Человек, который снял с русского ландшафта
серую пелену ямщицкой скуки
255 лет назад Петр-Симон Паллас отправился
в свою первую экспедицию по России, которая охватила огромную
территорию империи — от ее европейской части до Забайкалья.
Экспедиция длилась шесть лет и принесла Палласу мировую научную
славу.
Спустя четверть века он отбыл в свою последнюю
научную экспедицию — в Крым. Этот вояж в научном плане был намного скромнее, но
гораздо важнее для академика Палласа в житейском плане. Он приобрел в Крыму
несколько имений и построил большую городскую усадьбу в Симферополе с явным
намерением обосноваться и спокойно прожить здесь остаток своей жизни. Только
это у него не получилось.
«Сегодня многие члены РАН имеют (если имеют) о
своем великом предшественнике весьма смутное представление» — так писал об
академике Палласе председатель правления Санкт-Петербургского союза ученых Лев
Боркин в 2016 году, накануне 275-летия со дня рождения Петра-Симона Палласа. А
ведь в свое время Паллас был в российской науке XVIII века если не равнозначной
фигурой ее символу Михаилу Васильевичу Ломоносову, то уж точно ученым того же калибра,
что Кювье и Бюффон в западноевропейской науке.
Открытие
России
По подсчетам Льва Яковлевича Боркина, если не
считать переизданий, Паллас написал 20 монографий и 131 научную статью. А если
рассортировать его работы по направлениям, то он внес вклад как минимум в 14
наук. Помимо зоологии и ботаники это география, геология, палеонтология,
метеорология, этнография, востоковедение, религиоведение (буддология), история
и археология, лингвистика, медицина, сельское и лесное хозяйства, горное дело.
Но главная научная заслуга Палласа состоит,
конечно же, в том, что он создал «грандиозную панораму огромной, многоликой и
тогда мало изученной страны, обрисовав ее разнообразную природу и
многочисленные народы от Балтики до Забайкалья и от полярной тундры до прикаспийской
пустыни». Все последующие исследования в перечисленных выше областях науки на
территории нашего Отечества базировались и поныне базируются на том фундаменте,
который заложил Паллас в ходе своей знаменитой экспедиции.
Но дело не только в науке. Сейчас, наверное,
мало кому известно, что Гоголь в 1849 году собственноручно исписал четыре
тетради конспектом книги Палласа «Путешествие по разным провинциям Российского государства
в 1768–1773 гг.», отметив в итоге: «С ним я точно проехался по России от Питера
до Крыма». Примерно то же самое через много лет после Гоголя написал Мандельштам:
«Никому, как Палласу, не удавалось снять с русского ландшафта серую пелену ямщицкой
скуки». Иные слова, кроме как «открытие России», для трудов Петра-Симона
Палласа подобрать сложно.
На рубеже XIX и XX веков даже планировалось
поставить ему памятник в Санкт-Петербурге, но в итоге монумент Палласу
поставили только в советское время в железнодорожном поселке Палласовка в
Нижнем Поволжье, названном его именем 1904 году, да и то, похоже, только
потому, что тогда здесь жили почти исключительно поволжские немцы. Сейчас
немцев нет, все они были депортированы в 1941 году, зато есть памятник академику
Палласу скульптора Александра Михайловича Таратынова, отлитый в Минске и
установленный в Палласовке в 1989 году.
Памятник замечательный. На нем Паллас,
спешившийся с коня (оба в натуральную величину), смотрит вдаль, наверное, в
сторону соленых озер Эльтон и Баскунчак, о чем гласит надпись на постаменте
«Географическая экспедиция во главе с П. С. Палласом — академиком Российской императорской
Академии наук — в 1773 году исследовала район озер Эльтон, Баскунчак». Памятник
исполнен в классическом стиле и вполне мог быть поставлен в Александровском
саду Северной столицы, где он хорошо бы смотрелся в паре с памятником
Пржевальскому 1902 года работы академика Ивана Шредера. Впрочем, таких
«упертых», как говорят в народе, ученых, как Паллас, «бронзы многопудье»
интересует в последнюю очередь.
Несостоявшийся
доктор
Он был сыном прусского профессора медицины
Симона Палласа, главного хирурга Берлинской медико-хирургической коллегии (ныне
клиника «Шарите»), автора учебников по хирургии, и будущее Палласа-младшего было
предопределено. С 13 лет отец и коллеги отца учили мальчика медицине. Потом
были университеты — Берлинский, Галле-Виттенбергский, Геттингенский и Лейденский,
где он совершенствовался в медицинских науках, а в последнем получил диплом и
ученую степень доктора медицины.
