформ и потерь 90-х годов государство самоустранилось из этой схемы, и Академия наук постепенно сама начала составлять для себя программы фундаментальных исследований, сама контролировать их, сама выбивать под них деньги. Конфликт с министерством образования и науки, заложенный к тому же в самом его названии, — наука ведь, по сути, заказчик и потребитель образования, не могут они жить под одной крышей, — этот конфликт, отравлявший научную атмосферу страны все последние годы, был неизбежен.
Что же теперь? Теперь академия — да, теряет «руки» в образе исследовательских организаций. Но при этом становится профессиональным сообществом предельно компетентных и предельно — что может быть выше звания академика? — авторитетных экспертов. Оно и подготавливает для утверждения государством стратегию научного поиска. Дальнего и ближнего.
И теперь РАН парадоксальным образом находится на стороне заказчика, становится инструментарием государства по формированию и формулированию заказа на науку.
А ФАНО становится исполнителем — в качестве управляющего и организатора непосредственной работы научных институтов.
При этом сами институты в юридическом и в научном статусе остаются вполне самостоятельными субъектами — никаких комиссаров от ФАНО там рассаживать не предусматривается.
Управляет же институтом, как и прежде, директор, в качестве прежнего главы юрлица, отвечающего за его деятельность.
А директор… в любом случае он — креатура РАН, если не действительный её член. Или член-корреспондент.
Круг замкнулся. Функции академии сместились с тех мест, на которых они закрепились по итогам советской схемы, но наукой как таковой управляет по-прежнему она.
В общем, некая система «двух ключей», о которой раньше говорил и за которую ратовал президент РАН Владимир Фортов, похоже, складывается.
Хотя… И она ещё только-только приобретает очертания.
Но уже есть главный результат во всём, что случилось и что проделано с начала реформы. Он в том, что никто — ни РАН, ни ФАНО, ни Минобрнауки — не щеголяет готовыми ответами. Ни у кого нет позиций, которые беспощадно наезжали бы друг на друга, словно литосферные плиты, готовя новое землетрясение. Все стороны ищут устраивающую все стороны новую формулу.