Об авторе: Сергей Михайлович Пястолов – доктор экономических наук, профессор, главный научный сотрудник Центра научно-информационных исследований по науке, образованию и технологиям, Институт научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН).

Семантика стратегий научно-технологического развития должна формулироваться на родном языке

В тревожном ритме сообщений с западных границ и дипломатических фронтов, в нарастании ощущения обстановки «атакуемой крепости» тема Стратегии научно-технологического развития (СНТР) как будто ушла с повестки дня. Так, несмотря на то что положения СНТР, сформулированные еще в 2016 году, приобрели большую актуальность, на сайте «Большие вызовы и приоритеты научно-технологического развития» не замечено поправок и добавлений, хотя их необходимость стала очевидной уже в ходе пандемийного периода. В отношении соответствующих нормативных документов СНТР был высказан ряд замечаний. Однако мы не считаем, что ответ на вопрос о провале стратегии очевиден. Очевидно другое: полученный опыт должен быть осознан. И в связи с этим предлагаем обратить внимание на категорию «семантика» в контексте управления наукой.

Рис.1. Частота упоминаний понятия «достоинство знания» за период 1900–2019 годов в русскоязычных публикациях.

Метафоры и мифы управления

Полезно отметить, что приемы и методы эффективного управления – то, что сегодня называют сложными социотехническими системами, – долгое время держались в секрете и были доступны только соответствующим службам.

Так, известна легенда об императоре Ашоке (Южная Азия, Индия с 273 года до н.э.). Об этой легенде поведал беллетрист Луи Жакольо (1860-е), служивший при Наполеоне III консулом Франции в Калькутте. Имея доступ к секретным документам, Луи собрал редкие книги, посвященные великим тайнам древности, одна из которых – тайна общества девяти Неизвестных, созданного императором Ашокой. По замыслу, одной из задач общества была реализация запрета использования разума во зло.

Легенда гласит, что каждому из девяти Неизвестных было поручено хранить одну из девяти тайных книг, предположительно из наследия Атлантиды. Первая книга содержала знания – в современной терминологии – о психологии толпы и воздействии на массы. Книги 2–8-я были о том, что сегодня называют NBIC-технологии (нано-, био-, инфо-, когито-), парапсихология и сверхспособности. Девятая книга содержала законы эволюции обществ, знание которых позволяет предвидеть их развитие и падение.

По итогам обзора такого рода сведений и анализа современной ситуации можно заключить, что языки знания и языки власти уже давно стали плохо совместимыми.

Наука, объясняющая отчасти первую книгу Ашоки, была представлена общественности в начале 1920-х и позже была описана в монографии Альфреда Коржибски «Общая семантика». «Психология толпы» (La Psychologie des Foules, 1895) Гюстава Лебона более практико-ориентирована и описывает более краткосрочные эффекты. Хотя, как известно, Троцкий и Ленин высоко оценивали этот труд; об их знакомстве с трудами Коржибски историки не сообщают.

По существу, Коржибски сделал открытие: «коллективная, массовая и легко поддающаяся воздействию чужого сознания» – таковы характеристики новой, иной цивилизации, которая пришла на смену цивилизации, сформированной Просвещением и создавшей индустриальную экономику.

Семантические интервенции

Особенностью современных семантических событий по сравнению даже с не столь давними временами оказывается сокращение сроков проявления эффектов того, что науковеды называют «семантическими интервенциями» (СИ). Так, с момента появления концепции «невидимой руки рынка» (1776) до начала Великого голода в Ирландии прошло без малого 70 лет. Эти два события Мишель Фуко соединил в своем тезисе о биополитике (Naissance de la biopolitique, 2004 – «Рождение биополитики»).

Разработка и применение биополитических методов в управлении потребовали нового набора знаний (connaissances), включавшего статистику, демографическую, государственную политику, обновление дискурса законодательства и т.д. Семантическое поле биополитики, в свою очередь, включило понятия британской классической политэкономии («либеральное искусство управления» оправдывало бездействие правительства, не желавшего помогать голодающим Ирландии, действием рыночных законов).

Помимо прочего, понадобились новые термины экономического учета. Так, вместо «людей» появилось «население». А биополитика населения в конце XVIII века стала средством осуществлении власти над коллективным способом жизни.

Если рассмотреть «население» современной науки, то можно встретить такую версию диверсификации идей, вокруг которых группируются ученые с различными поведенческими паттернами: 1) «чистая наука»; 2) гибрид: «чистая наука» плюс научно-административный интерес; 3) «наука = политика».

Тогда, рассматривая множество: Наука = [Наука 1; Наука 2; Наука 3], мы обнаружим, что, в свете текущих событий и согласно оценкам ряда ведущих научных организаций мира, «Наука 1» в классификации типов наук постправды остается за скобками. Национальные академии наук США, например, в условиях борьбы с пандемией определяют три наиболее необходимые разновидности науки: актуальная, стратегическая и неотложная. При этом науковеды встречают на просторах науки самые различные случаи постправды, «мягких фактов», «научных сказок от элиты для народа» (elite folk science) и т.п.