Как раз в теме его докторской диссертации «De
infestis veventibus intra viventia» («О вредителях, живущих внутри организмов»)
заметен первый намек на бунт Петра-Симона против отцовского намерения сделать
его практикующим врачом. Диссертация была не столько о симптомах глистной
инвазии и ее лечении, сколько о систематике плоских и круглых червей, причем с
критикой линнеевской «Системы Природы», где таксономия класса червей, по мнению
диссертанта 20 лет от роду, была неправильно построена, что в медицинской
диссертации выглядело, мягко говоря, странно.
В Лейдене Паллас проводил больше времени за
разбором зоологических и ботанических коллекций, собранных за два века в
голландских колониях в обеих Индиях, нежели в прозекторской и больничных палатах.
Потом из Голландии он отправился в Англию, где тоже изучал не замечательные
английские госпитали, как ожидал его отец, а естественно-научные коллекции и
провел свои первые самостоятельные исследования морских гидробионтов.
В попытке принудить сына вернуться в медицину
его отец, сам в прошлом полковой хирург, выхлопотал ему должность военного
врача в Голландии и велел сыну вернуться туда немедленно. Но к возвращению
Палласа-младшего в Голландию Семилетняя война, в которой Англия и Голландия
воевали на стороне Пруссии, закончилась, и Петр-Симон вернулся в Берлин, а
оттуда, получив разрешение отца, который, похоже, устал направлять сына на путь
истинный, снова вернулся в Голландию, где уже вплотную занялся зоологией. Здесь
он провел три года, опубликовал несколько научных работ, главными из которых
были «Elenchus Zoophitorum» («Классификация зоофитов») и «Miscellanea
Zoologica» («Зоологический сборник»).
Здесь же, в Голландии, он был избран членом
Лондонского Королевского общества (английской академии наук) и Императорской
Римской академии естествоиспытателей в Галле и уже планировал экспедицию на мыс
Доброй Надежды и в Индию. Но получил приглашение из России и в 1767 году уехал
в Санкт-Петербург, чтобы возглавить экспедицию, снаряжаемую по повелению Екатерины
II «в различные области Российской империи».
Академик
для Сибири
Часто пишут, что его пригласила лично Екатерина,
но это вряд ли. В полном списке корреспонденций Екатерины Великой, составленным
Императорским русским историческим обществом в 1885 году, числятся четыре ее
письма непосредственно Палласу и десять писем с упоминаем имени Палласа —
Вольтеру, немецкому просветителю барону Фридриху Гримму и швейцарскому доктору
Циммерману. Но самое ранее из всех них (Вольтеру) датируется 1772 годом, то
есть написано императрицей, когда Паллас уже возвращался из экспедиции по
России.
Скорее всего, приглашение Палласа в
Императорскую академию наук было инициировано кем-то из академиков-немцев,
благо их в академии много, благоразумно решившим вызвать молодого и энергичного
«варяга» и взвалить на него всю ответственность за исполнение грандиозного
плана императрицы за один раз изучить всю Россию. И все шло обычным
бюрократическим путем. За исключением одного момента. По академическим правилам
того времени новичок, если речь шла не об известном и признанном корифее наук,
избирался сначала на должность адъюнкта академии («аспиранта», или соискателя
академического звания по современной терминологии), и лишь потом при соответствующих
научных заслугах его могли избрать академиком — ординарным (если имелась
вакансия) или неординарным (внештатным).
В данном случае, как говорится, имел место торг
между приглашаемым и приглашающей стороной — Императорской академией наук,
который длился почти год. А закончился он тем, что весной 1767 года Петр-Симон
Паллас, 25 лет от роду, с довольно скромным по академическим меркам научным
багажом прибыл в Петербург и 1 июля 1767 года был избран ординарным академиком
с должностью профессора естественной истории.
Подготовка к физической экспедиции Императорской
академии наук заняла год. Летом 1778 года Паллас с основным отрядом экспедиции
выехал из Санкт-Петербурга. Его маршрут пролегал по центральным губерниям,
Поволжью, Прикаспийской низменности и далее Уралу, Западной Сибири, Алтаю и
Забайкалью вплоть до Даурии. В общей сложности туда и обратно отряд прошел без
малого 30 тыс. км. На обратном пути через Казань Паллас удачно разминулся там с
Пугачевым. Паллас уже подъезжал к Петербургу, когда Пугачев взял Казань.
Полтора века спустя Мандельштам в своих записных книжках 1931–1932 годов
ерничал по этому поводу: «А ведь его благородие… мог попасть в лапы к Пугачеву.
То-то он писал бы ему манифесты на латинском языке или указы по-немецки. Ведь
Пугачев жаловал образованных людей. Он бы в жизни Палласа не повесил. В
канцелярии Петра Федоровича сидел тоже немец, поручик Шваныч или Шванвич. И строчил:
ничего...».
Академическая
рутина
По возвращении в Петербург Паллас занялся
приведением в порядок собранных в экспедиции огромных материалов и своих
дневников, которые он отправлял в академию в ходе своего путешествия и которые
еще некоторое время продолжали поступать сюда из отдаленных мест. Этим он и
занимался следующие 20 лет, попутно исполняя свои служебные обязанности по
академии, число которых постоянно росло, а также научные прихоти императрицы,
как, например, составление сравнительного лексикона языков и наречий народов
мира.
Об идеи единства всех мировых языков Екатерина
прочитала в 1784 году в книге французского просветителя и духовного лидера
французских протестантов Антуана Кура де Жабелена «Monde primitif: analyse et
compare avec le monde moderne» («Первобытный мир: его анализ и сравнение с
современным миром»). Загорелась этой идеей и написала барону Гримму: «Если бы
г. Кур-де-Жебелен знал по-славянски или по-русски, он сделал бы еще больше
интересных открытий». А поскольку тот по-русски не понимал и новых открытий не
делал, императрица решила сама найти корни праязыка, на котором говорили люди
до Вавилонского столпотворения, и поручила академии по-быстрому это сделать.
Палласу пришлось на время отложить дела по
своему научному профилю и рассылать специальные анкеты губернским властям
империи и за границу. Через два года вышел первый том языков и наречий народов
Азии и Европы, а в 1791 году вышел четырехтомный «Сравнительный словарь всех
языков и наречий, по азбучному порядку расположенный», труд довольно
сомнительной научной ценности с точки зрения лингвистов.
Параллельно Паллас учил основам естествознания
внуков императрицы Константина и Александра (будущего императора) и готовил к
изданию публикации по результатам экспедиции, из которых наибольшую известность
получило его «Путешествие по различным провинциям Российской империи» (1776),
ботаническое описание империи «Flora rossica» (1786) и его опус магнум
«Zoographia Rosso-Asiatica» (1811).
Платан
на улице Ленина
В свою вторую и последнюю экспедицию Паллас
собрался только через четверть века. В феврале 1793 года он выехал из
Петербурга в Москву, а оттуда отправился на юг через Пензу в Царицын и Астрахань,
проехал немного вдоль Кавказской линии, отделявшей тогда российские владения от
немирных горцев, а затем через Новочеркасск, Таганрог и Мариуполь в октябре
того же 1793 года прибыл в Крым, где остановился на зиму у своего коллеги
члена-корреспондента Императорской академии Карла Габлица в его имении в
деревне Чоргунь (ныне Черноречье) в 8 верстах от Балаклавы.
В следующем, 1794 году он проехал вдоль гряды
крымских гор со стороны предгорья и, вернувшись осенью в Петербург, подготовил
к печати «Tableau physique et topographique de la Tauride tire du journal d'un
voyage fait en 1794» («Физико-топографическая картина Тавриды из дневника путешествия,
совершенного в 1794 году»). Эта монография вышла в свет в 1795 году и
открывалась посвящением князю Зубову, тогда всесильному фавориту Екатерины.
Эта поездка Палласа выглядела довольно странно
для обычной научной экспедиции. В Крым Паллас отправился с женой (третьей по
счету) и дочерью (точнее падчерицей) от первого своего брака. От второй жены у
него было трое детей, но все умерли в младенчестве. Четвертым членом экспедиции
в Крым был штатный рисовальщик академии, который фиксировал научные находки
Палласа. Некоторые историки в XIX веке писали, что Паллас был вынужден покинуть
столицу из-за каких-то интриг то ли при дворе, то ли в академии и его поездка в
Крым была не академической командировкой, а путешествием за свой счет.
Трудно сказать, насколько это достоверно,
интриги екатерининской эпохи — любимая область историков всех поколений вплоть
до нынешнего. Но, скорее всего, крымская поездка Палласа была с его стороны
разведкой места, где он решил провести остаток своей жизни на пенсии, если выражаться
современными терминами. А его монография по геофизике Крыма, посвященная светлейшему
князю Платону Зубову,— предлогом получить пенсион для спокойной работы над своими
еще не завершенными трудами.