Рис. 2. Частота упоминаний понятия «достоинство» в отношении к частоте
упоминаний понятия «свобода воли» за период 1900–2019 годов
в русскоязычных публикациях.

Еще раз оценивая сроки проявления эффектов СИ, отметим, что, например, с момента предложения физиком из Калифорнийского университета в Сан-Диего Х. Хиршем одноименного наукометрического индекса (2005; первоначально для оценки научной продуктивности физиков) прошло менее 20 лет. Однако сокращение популяции представителей группы «Наука 1» в среде ученых стало сегодня более чем заметным.

Это сказывается на качестве научных результатов. Денис Косяков, заместитель директора научно-технической библиотеки Сибирского отделения РАН, сообщает: свыше 40% прироста публикаций (2010–2016) в РФ получено за счет сомнительных стратегий («мусорные» журналы, привлеченные статьи и авторы, самоцитирование, псевдоконференции).

Представители российского регулятора отмечают лишь некоторые негативные эффекты наукометрической интервенции. «…Корабль науки немножко качнуло в другую сторону», – замечает физик, академик Григорий Трубников. Это – знаковое замечание.

Zemblanity и Serendepity

Дело в том, что понятия, как и другие слова, рождаются, живут и умирают в определенном семантическом поле. Поле, впитывая образы и смыслы слов, приобретает специфические характеристики. По отношению к такой целевой характеристике, как успех, шкала индикатора «способности генерировать успех» имеет два полюса: Zemblanity и Serendepity. Эта англоязычная разработка появилась сравнительно недавно. Однако русские аналоги, близкие ко второму параметру – озарение, вдохновение, интуиция, в научных текстах уже стали заменяться понятием «серендипность». Для первого параметра русский человек «серендипно» найдет множество эпитетов, но вряд ли они смогут быть помещены в научный дискурс.

Много показательных примеров Zemblanity встречаются в описаниях трагических происшествий на воде. Это, например, трагедии корейского парома Sevol и итальянского круизного лайнера Costa Concordia. Именно в статье, анализировавшей причины последней трагедии, автор впервые встретил упоминание о Zemblanity. Эксперты, тщательно проверив все связанные с инцидентом документы, пришли к выводу о том, что команда и капитан ни в чем не нарушили инструкции и методические рекомендации. Но так получилось…

Вероятно, если бы капитан не проявил малодушия и не покинул терпящее бедствие судно, спрятавшись за спинами пассажиров, его могли бы оправдать на состоявшемся суде.

Семантическое поле обладает потенциалом, подпитывающимся из определенного источника. В зависимости от вида энергии в этом источнике поле может принимать или выталкивать те или иные семантические единицы. В качестве примера рассмотрим понятия «достоинство знания» и «достоинство».

Рис.3. Частота упоминаний понятия Grand Challenge за период 1980–2019 годов в трех языковых множествах: английский, французский, немецкий.
Составлено автором

Когда авторы и издатели журнала «Вопросы философии» решили на круглом столе в феврале 2016 года обсудить «достоинство знания» как проблему современной эпистемологии, им пришлось в английской версии указать Self-Integrity of Knowledge. Но похоже, что эти понятия располагаются в разных семантических полях, если смотреть с точек зрения указанных выше групп ученых.

В качестве оптики выбран ресурс открытого доступа Google Ngram Viewer (GNV). На построенном с использованием GNV графике показан процент публикаций, содержащих указанное выражение, во всех источниках на соответствующем языке, хранящихся в базе данных Google.

Рис. 1 позволяет предположить, что в 1918-м, в конце 1940-х среди пишущих на русском было гораздо больше людей, обеспокоенных «достоинством знания», чем в нынешнее время. При этом в англоязычной версии проблема Self-Integrity (или в близком значении – Reseach Integrity) вызвала всплеск числа публикаций примерно с 2018 года. Особый интерес должна вызвать динамика «достоинства» как гражданского чувства в отношении к появлению в печати понятия «свобода воли», предположительно чувства религиозного (рис. 2).

Большие вызовы вместо проблем

Оценка потенциала национальной администрации, а также возможностей правительства формировать и проводить политику в области науки и технологий проводится в первую очередь по формальным статистическим показателям. В условиях кризисной напряженности, усилившейся из-за пандемии, мы все чаще встречаем знакомые нам призывы к «ускорению», «адаптации к более коротким временным циклам», обращенные к ученым. Такого рода обращения к чувствам участников процессов научно-технической революции (НТР), которые обнаруживаются не только в публицистике, но и в нормативных документах, заслуживают специального изучения.

Показательно наблюдение эволюции понятий Grand Challenge («большие вызовы», БВ) и Frontier Research («фронт исследований»).

В связи с последним понятием следует отметить странную миопию: в ряде недавних российских научных статей название принятого в США в качестве целеполагающего норматива «The Endless Frontier Act» переводится как «Акт о бесконечных границах», хотя, по существу, это Акт о бесконечном переднем крае (науки). Этот документ принят в ознаменование 75-летнего юбилея «самого влиятельного в истории США» доклада «The Endless Frontier» (1945), составленного Ванневаром Бушем. Термин frontier пришел из американской истории завоевания Дикого Запада, когда границы захватываемых территорий были в то же время фронтом наступающей «цивилизации», или фронтиром, передним краем. Ванневар Буш в 1945 году представил в своем докладе президенту США видение того, каким образом американская наука, победившая во Второй мировой войне, продолжит свои успехи.