И ехал он в Крым не наобум, а к членкору
академии Карлу Габлицу, который был еще и гражданским вице-губернатором
Таврической губернии, обосновался в Крыму девять лет назад и имел здесь
пожалованные ему Потемкиным имения в Судаке и Чоргуни. В Чоргуни, которая по
имени ее владельца к тому времени уже назвалась Карловкой, и остановился Паллас
с семьей. У гостей было время проконсультироваться с хозяином насчет условий
жизни в Крыму, наиболее подходящих здесь мест для их обустройства и цен на
недвижимость. С большой вероятностью были и просьбы к хозяину посодействовать
им своей вице-губернаторской властью.
План Палласа сработал. В ответ на его просьбу
откомандировать его в Крым императрица, а фактически светлейший князь Зубов,
заменивший императрице умершего к тому времени Потемкина и имевший в наборе
своих титулов и должностей Таврическое генерал-губернаторство, в 1795 году
даровал академику Палласу имения Шули в Ай-Тодорской долине (ныне Терновка) и
земли в Судакской долине под устройство виноградников и виноделен, а также 10
тыс. руб. на их обустройство, сумму, равную жалованию академика того времени за
десять лет. Академическое жалованье Паллас, впрочем, тоже сохранил.
Интересно здесь то, что имения Палласа в Шули
находилось всего в 5 верстах от имения Габлица, а виноградники в Судаке в
буквальном смысле через забор. Кроме этого Паллас прикупил себе еще третье
имение в деревеньке Калмук-Кара (ныне Дмитрово) в Симферопольском уезде, в 18
верстах от административного центра Крыма Ак-Мечети, уже переименованной в
Симферополь, где была вице-губернаторская резиденция Габлица. Имения Палласа в
Судаке и Шули и даже в Калмуке были хороши как дачи, но располагались
далековато от местной власти, 18–20 верст по тем временам означало день дороги.
Потому по приезде в Крым Паллас с женой
озаботились городской усадьбой в Симферополе и нашли прекрасный вариант —
дворец калги-султана на берегу реки Салгир. Калга был первым по рангу
сановником после крымского хана, своего рода вице-хан. Высшая власть к нему
переходила только после смерти хана и длилась недолго, пока ханский престол не
занимал очередной Гирей и его не утверждали в Стамбуле. Дворец бежавшего в
Турцию калги был разрушен и обошелся Палласу сравнительно недорого.
После евроремонта в буквальном смысле этого
слова семья Палласов вселилась в просторный, 20-комнатный каменный дом под
черепичной крышей, с хозяйственными корпусами и флигелями и восьмигранной
башней обсерватории. Паллас называл свою городскую усадьбу «Каролиновкой» по
имени жены Каролины. Он прикупил к ней соседние участки и разбил большой сад.
Сейчас здесь городской парк Салгирка, памятник садово-паркового искусства, он
же — Ботанический сад Таврической академии им. В. И. Вернадского. Прикупал
землю Паллас и в Ай-Тодорской долине, со временем его земельные владения в
Крыму превысили тысячу десятин (гектаров). Словом, осваивался академик в Крыму,
похоже, навечно.
Однако период крымского благополучия Палласа
надолго не затянулся. Екатерина умерла, власть сменилась, и у академика
начались неприятности с недвижимостью. Сразу после присоединения Крыма к России
начался массовый исход татарского населения в Турцию. Но потом татары начали
возвращаться. Часть спорных участков по решению суда Палласу пришлось вернуть
прежним хозяевам в 1798 году, по остальным судебные тяжбы тянулись годами. В
1810 году Паллас попросил Академию наук предоставить ему бессрочный отпуск и с
дочерью и внуком уехал в Берлин, где ему якобы было необходимо поторопить публикацию
главного труда своей жизни «Zoographia Rosso-Asiatica». Через год он там умер.
Жена его, Каролина, осталась в Крыму, потихоньку распродавая то, что можно было
продать.
На сегодня здесь от Палласа остался только
платан его имени, который растет в селе Чернореченском по адресу: ул. Ленина,
8, и охраняется государством. Память довольно эфемерная. По разным оценкам,
возраст платана колеблется от 195 до 230 лет, так что посадил его Паллас или кто-то другой —
большой вопрос.