Американцы не намерены отказываться от своей тактики, до сих пор поддерживающей их лидерские позиции, и не только в сфере науки, образования (высшего) и технологий. Принятый в 2018 году документ так и называется: «Strategy for American Leadership in Advanced Manufacturing» («Стратегия американского лидерства в передовом производстве»; подробнее: Егерев С.В., Пястолов С.М. Стратегии инновационного развития США: Аналит. обзор / РАН. ИНИОН – М., 2021). Нынешняя стратегия Science Frontier – завоевание пространства исследований посредством стандартизации, рейтингов, создания «международных партнерств».

Хороший пример этой стратегии в действии – продвижение стандартов научно-инженерного образования STEM (Science, Technology, Engineering, Mathematics. Кстати, еще полвека назад это было MEST, но затем буквы переставили ради пущего благозвучия и символизма).

Военная риторика сменилась риторикой спортивной. В истории с большими вызовами это очевидно. С начала XIX века и до 1980-х понятие БВ чаще всего соотносилось со спортом. Известна, например, такая форма спортивных состязаний, как challenge cups.

Американский исследователь Д. Калдвей приводит данные GNV, где показано, что пик использования понятия «проблемы» в научном дискурсе приходится на 1980 год, а затем оно начинает постепенно замещаться понятием БВ. Отмечается также «внезапность», с которой администраторы научной сферы США «импортировали» это понятие в оборот сферы управления научными исследованиями. Калдвей отмечает известные «национально фреймированные вызовы», воспринятые как «угрозы» в США/Европе: «Советский вызов» (1950-е, 1980-е), «Американский вызов» (1960-е), «Японский вызов» (1980-е), бывшие заметными раздражителями в свое время.

На рис. 3 видна вершина линии БВ (эффект политический: ставший в 1993 году президентом США Билл Клинтон должен был ответить на «вызовы времени», которые затем нашли отражение, в частности, в Стратегии национальной безопасности США, 1994 год). Затем наблюдаем довольно резкое падение популярности БВ до 1999 года. Возможно, на это каким-то образом повлияли процессы «новой информатизации», в ходе которых шли обращения к соответствующим американским нормативным установкам.

Дело в том, что в трактовке 1987 года Федерального координационного совета по науке, технологии, инженерии США и в ряде последовавших указаний БВ определяется довольно прозаично, как случай «фундаментальной проблемы в науке и инженерии, решение которой предполагает широкие применения ресурсов высокопроизводительных компьютеров в ближайшем будущем». Затем начинается подъем, и, возвращаясь к метафоре состязаний, заметим, что это, по всей видимости, результат игр Европейской комиссии, которая решила сделать ставку на БВ, отказавшись на время от Frontier Research. Термины присутствуют в заголовке отчета экспертной группы 2006 года: «Передний край науки: европейский вызов» (Frontier Research: The European Challenge). Здесь уже видна командная игра.

Включаясь в «игры»

Действительно, общественный резонанс в примерах с БВ оказывается гораздо большим, чем при использовании «обычных» понятий. Отмечено, что эффекты такого рода резонансов обеспечиваются, помимо прочего, методикой, обозначаемой термином «играизация» (gamification).

Уже первые наблюдения и практические результаты играизации оказались настолько вдохновляющими для высших чиновников во всем мире, что они стали обращаться к опыту управления поведением пользователей игровых программ для целей усиления акцентов государственной политики в таких областях, как здравоохранение, образование и практики гражданского общества. И уже на самых высоких уровнях задействованы технические, культурные, экономические и политические силы с тем, чтобы более эффективно использовать потенциал вычислительных технологий и практик социального конструктивизма в общественных сферах, отраслях промышленности и на рынках.

Включаясь в такие «игры», наш российский регулятор обычно запаздывает на десятилетие. Например, СНТР, где БВ оказались ключевым элементом, принята как раз через 10 лет после упомянутого выше заключения Еврокомиссии. При этом играть приходится по чужим правилам, которые, как мы наблюдаем сегодня, могут «внезапно» измениться.

Импорт стратегий, помимо прочего, искажает систему приоритетов. Эксперты, например, обнаруживают в нормативных положениях отечественной СНТР признаки семантических диверсий: не отражен весь инновационный цикл, термин «общественный заказ» заменяет «государственный заказ», морфологический саботаж (отсутствие общей логики и внутреннего единства законодательного комплекса в сфере науки, четких ориентиров развития) и т.п. Как следствие – образ слова размывается, исполнитель уже не видит в управляющих категориях понятного триединства «образ–знак–действие».

Наверное, необходимо вспомнить о том, что «эффект Спутника» в свое время стимулировал реструктуризацию системы образования и затем всего научно-технологического комплекса в США и других западных странах. И важно понять, что слова, которыми будет выражена «национальная идея», должны взращиваться на родном семантическом поле.